29.3. Имущественные права Церкви.

В компетенцию церков­ного управления входит распоряжение тем имуществом, которое либо принадлежит Церкви и церковным учреждениям по праву собственности, либо находится в церковном пользовании.

Церковь — богоучрежденный институт, происхождение ее неотмирно; но в своей земной части Церковь поставлена в обыкновен­ные условия жизни и имеет нужду в земных вещественных сред­ствах. Для общественного богослужения необходимы особые зда­ния — храмы, а также богослужебная утварь, священническое об­лачение. Кроме того, в состав Церкви входит клир, для которого храмовая служба и управление церковными делами составляют по­вседневное профессиональное занятие. В силу этого духовные лица практически не имеют возможности добывать себе пропитание и вообще средства к существованию вне Церкви. Апостол Павел пи­сал Коринфянам: «Разве не знаете, что священнодействующие пи­таются от святилища? Что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования» (1 Кор. 9, 13—14).

Церковь не может не располагать имуществом, но юридический характер ее отношения к этому имуществу определяется внешним церковным правом, он зависит от статуса Церкви в государстве. В первые 3 века в Римской империи ни Вселенская Церковь, ни от­дельные церковные учреждения, будь то епископии или приходы, не имели права юридического лица, хотя фактически какой-то собственностью они распоряжались. Христианские общины были тог­да отнесены к разряду запрещенных союзов «collegia illicita», и вся­кое очередное гонение на христиан начиналось, как правило, с раз­грабления церковного имущества, против которого не защищали государственные законы. Но после принятия Миланского эдикта Церковь получила право приобретать в собственность имущество по завещанию, в дар, через покупку.

В новых западноевропейских государствах Церковь благодаря множеству привилегий сосредоточила в своих руках огромные богат­ства, в том числе и недвижимости. В XIII столетии на Католическом Западе установилась практика, в соответствии с которой имущест­во, приобретаемое Церковью, переходит в «мертвую руку» (manus mortua), т.е. изымается из гражданского оборота и закрепляется за Церковью навсегда. Ввиду того, что эта так называемая амортиза­ция сопровождалась невыгодными для государственной экономики последствиями, светские государи издавали амортизационные зако­ны, которыми ограничивались размеры приобретаемых Церковью зе­мельных владений. С XVI века (начиная с эпохи Реформации) такие законы вошли в действующее право не только протестантских, но и католических государств. Однако, в новое время, с XIX века, законы об амортизации почти во всех западноевропейских странах были от­менены. Церковные учреждения могут беспрепятственно приобре­тать имущество, но, в силу обстоятельств времени, никакого особого скопления богатств в руках Церквей не происходит.

На Руси, как и в Византии, до середины XVI в. не было препят­ствий для приобретения Церковью земельных владений по завеща­ниям на помин души, через княжеские пожалования, через дарст­венные и через покупку. Но в конце XV века был поднят вопрос о правомерности церковного землевладения. Иван IV постановил, что­бы церкви и монастыри не приобретали вотчин без дозволения госу­даря. В 1580 году Иван Грозный окончательно запретил архиерей­ским домам и монастырям увеличивать земельные владения. В XVII столетии правительство предпринимает меры к тому, чтобы изъять церковные вотчины из заведования церковных учреждений. На осно­вании Уложения царя Алексея Михайловича, изданного в 1649 г., был образован Монастырский Приказ не только для рассмотрения судебных гражданских дел, касающихся церковных людей, но и для распоряжения сбором доходов с церковных вотчин. В синодальную эпоху до середины XVIII века церковные земли номинально и юриди­чески оставались в собственности Церкви, однако на деле они нахо­дились в распоряжении светских правительственных учреждений и лишь часть от их доходов шла на церковные нужды.

С 1764 года все церковные и монастырские земли были секуля­ризованы — отобраны в государственную казну. Этим актом окон­чательно упразднялось церковное вотчинное землевладение в России. С этих пор лишь небольшие ненаселенные участки земли мог­ли оставаться в церковной собственности. Но Церковь не была ог­раничена в приобретении движимого имущества и накоплении де­нежных средств.

Радикальные изменения в имущественной правоспособности Церкви наступили после падения монархии и синодальной систе­мы и с изданием Декрета об отделении Церкви от государства в 1918 году. Ныне храмы и часть богослужебной утвари, которой пользуются верующие люди, находятся в собственности государст­ва, храмы арендуются общинами православных христиан, так на­зываемыми двадцатками, которые несут материальную ответствен­ность за сохранность выданного им имущества. Часть богослужеб­ной утвари, денежные средства, предметы хозяйственного назначе­ния находятся в распоряжении церковной общины по праву соб­ственности. По тому же праву двадцатки могут иметь и храмы, ес­ли эти храмы построены на средства прихожан. Новый закон на­шей страны о свободе совести предоставил церковным общинам и учреждениям права юридического лица.

