Портрет Дориана Грея
1891
Краткое содержание романа.
Читается за 5–10 мин.
Оригинал — за 6−7 ч.
В солнечный летний день талантливый живописец Бэзил Холлуорд принимает в своей мастерской старого друга лорда Генри Уоттона — эстета-эпикурейца, «Принца Парадокса», по определению одного из персонажей. В последнем без труда узнаются хорошо знакомые современникам черты Оскара Уайльда, ему автор романа «дарит» и преобладающее число своих прославленных афоризмов. Захваченный новым замыслом, Холлуорд с увлечением работает над портретом необыкновенно красивого юноши, с которым недавно познакомился. Тому двадцать лет; зовут его Дориан Грей.
Скоро появляется и натурщик, с интересом вслушивающийся в парадоксальные суждения утомлённого гедониста; юная красота Дориана, пленившая Бэзила, не оставляет равнодушным и лорда Генри. Но вот портрет закончен; присутствующие восхищены его совершенством. Златокудрый, обожающий все прекрасное и нравящийся сам себе Дориан мечтает вслух: «Если бы портрет менялся, а я мог всегда оставаться таким, как есть!» Растроганный Бэзил дарит портрет юноше.
Игнорируя вялое сопротивление Бэзила, Дориан принимает приглашение лорда Генри и, при деятельном участии последнего, окунается в светскую жизнь; посещает званые обеды, проводит вечера в опере. Тем временем, нанеся визит своему дяде лорду Фермеру, лорд Генри узнает о драматических обстоятельствах происхождения Дориана: воспитанный богатым опекуном, он болезненно пережил раннюю кончину своей матери, наперекор семейным традициям влюбившейся и связавшей свою судьбу с безвестным пехотным офицером (по наущению влиятельного тестя того скоро убили на дуэли).
Сам Дориан между тем влюбляется в начинающую актрису Сибилу Вэйн — «девушку лет семнадцати, с нежным, как цветок, лицом, с головкой гречанки, обвитой тёмными косами. Глаза — синие озера страсти, губы — лепестки роз»; она с поразительной одухотворённостью играет на убогих подмостках нищенского театрика в Ист-Инде лучшие роли шекспировского репертуара. В свою очередь Сибиле, влачащей полуголодное существование вместе с матерью и братом, шестнадцатилетним Джеймсом, готовящимся отплыть матросом на торговом судне в Австралию, Дориан представляется воплощённым чудом — «Прекрасным Принцем», снизошедшим с заоблачных высот. Её возлюбленному неведомо, что в её жизни тоже есть тщательно оберегаемая от посторонних взглядов тайна: и Сибилла, и Джеймс — внебрачные дети, плоды любовного союза, в своё время связавшего их мать — «замученную, увядшую женщину», служащую в том же театре, с человеком чуждого сословия.
Обретший в Сибиле живое воплощение красоты и таланта, наивный идеалист Дориан с торжеством извещает Бэзила и лорда Генри о своей помолвке. Будущее их подопечного вселяет тревогу в обоих; однако и тот и другой охотно принимают приглашение на спектакль, где избранница Дориана должна исполнить роль Джульетты. Однако, поглощённая радужными надеждами на предстоящее ей реальное счастье с любимым, Сибила в этот вечер нехотя, словно по принуждению (ведь «играть влюблённую — это профанация!» — считает она) проговаривает слова роли, впервые видя без прикрас убожество декораций, фальшь сценических партнёров и нищету антрепризы. Следует громкий провал, вызывающий скептическую насмешку лорда Генри, сдержанное сочувствие добряка Бэзила и тотальный крах воздушных замков Дориана, в отчаянии бросающего Сибиле: «Вы убили мою любовь!»
