Литература

Доватур Аристид Иванович (1957) Повествовательный и научный стиль Геродота. Л.

Лурье Соломон Яковлевич (1947) Геродот. М.-Л.

Hartog Francois (1988) The Mirror of Herodotus: The Representation of the Other in the Writing of History. Berkeley.

Lateiner Donald (1989) The Historical Method of Herodotus. Toronto.

Marozzi Justin (2008) The Man Who Invented History: Travels with Herodotus. London.

Momigliano Arnaldo (1992) The Classical Foundations of Modern Historiography. Berkeley.

Powell J. Enoch (1938) A lexicon to Herodotus. Cambridge.

Thomas R. (2000) Herodotus in Context: Ethnography, science and the art of persuasion. Oxford.

3.2. Историческое мышление Тита Ливия.

Тит Ливий (лат. Titus Livius) (I в. до н.э. – I в. н.э.) – римский историк, автор «Истории от основания города» (Ab urbe condita). Родился на севере Италии в г. Патавий (совр. Падуя). Детство и юность Ливия совпали с временем стремительного продвижения Юлия Цезаря к власти и прошли под знаком его галльских походов и последовавших за ними гражданских войн, завершившихся установлением империи под властью Августа. Ливий стоял в стороне от бурных событий эпохи, предпочитая замкнутую жизнь учёного человека. Его труд состоял из 142 книг. Уцелело около четверти: книги I–X, охватывающие период от легендарного прибытия Энея в Италию до 293 до н.э.; книги XXI–XXX, описывающие войну Рима с Ганнибалом; и книги XXXI–XLV, продолжающие повествование о завоеваниях Рима вплоть до 167 до н.э. Содержание прочих книг мы знаем по краткому их пересказу, составленному позднее.

В своём труде Ливий стремился создать монументальный, рассчитанный на века образ римского государства в его историческом развитии и отбрасывал всё, непосредственно с этой целью не связанное. Образ Рима и его истории возникает у Ливия из сочетания трёх основных мотивов: Рим есть народное государство, основанное на свободе и законах; римское государство отличается от всех других своим высоким благочестием, обеспечивающим его союз с богами и их покровительство; римское племя ставят выше всех других народов и обеспечивают победу над ними свойственные ему несгибаемая энергия и могучая жизнестойкость.

В прологе Ливий формулирует сверхзадачу своего труда: «отвлечься от зрелища бедствий, свидетелем которых столько лет было наше поколение» и «увековечить подвиги главенствующего на земле народа». Бедствия и деградация должны предстать «в обрамлении величественного целого»; каков бы ни был моральный упадок… «не было никогда государства более великого, более благочестивого, более богатого добрыми примерами, куда алчность и роскошь проникли бы так поздно, где так долго и высоко чтили бы бедность и бережливость». Речь поэтому идет не о том, вернее, не только о том, чтобы отразить реальный процесс – противопоставить былой расцвет нынешнему упадку; речь идет, кроме того, о создании мажорной общей, совокупной характеристики, о том, с чем Рим вправе достойно предстать перед судом истории.

Итак, историческая программа Ливия сводится к нескольким пунктам. Главное в историческом сочинении не перечисление фактов, дат и лиц, а обнаружение смысла событий и замыслов тех людей, которые их вызвали. Этот смысл и эти замыслы обнаруживаются в деятельности государства, рассмотренной как целое, а не только в связи с походами и завоеваниями. Значение возникающей таким образом картины и тем самым исторического труда в целом не столько информативное и прикладное, сколько патриотическое и нравственное. Подобная цель не может быть достигнута посредством летописания и требует исторического повествования иного типа. Важная характеристика последнего должна состоять в преодолении сухости протокольных записей понтификальной летописи и создании ярких, живых и волнующих литературных описаний – без них нельзя было ни представить, «каким образом оно произошло», ни «побудить людей мужественных и энергичных к защите отечества».

Тит Ливий стал основоположником т.н. альтернативной истории, риторически описав возможную борьбу Рима с Александром Македонским, если последний прожил бы дольше. Образцами совершенного стиля Ливий называл Демосфена и Цицерона. По умонастроению Ливий был склонен к романтизму, и потому в предисловии к «Истории» он говорит, что целью историка является содействие нравственности. Когда Ливий писал свою книгу, римское общество во многих отношениях переживало упадок, и историк с восхищением и тоской оглядывался на времена, когда жизнь была проще, а добродетель выше. По Ливию, ценность любого исторического исследования заключается в его применимости к жизни. Прочтите историю великого народа, призывает он, и вы найдете в ней и примеры, и предостережения. Величие Рима покоилось на строгом следовании долгу как в личной, так и в государственной сфере, а все беды начались с утратой верности установленным правилам. Покорение чужих земель принесло богатство, с богатством возрастала роскошь и терялось уважение к нравственным заветам. К старинным народным легендам Рима, «принадлежащим, – как отмечает сам Ливий, – скорее к области поэзии, нежели истории», он относился с любовным скептицизмом. Он пересказывает эти сюжеты, зачастую очень добротные, и предлагает читателю самому решать, следует ли им верить. Что касается фактической стороны дела, положиться на него можно далеко не всегда. Ливий не принимает во внимание некоторые важные источники; очень слабы его представления о функционировании государственного механизма, о военном деле.

Язык Ливия богат, изящен, в высшей степени красочен, Ливий – художник до мозга костей. Он прекрасно обрисовывает своих персонажей, так что его книга – это галерея ярких, запоминающихся портретов. Ливий великолепный рассказчик, на страницах его книги читатель найдет множество знакомых с детства историй. Здесь и пересказанная Т.Маколеем в стихах легенда о том, как Гораций Коклит в одиночку удержал мост при нападении этрусского царя Порсенны, и повесть о захвате Рима галлами во главе с Бренном, и трагедия Тарквиния и Лукреции, послужившая сюжетом для одной из ранних поэм Шекспира, и рассказ о Бруте-освободителе и о том, как перешла через Альпы армия Ганнибала. Свои сюжеты Ливий излагает немногословно, добиваясь мощного драматического звучания. Ливию свойственна широта, он воздает должное даже врагам Рима. Как и прочие римские авторы, он замалчивает длительный период этрусского господства, но вполне признает величие Ганнибала, самого опасного из врагов Рима. Тем восхищением, которое мы и поныне испытываем к этому великому полководцу, мы обязаны почти исключительно Ливию.