В канонах нет ответа на вопрос о том, кому в Церкви принад­лежит право собственности на имущество, используемое в религи­озных целях. Поскольку в Византии, на Руси и на Западе вплоть до позднего средневековья церковное имущество в принципе было неотчуждаемо, вопрос этот не имел практической важности. Одна­ко, в эпоху Реформации, когда Католическая Церковь лишилась не только своих пасомых, отпадших в протестантские церкви, но и бо­гатств, в том числе земельных владений, вопрос о церковном праве собственности приобрел большой практический смысл.

С первых веков церковной истории выдвигались разные учения о субъекте собственности церковных имуществ. Еще на почве римского права сложилось учение, согласно которому церковное имущество, предназначенное исключительно для церковных нужд, принадле­жит Богу. Но противники этой теории использовали такой аргумент:

к Богу неприменимы юридические понятия гражданского права об обязательствах, взысканиях за долги, подчинении регулятивной власти государства. Поэтому некоторые немецкие ученые называли данную теорию «наивным богохульством». Сторонники другой тео­рии, также восходящей к первым столетиям истории Церкви, про­возглашают: церковное достояние ~ это собственность нищих. Все неспособные жить на свои средства, в том числе к духовенство, ли­шенное возможности добывать себе средства к существованию тру­дом вне храма и богослужения, имеют право жить за счет церковного имущества. Еще Августин Блаженный говорил, что епископы, распо­ряжающиеся церковным имуществом, — это только прокураторы, уполномоченные хозяев, а подлинные хозяева — нищие (pauperes). Однако, на основании папских декреталов, на Западе церковные доходы подлежали делению на четыре части: одна шла в пользу епи­скопа, причем не только на его личные нужды, но и на гостеприим­ство и прием странствующих, другая — на содержание клириков, третья — на нищих, четвертая — на церковно-строительные и бого­служебные издержки. Таким образом, бедным, согласно этим декреталам, доставалась лишь четверть церковных доходов, следователь­но, считать именно их собственниками церковного имущества не бы­ло достаточных оснований. К тому же отсутствие каких бы то ни бы­ло правовых обязанностей нищих по отношению к церковному иму­ществу также не позволяет считать их собственниками церковного имущества в формально юридическом смысле. Но в Византии и осо­бенно у нас, на Руси, где церковное право не тяготело к уподоблению гражданскому праву с его юридическим формализмом, были чрезвы­чайно распространены обе эти идеи: о Боге и о нищих как собствен­никах церковных достояний. В жалованных и вкладных грамотах вотчины жертвовали Богу, Спасу, Пресвятой Богородице, святителю Николаю, Иоанну Предтече. А церковное богатство в древнерусских памятниках иногда именуется богатством нищих.

Между тем в Западной Европе в средневековье была выдвинута теория общецерковной собственности, которая, в сущности, своди­лась к признанию папы субъектом права собственности на церков­ное имущество, хотя из-за ряда причин прямо это не провозглаша­лось. Однако, в эпоху Реформации и в новое время теорию эту уже нельзя было применить к действительной жизни: ни одно из ново­европейских национальных государств, в том числе и католиче­ских, не склонно допускать, чтобы в пределах его территории цер­ковным имуществом распоряжалась экстерриториальная власть. Но что касается Церквей национальных, замкнутых в пределах од­ного государства, эта теория находила свое отражение в положи­тельном праве. У нас в России в XIX столетии эта теория лежала в основе «Устава церковных дел иностранных исповеданий» в при­менении к Армянской Церкви.

В новое время выдвинута была и так называемая теория целе­вого имущества, согласно которой нет надобности отыскивать субъекта права церковной собственности, церковное имущество принадлежит не физическим и юридическим лицам, а той или иной цели или назначению. Эта теория получила широкое распро­странение среди канонистов-католиков, но она отвергалась циви­листами-специалистами по гражданскому праву как логически не­состоятельная, ибо цель, утверждают они, непременно предполага­ет лицо, преследующее ее.

В XVII и XVIII вв. в противовес теории общецерковного права и под влиянием антихристианской идеологии естественного права складывается так называемая публицистическая теория, которая право собственности церковного имущества переносила на государство. Эта теория вполне соответствовала государственно-правовым доктринам протестантского мира. Она же послужила обосновани­ем секуляризации церковных владений, которая проводилась в XVIII и XIX вв. в православных и католических странах, в том числе и в России, хотя при проведении секуляризации у нас в 1764 году в манифесте Екатерины II не было ссылок на данное учение, напротив, утверждалось, что правительство пошло на это меропри­ятие ради «славы имени Божия».

В эпоху Реформации протестантскими учеными была выдвинута еще одна — церковно-общинная теория, согласно которой собствен­ником церковного имущества является община как корпорация. Ввиду неполноты этой теории даже применительно к протестант­ским церквам и невозможности ее действия в Католической Церкви, которая не рассматривает епархию или приход как самостоятель­ный субъект каких-либо прав, в XIX веке сформулирована была еще одна, близкая к ней теория, но более гибкая — так называемая институтная. Согласно этой теории субъектом церковной собственности являются и общины-корпорации, и институты, основанные не на корпоративной или коллегиальной основе, а подчиненные воле их учредителей. Названная теория позволяла считать субъектами цер­ковной собственности как церковные общины, так и церковные инс­титуты. Такие идеи выдвигались в области теории права.