Изверившийся в своих прекраснодушных иллюзиях, замешенных на вере в нерасторжимость искусства и реальности, Дориан проводит бессонную ночь, блуждая по опустевшему Лондону. Сибиле же его жестокое признание оказывается не по силам; наутро, готовясь отправить ей письмо со словами примирения, он узнает, что девушка в тот же вечер покончила с собой. Друзья-покровители и тут реагируют на трагическое известие каждый по-своему: Бэзил советует Дориану укрепиться духом, а лорд Генри — «не лить напрасно слез о Сибиле Вэйн». Стремясь утешить юношу, он приглашает его в оперу, обещая познакомить со своей обаятельной сестрой леди Гвендолен. К недоумению Бэзила, Дориан принимает приглашение. И лишь подаренный ему недавно художником портрет становится беспощадным зеркалом назревающей в нем духовной метаморфозы: на безупречном лице юного греческого бога обозначается жёсткая морщинка. Не на шутку обеспокоенный, Дориан убирает портрет с глаз долой.
И вновь ему помогает заглушить тревожные уколы совести его услужливый друг-Мефистофель — лорд Генри. По совету последнего он с головой уходит в чтение странной книги новомодного французского автора — психологического этюда о человеке, решившем испытать на себе все крайности бытия. Надолго заворожённый ею («казалось, тяжёлый запах курений поднимался от её страниц и дурманил мозг» ), Дориан в последующие двадцать лет — в повествовании романа они уместились в одну главу — «все сильнее влюбляется в свою красоту и все с большим интересом наблюдает разложение своей души». Как бы заспиртованный в своей идеальной оболочке, он ищет утешения в пышных обрядах и ритуалах чужих религий, в музыке, в коллекционировании предметов старины и драгоценных камней, в наркотических зельях, предлагаемых в притонах с недоброй известностью. Влекомый гедонистическими соблазнами, раз за разом влюбляющийся, но не способный любить, он не гнушается сомнительными связями и подозрительными знакомствами. За ним закрепляется слава бездушного совратителя молодых умов.
Напоминая о сломанных по его прихоти судьбах мимолётных избранников и избранниц, Дориана пытается вразумить Бэзил Холлуорд, давно прервавший с ним всякие связи, но перед отъездом в Париж собравшийся навестить. Но тщетно: в ответ на справедливые укоры тот со смехом предлагает живописцу узреть подлинный лик своего былого кумира, запечатлённый на холлуордовском же портрете, пылящемся в тёмном углу. Изумлённому Бэзилу открывается устрашающее лицо сластолюбивого старика. Впрочем, зрелище оказывается не по силам и Дориану: полагая создателя портрета ответственным за своё нравственное поведение, он в приступе бесконтрольной ярости вонзает в шею друга своих юных дней кинжал. А затем, призвав на помощь одного из былых соратников по кутежам и застольям, химика Алана Кэмпбела, шантажируя того некой позорной тайной, известной лишь им обоим, заставляет его растворить в азотной кислоте тело Бэзила — вещественное доказательство содеянного им злодейства.
Терзаемый запоздалыми угрызениями совести, он вновь ищет забвения в наркотиках. И чуть не гибнет, когда в подозрительном притоне на самом «дне» Лондона его узнает какой-то подвыпивший матрос: это Джеймс Вэйн, слишком поздно проведавший о роковой участи сестры и поклявшийся во что бы то ни стало отомстить её обидчику.
Впрочем, судьба до поры хранит его от физической гибели. Но — не от всевидящего ока холлуордовского портрета. «Портрет этот — как бы совесть. Да, совесть. И надо его уничтожить», — приходит к выводу Дориан, переживший все искушения мира, ещё более опустошённый и одинокий, чем прежде, тщетно завидующий и чистоте невинной деревенской девушки, и самоотверженности своего сообщника поневоле Алана Кэмпбела, нашедшего в себе силы покончить самоубийством, и даже... духовному аристократизму своего друга-искусителя лорда Генри, чуждого, кажется, любых моральных препон, но непостижимо полагающего, что «всякое преступление вульгарно».
Поздней ночью, наедине с самим собой в роскошном лондонском особняке, Дориан набрасывается с ножом на портрет, стремясь искромсать и уничтожить его. Поднявшиеся на крик слуги обнаруживают в комнате мёртвое тело старика во фраке. И портрет, неподвластный времени, в своём сияющем величии.
