23. Фет. Жизнь и творчество. Двойственность личности Фета

Фет Афанасий Афанасьевич был рожден в 1820 году Каролиной Шарлоттой Фёт, которая в том же году уехала из территории Германии. Вскоре мальчик был отдан на усыновление и оказался в семье дворянина Шеншина. Когда будущему поэту исполнилось 14 лет, в его свидетельстве о рождении обнаружили ошибку, и он лишился своего титула.

Свои первые стихи Афанасий Афанасьевич написал еще в ранней юности. В 1837 году Фет завершил обучение в эстонском пансионе Крюммера. Поступив на философский факультет Московского университета в 1838 году, поэт продолжает увлекаться литературой. Впервые произведения А. А. Фета были напечатаны на страницах сборника «Лирический пантеон», который вышел в 1840 году. С тех пор стихи поэта стали регулярно печатать в журналах.

Афанасий Афанасьевич хотел всеми возможными способами вернуть себе дворянский титул. Для этого он пошел на военную службу, где служил в звании унтер-офицера. Позже в 1853 году он переходит в гвардейский полк. Даже в те непростые времена поэт продолжает писать. К 1850 году свет увидел его второй сборник, а в 1856 году напечатали и третью книгу.

Так и не дождавшись возвращения титула, поэт подает в отставку и уходит со службы в 1858 году. Он покупает себе землю и начинает заниматься хозяйством. В период в 1862 по 1871 год был издан еще ряд циклов, таких как «Записки о вольнонаемном труде» и «Из деревни». Они содержали в себе рассказы, новеллы и очерки. В своем творчестве Фет проводит четко выраженную грань между поэзией и прозой. В стихах поэта прослеживается некая романтика, тем временем как проза – более реалистична.

В 1873 году в жизни Фета случаются большие перемены – ему возвращают звание и фамилию Шеншин. Поэт начал активно заниматься благотворительностью. В период 1883 – 1891 вышло еще 4 выпуска «Вечерних огней», в которых печатались стихи Фета. В своей поэзии поэт много внимания уделял природе и любви.

Всю свою жизнь жили в одном два человека - Фет и Шеншин. Создатель прекрасных лирических стихов. И жесткий помещик. Двойственность эта, однако, и в литературу проникала тоже.

«...Даже в том случае, если знакомство это основано только на «Воспоминаниях», — писал критик Д. Церте лев, - может показаться, что имеешь дело с двумя совершенно различными людьми, хотя оба они говорят иногда на одной и той же странице. Один захватывает вечные мировые вопросы так глубоко и с такой шириной, что на человеческом языке не хватает слов, которыми можно было бы выразить поэтическую мысль, и остаются только звуки, намеки и ускользающие образы, - другой как будто смеется над ним и знать его не хочет, толкуя об урожае, о доходах, о плугах, о конном заводе и о мировых судьях. Эта двойственность поражала всех, близко знавших Афанасия Афанасьевича».

Для понимания этой двойственности нужны более широкие социологические объяснения, чем те, которые очень часто предлагались критикой: защитник реакции и крепостник писал о цветочках и любовных чувствованьицах, уводя от жизни и социальной борьбы.

В «психологической загадке» «Фет - Шеншин» многое открывает немецкий философ Шопенгауэр (как известно, увлекавший Фета и переводившийся им) со своим, в конечном счете идущим еще от Канта, противопоставлением искусства как «бесполезной», подлинно свободной деятельности труду - даже шире - жизненной практике как подчиненной законам железной необходимости или тому, что Шопенгауэр называл «законом основания». Каждая из этих сфер имеет своих служителей: «людей гения» либо «людей пользы». Шопенгауэр устанавливает реальное противоречие мира частнособственнических отношений, он фиксирует реальное разделение на «людей гения» и «людей пользы» как неизбежный результат господствующего в мире частнособственнических отношений разделения труда. Но последнего Шопенгауэр, естественно, не выясняет и, оказываясь в плену неразрешимых противоречий, превращает противоречие в антиномию. Противоречие это было осознано и оправдано, во всяком случае, принято как должное и неизменное Фетом. Оригинальность Фета, однако, проявилась не в том, что он понял и осознал это противоречие, а в том, что он всей своей жизнью и личной судьбою его выразил и воплотил. Шопенгауэр как бы объяснил Фету то, что уже определяло весь его духовный эмоциональный строй, его глубоко пессимистическое мироощущение. «Он был художник в полном смысле этого слова, - писал Ап. Григорьев, - в высокой степени присутствовала в нем способность творения... Творения, но не рождения... Он не знал мук рождения идеи. С способностью творения в нем росло равнодушие. Равнодушие - ко всему, кроме способности творить, -к божьему миру, как скоро предметы оного переставали отражаться в его творческой способности, к самому себе, как скоро он переставал быть художником. Так сознал и так принял этот человек свое назначение в жизни... Этот человек должен был или убить себя, или сделаться таким, каким он сделался... Я не видал человека, которого бы так душила тоска, за которого бы я более боялся самоубийства» Фет сделался таким, каким он сделался, чтобы не «убить себя»: он сознал в себе «человека гения» и «человека пользы», «Фета» и «Шеншина», развел их и поставил в полярные отношения. И как бы в демонстрацию парадоксальности положения, ненавидимое имя «Фет» оказалось связано с любимым искусством, а желанное и, наконец, всеми правдами, а пуще неправдами достигнутое дворянское «Шеншин» - с той жизненной и житейской практикой, от которой сам так жестоко страдал и в которой сам был так жесток и бесчеловечен.