Что касается положительного права, то в Католической Церкви субъектом права церковной собственности признаются: 1) mensa episcopalis — епископские дома; 2) кафедральные и коллегиальные капитулы, т.е. духовные корпорации при церквах, соответствующих нашим соборам; 3) приходская должность и служащее для ее обеспе­чения имущество (beneficium); 4) церковная фабрика fabrica ecclesiae, — фиктивный субъект, материальным субстратом которого служит имущество, предназначенное для сооружения, устроения и поддержания храма и богослужения; 5) монашеские ордена и конг­регации; 6) учебные и благотворительные церковные заведения.

В российском законодательстве синодальной эпохи говорится об имуществе, принадлежащем Святейшему Синоду, архиерейским до­мам, приходским церквам без разделения fabrica и beneficium, как на Западе, а также монастырям, православным женским общинам, бесприходным городским храмам (кафедральным, кладбищенским и ружным), духовно-учебным заведениям, попечительствам о бед­ных духовного звания, епархиальному духовенству, в собственности которого находились свечные заводы и денежные капиталы.

Неприкосновенность имущества Церкви и церковных учрежде­ний, в зависимости от правовой системы того или иного государства и от статуса Церкви в нем, защищается теми или иными законами. Сама же Церковь не имеет ни власти, ни права защищать свое досто­яние санкциями принудительного характера; она располагает для этого средствами иного, духовного характера. 42-е правило Карфа­генского Собора гласит: «Определено такожде, чтобы пресвитеры, без соизволения своих епископов, не продавали вещей церкви, в которой посвящены. Равно и епископам не позволительно продавати церковныя земли, без ведома Собора или своих пресвитеров. Того ради, кро­ме нужды, и епископу не позволительно расточати вещи, находящи­еся в церковной описи». А Отцы VII Вселенского Собора в 12-м пра­виле изрекли: «Аще кто, епископ или игумен, окажется что-либо из угодий, принадлежащих епископии, или монастырю, продавшим в руки властей, или отдавшим иному лицу: не твердо да будет оное от-даяние, по правилу Святых Апостол, глаголющему: епископ да имеет попечение о всех церковных вещах, и оными да распоряжает, яко Бо­гу назирающу; но не позволительно ему присвояти что-либо из оных, или сродникам своим дарити принадлежащее Богу. аще же суть не­имущие, да подает им яко неимущим, но под сим предлогом да не продает принадлежащаго Церкви (Ап. 38). Аще поставляют в пред­лог, что земля причиняет убыток, и никакой пользы не доставляет, то и в сем случае не отдавати поля местным начальникам, но клири­кам или земледельцам. Аще же употребят лукавый оборот, и власте­лин перекупит землю у клирика, или земледельца, то и в сем случае продажа да будет недействительна, и проданное да будет возвраще­но епископии, или монастырю, а епископ, или игумен, тако поступа­ющий, да будет изгнан: епископ из епископии, игумен из монастыря, яко зле расточающие то, чего не собрали».

Что касается объектов церковного имущества, то они подразде­ляются на: 1) вещи священные (res sacrae) и 2) вещи церковные. К первым относятся все предметы, специально предназначенные для совершения богослужения, а вторые — включают всякое имущество, служащее церковным целям. Вещи священные, в свою очередь, под­разделяют на священные в собственном смысле слова и освященные. Вещь становится священной чрез ее освящение или чрез самый ха­рактер ее употребления. Это могут быть как движимость, так и не­движимость. Кроме самих храмов, церквей священными являются:

священные сосуды (потир, дискос, лжица, копие, дарохранительни­ца), а также все напрестольные вещи (антиминс, Евангелие, Кресты напрестольные, мощи, образа, покровы священных сосудов, одежды на престоле и жертвеннике). К освященным вещам относят следую­щие из недвижимости: молитвенные дома, часовни, кладбища, а из движимости: купели, ковши, кропила, кадильницы, паникадила, лампады, подсвечники, поставленные на них свечи, богослужебные книги, колокола. Согласно канонам, священные предметы не могут быть обращены на обыкновенное употребление. Как гласит 73-е Апо­стольское правило: «Сосуд златый, или сребряный освященный, или завесу, никто уже да не присвоит на свое употребление. Беззаконно бо есть. Аще же кто в сем усмотрен будет, да накажется отлучением». По 10-му правилу Двукратного Собора: «Те, кои святую чашу, или дискос, или лжицу, или досточтимое облачение трапезы, или глаголемый воздух, или какой бы то ни было из находящихся в ал­таре священных и святых сосудов или одежд, восхитят для собствен­ной корысти, или обратят в употребление не священное, да подверг­нутся совершенному извержению из своего чина». Только в одном случае древние церковные правила дозволяли продавать церковные сосуды: когда не было других средств для выкупа пленных (Ном. Фот.: Тит. 2, гл. 2). Но и в этом случае продавались не самые священные сосуды, а только материал их в виде слитков.⁴⁰⁸ К обык­новенному церковному имуществу принадлежит вся недвижимость, движимость и все деньги, предназначенные на содержание церквей, духовенства и для удовлетворения общецерковных нужд, например, на содержание духовных школ.