Так кончается роман-притча о человеке, для которого «в иные минуты Зло было лишь одним из средств осуществления того, что он считал красотой жизни».
18 «Американская трагедия» — роман американского писателя Теодора Драйзера, опубликованный 17 ноября 1925 года.
Сюжет основан на случае убийства в 1906 году Честером Джилеттом своей девушки Грейс Браун[1]. После выхода роман имел большой успех у читателей. Издатель романа Хорэс Ливрайт выступил продюсером театральной версии романа в 1926 году.
Содержание
|
Сюжет
Клайд Грифитс — сын уличных проповедников, которые строго воспитывают четверых детей в религиозной вере. Когда ему было около 15 лет, его старшая сестра Эста сбежала из дома с заезжим актёром (который её впоследствии бросил), от которого родила ребёнка. Клайд устраивается на работу рассыльным в отель, где он видит совершенно другой мир — мир денег и роскоши. Новые друзья приобщают его к алкоголю и посещению проституток. Клайд постепенно всё больше влюбляется в кокетку Гортензию Бригс (хотя при первой встрече: «Клайд сразу увидел, что она довольно вульгарна и грубовата и совсем не похожа на девушку, о какой он мечтал.») и безуспешно пытается добиться её, тратя почти весь свой заработок.
Один раз Клайд отправился с друзьями в загородную поездку на выходные в машине, взятой без ведома богатого владельца. Они возвращались с прогулки вечером и очень спешили на работу ("Час был уже поздний, Хегленд, Ретерер и Хигби подгоняли Спарсера..."), понукая Спарсера ехать быстрее, но неожиданно сбивают девочку, бегущую к перекрёстку. При попытке уйти от погони они врезаются в кучу кирпичей в одном из переулков. Почти всем удалось убежать, в том числе и Клайду, но от страха они вынуждены скрываться от полиции. Клайд в тот же день уезжает на товарном поезде из города. На этом кончается первая часть романа.
Через год в Чикаго Клайд встречается с дядей — владельцем фабрики, который давно не поддерживает связь с семьёй Клайда. Сэмюэл Грифитс предлагает племяннику небольшую должность на фабрике. Клайд переезжает в город Ликург в штате Нью-Йорк, где живёт дядя. Работая на фабрике, Клайд становится руководителем цеха, в котором работают молодые девушки. Там же он знакомится с Робертой Олден — работницей предприятия. Между ними завязывается любовная связь. Семья дяди Клайда относится к нему высокомерно, лишь изредка приглашая на обед.
Случай сводит Клайда с 17-летней Сондрой Финчли — дочерью другого местного фабриканта, занимающего видное положение в обществе. Сначала Сондра вводит его в круг местной «золотой молодёжи», желая досадить родственникам Клайда, в первую очередь его кузену Гилберту (который холоден к ней). Её увлечение перерастает в любовь, и Сондра подумывает о свадьбе, невзирая на разницу в социальном статусе.
Неожиданно Роберта Олден сообщает о своей беременности, Клайд пытается уговорить её сделать подпольный аборт. Однако врач, к которому она обращается, отказывает. Роберта добивается у нерешительного Клайда обещания жениться на ней. Между тем Клайд хорошо принят в высшем обществе Ликурга, и Сондра укрепляется в решении связать себя узами брака. Она рассчитывает, что её отец предоставит Клайду место на предприятии. Таким образом, её будущий муж станет полноправным членом высшего общества.
