3.28. Постмодернизм в исторической науке.

В посл. трети 20 в. методологические основы исторической науки были потрясены «постмодернистским вызовом» и «лингвистическим поворотом». В 70-х гг. объектом критики постмодернистов стали принципы получения информации об исторической реальности. Они утверждали, что между свершившимся событием и рассказом историка об этом событии стоит огромная дистанция, в ходе преодоления которой происходит такое искажение прошлого, что об его адекватном отражении вообще нельзя говорить. Г.Спигел замечал по этому поводу: «Должны ли мы поверить в то, что наше представление о прошлом не более чем иллюзорно-реалистические полотна, “познаваемая ложь”, которой мы пичкаем себя и других, чтобы скрыть свой страх перед тем, что за этими полотнами может таиться непознаваемая правда человеческого опыта, не поддающаяся никаким попыткам постигнуть её с помощью наших словесных построений?».

Исторический факт отражается в письменном источнике – нарративе, где он уже искажён из-за разной степени осведомлённости автора текста, его субъективности и тенденциозности, из-за его преднамеренной лжи или искреннего заблуждения. Чем дальше отстоит само событие от его отражения в нарративе, тем выше степень погрешности данного отражения. Однако искажения нарастают, когда к анализу нарратива приступает историк. Во-первых, он выступает как бы соавтором текста, поскольку прочитывает его, исходя из своей профессиональной подготовки, мировоззрения и цели. И смысл, который он извлекает из памятника, может в значительной мере не совпадать с тем, который в него вкладывал создатель. Во-вторых, нет уверенности в возможности адекватного истолкования современным историком текста, написанного много столетий назад. Поэтому постмодернисты утверждают, что прошлого как бы не существует, а есть представленное в дискурсе (литературном контексте) информационное поле, которое, собственно, и есть история («история всего лишь операция создания вербального вымысла» по Х.Уайту). По Л.П.Репиной, в данном подходе объект познания трактуется не как что-то внешнее познающему субъекту, а как то, что конструируется языковой и дискурсивной практикой. Язык выступает не средством отражения и коммуникации, а главным смыслообразующим фактором, детерминирующим мышление и поведение. При этом постмодернистами «подчёркивается креативный, искусственный характер исторического повествования, выстраивающего неравномерно сохранившиеся, отрывочные и нередко произвольно отобранные сведения источников в последовательный временной ряд».

Причины современного кризиса исторической науки многогранны. Прежде всего, в 20 в. тоталитарные режимы и их крушение продемонстрировали с ужасающей очевидностью, что профессиональная корпорация историков – лишь идеологическая «прислуга» политиков. Нацистская и большевистская пропаганды отличались поистине тоталитарными масштабами переписывания истории. И смысл истории как отрасли знания заключался не в способности познать прошлое, а в умении о нём рассказать, преподнести в нужном ключе. В таком случае историю скорее надо оценивать с позиций профессиональных литераторов, журналистов. Однако, если история – прежде всего явление культуры, то, по аналогии с другими искусствами, она оказывается продуктом творчества своих создателей («история – это то, чем занимаются историки» по А.Просту). Кроме того, действительность настолько сложна и многообразна в своих проявлениях, что любое высказывание о ней будет упрощением и схематизацией.

В то же время то, что история труднопознаваема, ещё не означает, что реальность не существует. Есть прошлое как объективная реальность, дискурс как независимый исторический фактор. Представители т.н. «третьего направления» (Л.Стоун, Р.Шартье, Дж.Иггерс, Г.Спигел) видят выход в «конструировании социального бытия посредством культурной практики», что позволит приблизить исследователя к адекватному прочтению источника и правильной реконструкции исторических фактов. Подтверждение возможности этого Р.Шартье видит в способности историков отличать фальшивки от подлинных источников. Следовательно, «история доказывает, что продуцируемое ею познание вписывается в порядок знания, доступный контролю и проверке». Однако даже самым радикальным противникам постмодернистского подхода трудно возразить на слова Х.Уайта: «Историки и хотели бы говорить буквально и ничего кроме истины, но невозможно повествовать, не прибегая к фигуративной речи и дискурсу, который по своему типу является скорее поэтическим (или риторическим), чем буквалистским… Историография является дискурсом, который, как правило, нацелен на конструкцию правдоподобного повествования о серии событий».