На глаза Клайда попадает заметка в газете, в которой говорится о трагической гибели молодого мужчины и девушки, катавшихся на лодке. Клайду сразу приходит в голову замысел, который мог бы избавить его от надвигающихся неприятностей, связанных с беременностью Роберты, но он отгоняет от себя страшную идею. Он все больше думает о заметке и в состоянии безысходности решает убить Роберту. Он приглашает её покататься на лодке, но в самый последний момент не находит в себе сил свершить задуманное, впадая в ступор. Роберта хочет дотронуться до Клайда, тот рефлекторно отталкивает её и нечаянно ударяет фотоаппаратом. Лодка переворачивается, ударяя девушку по голове. Клайд слышит крики Роберты о помощи, но решает не помогать ей, внутренний голос убеждает его в случайности произошедшего:
Смотри, как она бьется. Она оглушена ударом. Она не в состоянии спастись сама, а если ты приблизишься к ней теперь, она в своем безумном ужасе потопит и тебя. Но ведь ты хочешь жить! А если она останется жива, твоя жизнь утратит всякий смысл. Останься спокойным только на мгновение, на несколько секунд! Жди, жди, не обращай внимания на этот жалобный призыв. И тогда... тогда... Ну вот, смотри. Все кончено.
Третья часть книги посвящена описанию следствия, судебного процесса и последующих событий.
После смерти Роберты полиция уже через день выходит на след Клайда и обвиняет его в хорошо спланированном умышленном убийстве. Громкое дело в захолустном округе на руку местным властям, желающим переизбраться на грядущих выборах:
Но теперь, если только ему (Мейсону) не посчастливится быть выдвинутым, а затем и избранным на пост окружного судьи, должен наступить конец его политической карьере. Беда в том, что за весь период его полномочий не было ни одного значительного судебного процесса, который помог бы ему выдвинуться и, следовательно, дал бы право рассчитывать и впредь на признание и уважение избирателей. Но теперь...
Прокурор Мейсон питает личную неприязнь к Клайду, так как считает того богатым прожигателем жизни. В конце концов, несмотря на защиту адвокатов (в ходе которой Клайд сам поверил в случайность гибели девушки), суд присяжных приговаривает его к высшей мере. Автором отмечается предубеждение всех обвинителей и жителей округа против Клайда, которые заранее убеждены в его виновности.
Оставшуюся часть своей жизни Клайд проводит в тюрьме, наблюдая, как другие заключенные проходят свой последний путь по коридору «дома смерти». Он не может поверить, что ему предстоит тот же путь. В итоге он исповедуется, признаёт свою вину. Его казнят на электрическом стуле.
20 Дадаизм и сюрреализм. Вслед за кубизмом по времени следовали футуризм и экспрессионизм. За ними настала очередь дадаизма и сюрреализма. В феврале 1916 г. в Цюрихе, в Швейцарии, во время первой мировой войны, в среде эмигрантов-художников образовался дадаизм. Основатель течения румынский поэт Тристан Тзара писал, что слово Дада на языке племени Кару обозначало хвост священной коровы, но главное – Дада – это бессмысленный детский лепет. Именно бессмыслица стала камнем, на котором было возведено недолгое здание дадаизма. До 1920 г. дадаисты жили в Швейцарии, с 1920 – в Париже. Здесь их поддерживали Пабло Пикассо, интересовался дадаизмом Кандинский, французские поэты Андре Бретон, Поль Элюар, Луи Арагон. Примкнули к дадаизму и приехавшие из США художники, среди них Марсель Дюшан, выставивший в 1914 г. сушилку для бутылок. В Германии дадаизм основали Георг Гросс - в Кельне, Макс Эрнст - в Ганновере. На выставках дадаистов появлялись коллажи, где куски газет и фотографий наклеивались на холст. В ход шли куски мочала, веревки, пуговицы, битое стекло, проволока, выставлялись самые обыденные предметы быта. Вершиной данной линии развития стало экспонирование в 1917 г. на выставке в Нью-Йорке писсуара, который выставил все тот же Марсель Дюшан. Вместо музыки дадаисты били в ящики и банки, вместо стихотворений страшными голосами выкрикивали хаотический набор слов. Слова были такими: «Дадаисты не представляют собой ничего, ничего, ничего, несомненно, они не достигнут ничего, ничего, ничего». В результате озверевшая публика свистела, вопила, забрасывала дадаистов яйцами, в Париже в 1920г в дело пошли жареные бифштексы. Скандалы нередко заканчивались драками и вмешательством полиции. На выставку 1920 г. в Кельне надо было пройти через мужскую уборную; в центре очень большого помещения стояла девочка и читала непристойные стихи, в углу Бааргельд выставил аквариум с маслянистыми красными разводами на дне, на котором помещался будильник и плавал женский локон. Другие экспонаты были такими же. Кончилось тем, что завсегдатаи кафе, изрядно нагрузившись пивом, разбили аквариум, разрушили другие предметы. Появилась полиция. Это был настоящий триумф дадаизма. ^ Главной социальной причиной, породившей дадаизм была чудовищная бойня первой мировой войны. Дадаизм стал своеобразным ответом на бесчеловечность войны, разрушившей все основы современного мира. Рационализм и логику дадаисты считали одними из главных виновников опустошающих войн и конфликтов. Дадаисты считали, что в условиях полной деградации и близкого краха европейской цивилизации их первостепенной задачей было ускорить этот крах, подрывая фундаментальные структуры европейской цивилизации – структуры мысли и языка. Они призывали разрушить все механизмы человеческой речи (семантические, грамматические, фонетические) и начать с самого начала, т.е. вернуться к исходному моменту формирования языка, когда он существовал еще на уровне отдельных звуков. Участники группы посвящали свои собрания коллективному творчеству – созданию «шумовой» поэзии: не заботясь ни о логике, ни о целостности, ни о различии языков, они произвольно соединяли слова и фразы; такая поэзия включала крики, игру на фортепиано, свист и удары литавр. Напуганные окружающей их действительностью, дадаисты пришли к отрицанию всякой разумной действительности. Предметы вещного мира в их работах потеряли все, кроме своего жесткого скелета, в этом смысл сушилки для бутылок, выставленной Марселем Дюшаном. Анархисты по мировосприятию, дадаисты выступили и против великого искусства прошлого, призывали уничтожать музеи, в Париже требовали разрушить Лувр. Дадаисты считали, что современную европейскую культуру необходимо уничтожить через разложение искусства, в котором справедливо видели высший смысл европейской цивилизации. ^ «РЕДИ МЕЙД». Реди мейд – наиболее развитая форма современного искусства, обозначает готовое изделие. Это выставление самых обычных, часто бытовых предметов, некоторые из которых кажутся только что сошедшими с магазинного прилавка. Другие скомбинированы самым необычным образом. Велосипедное колесо, укрепленное на табуретке - 1914г. работа Марселя Дюшана. Металлическая клетка, заполненная мраморными кубиками, имитирующими пиленый сахар, с воткнутым в нее термометром. 1921 г - Марсель Дюшан. « Итак, живопись кончилась. Кто может сделать лучше, чем сделан этот винт? Скажи, ты можешь так сделать?» – спрашивал Дюшан. Задачей подобного искусства было утверждение бессмысленности существования, отказ от отражения реальной жизни, «создание новой реальности». Дадаизму присущи черты анархизма, воинственности, циничности. К 1922 г. дадаизм себя исчерпал. В недрах дадаизма уже возникал сюрреализм. Сюрреализм Это слово происходит от французского сюрреалите, то есть искусство «сверхъестественного», «сверхреального». Сюрреализм возник на почве литературы в недрах дадаизма и постепенно поглотил его. Впервые это слово появилось в 1917 г. в предисловии к сборнику Гийома Аполлинера. В 1924 г. вышел первый номер журнала «Сюрреалистическая революция». Сюрреализм проник затем в область живописи, скульптуры, театра и кино. Начало 20-ых гг. в Европе отмечено экономическим кризисом, инфляцией, реакцией, зарождением фашизма, и одновременно с этим ростом политической активности масс, образованием коммунистических партий, ростом авторитета молодого Советского государства. Значительная часть европейской интеллигенции, не примкнувшей ни к одному лагерю, впала в настроения мистики, иррационализма, субъективизма. На теорию сюрреализма значительное влияние оказала философия интуитивизма Анри Бергсона, утверждавшего, что разум бессилен постичь действительность, что логическое мышление себя изжило, и только интуиция способна проникнуть в суть явлений. Художник сам творит действительность, и тем самым он значительно от нее оторван. Наибольшее влияние на теорию сюрреализма оказало учение Зигмунда Фрейда. Главное, что извлекли сюрреалисты из фрейдизма – то, что человеком управляет не разум, а вечные, непознаваемые иррациональные силы: инстинкты, влечения. Инстинкты половой, самосохранения, разрушения и смерти – двигатели человеческой жизни, по Фрейду. Именно эти инстинкты, сублимируясь (переключаясь) провоцируют взрыв творческой энергии. Искусство и сновидения – именно те области, где бессознательное проявляется с особой силой. Глава сюрреализма – французский поэт и психиатр Андре Бретон утверждал, что искусство сюрреализма есть автоматическая попытка выразить движение мысли вне всякого контроля со стороны разума, морали. Сон или бредовая галлюцинация – вот способ прорваться в глубины подсознательного. Сверхреальность, по Бретону, это будущее соединение всемогущества человека во сне и реальности. Принцип свободных ассоциаций Фрейда стал основой идеи соединения несоединимого в искусстве сюрреализма. Символическое толкование Фрейдом отдельных предметов – отражений душевных образов - нашло воплощение в магическом значении вещей в работах сюрреалистов. Идеи Фрейда о влиянии на человеческую душу архаических, доисторических картин нашли отражение в обилии на картинах сюрреалистов странных существ, принадлежащих то ли животному, то ли человеческому миру, напоминающих низшие примитивные организмы. «Изысканный труп хлебнет молодого вина» – строчка, сложившаяся на основе детской игры в слова, передаваемые соседу в завернутой бумажке, так сказать, плод коллективного творчества, может иллюстрировать прием автоматизма в творчестве сюрреалистов. Немецкая сюрреалистка ^ Мерет Оппенгейм выставила чайный прибор: чашку с блюдцем и ложку, плотно обтянутые настоящим мехом, тем самым продемонстрировав, что такое сочетание несочетаемого. Сюрреалистам было близко творчество Антонио Гауди, Марка Шагала, итальянского поэта и живописца Джорджо ди Кирико. Первая выставка сюрреалистов в Париже в 1925 г. объединила целый ряд художников: Макс Эрнст, Пабло Пикассо, Пауль Клее, Андре Массон, Хуан Миро, позже к ним примкнули Марсель Дюшан, Ив Танги.
22«Вели́кий Гэ́тсби» (англ. The Great Gatsby) — роман американского писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Роман вышел в свет 10 апреля 1925 года и является в американской литературе типичным представителем так называемого «Века Джаза». Роман был закончен и опубликован Фицджеральдом в Париже, где он в то время проживал во время своего путешествия по Европе[1].
Действие романа происходит недалеко от Нью-Йорка, на «золотом побережье» Лонг-Айленда, среди вилл богачей. В 1920-е годы вслед за хаосом Первой мировой американское общество вступило в беспрецедентную полосу процветания: в «ревущие 20-е» экономика США стремительно развивалась. В то же время «сухой закон» сделал многих бутлегеров миллионерами и дал значительный толчок развитию организованной преступности. Восхищаясь богатыми и их очарованием, Фицджеральд в то же время порицает неограниченный материализм и отсутствие морали Америки того времени.
Хотя «Великий Гэтсби» был инсценирован на Бродвее и экранизирован в Голливуде вскоре после выпуска, роман не стал при жизни автора особенно известным — было продано менее 24 000 экземпляров книги. Во времена Великой депрессии и Второй мировой войны он был забыт и появился снова лишь в пятидесятые годы, когда уже приобрёл популярность.
В последующие десятилетия роман стал обязательным для чтения в средних школах и в вузовских курсах литературы во многих англоязычных странах мира.
В 1998 году роман был отмечен под № 2 в списке 100 лучших англоязычных романов XX века по версии издательства Modern Library[2].
Содержание
|