2.2. Философия языка : установки и парадигмы

В современной методологии науки и науковедении идеи, относящиеся к философии этой науки, локализуются в ее метаслое, или особой метафизической части. Выражение философия языка может трактоваться при этом как синоним к термину парадигма, под которой понимается господствующий взгляд на язык, связанный с определенной философской позицией. Лингвофилософские исследования могут далее включаться в состав более общей сферы знания, синтезирующей как философский, так и конкретно-научный, и теологический подходы, как это имеет место, например, в русской религиозной философии школы Всеединства, развивающей идеи цельного (всеобъемлющего) знания как момента цельной жизни. Наконец, лингвофилософские исследования могут быть выведены в особое междисциплинарное пространство, находящееся на стыке философии, науки о языке и других видов знания, что вызвано стремлением избежать крайностей двух первых ориентаций:1) редукционизма – ограниченности точки зрения на философию языка с позиций включающей дисциплины, свойственного первой ориентации, и 2) радикализма в реализации идеи синтеза, свойственного второй ориентации.

В зависимости от широты трактовки языка и контекста его существования можно выделить три основных установки-программы в философии языка. Первая – имманентно-семиологическая, при которой язык рассматривается в самом себе и для себя как система отношений и различительных единиц. Эта установка находит свое воплощение в структурализме. Как пишет Ф.де Соссюр, в языке, как и во всякой семиологической системе, то, что отличает один знак от других, и есть все то, что его составляет. Различие создает отличительное свойство, оно же создает значимость и единицу.

Вторая установка – антропологическая, при которой язык рассматривается в контексте человека и его мира, находит свое выражение в философии языка основоположника общего языкознания В. фон Гумбольдта, неогумбольдтианстве и сходных концепциях. Так, Гумбольдт утверждает: Язык представляет собой постоянно возобновляющуюся работу духа, направленную на то, чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для выражения мысли; по словам немецкого языковеда Х.Г.К. фон дер Габеленца, язык – своеобразное духовное око, коим я взираю на мир.

Третья программная установка – (тео)антропокосмическая, при которой язык рассматривается в максимально широком контексте – Бог, человек, космос. Такая установка принимается в богословии языка и религиозной философии. См., например., у архимандрита Софрония (Сахарова): Истинная молитва к Богу, – пишет истинному есть общение с Духом Божиим, который молится в нас… Он возводит дух наш в созерцание вечности…, а также у С.Булгакова: Язык дан человеку, потому что в нем и через него говорит вся вселенная, он есть логос вселенной; Слово космично в своем естестве, ибо принадлежит не сознанию только, где оно вспыхивает, но бытию. При понимании человека как микрокосма границы между второй и третьей программами-установками сливаются, и они частично отождествляются: …человек есть мировая арена, микрокосм, ибо в нем и через него звучит мир, потому слово антропокосмично, или, скажем точнее, антропологично.

В философии языка различаются три основные парадигмы представления языка, делающие акцент на семантическом, синтаксическом или же прагматическом планах языка: 1) философия имени (семантическая парадигма), исходящая из имени и его отношения к миру, 2) философия предиката (синтаксическая парадигма), опирающаяся на предикат как на ядро суждения и изучающая синтаксические связи между языковым выражением и взглядом на мир лишенного личностных свойств усредненного носителя языка, и, наконец, 3) философия эгоцентрических свойств (прагматическая парадигма), исходящая из момента связи между языком и говорящим субъектом. Первая парадигма разрабатывалась в философии языка со времен античности вплоть до начала 20 в. Вторая – в философии языка неопозитивизма. Третья – в философии языка позднего логического неопозитивизма (Б.Рассел) и в формальной прагматике (Р.Монтегю, К.И.Льюис, Я.Хинтикка и др.).

В 20 в. широкое развитие получает идея о том, что в языке в сокровенной форме представлена не только своя особая философия, но и естественная (наивная) лингвистика, или народное языкознание, под которыми понимается нерефлектирующая рефлексия говорящих, т.е. спонтанные представления о языке и речевой деятельности, которые сложились в обыденном сознании человека и фиксируются в значении таких металингвистических терминов, как язык, речь, слово, смысл, значение и т.д., независимо от профессиональной лингвистики и в том числе от исследований языка в философском контексте. Отношение философов языка к свидетельствам о языке со стороны наивной и профессиональной лингвистики далеко не равнозначно. Прислушиваясь к самому языку, его наивной нерефлектирующей рефлексии, а также принимая при этом общефилософскую интерпретацию природы языка (например, гумбольдтовскую интерпретацию языка как энергейи, а не эргона), философы могут не проявлять особого интереса к собственно лингвистическим теориям (в силу различной природы интереса к языку у философов и лингвистов). Такая позиция характерна для тех философских исследований, где не ставится специальная теоретическая задача постижения языка и где о языке не говорят, а его слушают. Так, русский религиозный философ-богослов П.А.Флоренский пишет: …истинный предмет наших рассуждений – внутренняя жизнь, а не лингвистика… Лингвистические теории для нас – не аргументы в собственном смысле… философия – хотя и Ancilla Theologiae, однако не Ancilla scientiarum; в отношении к науке она – Domina. Философия язык творит, – не изучает… слово есть то, чем дарует ему быть творец языка – поэт или философ.

Тема взаимосвязи языка и философии остается одной из самых сложных проблем гуманитарной мысли, и каждое поколение мыслителей дает свой ответ на извечный вопрос, как относиться к тому факту, что отправной точкой всякого познания является сформированный языком мир, что, в частности, и естествоиспытатель, и историк, и даже философ видят предметы первоначально так, как им преподносит их язык (Э.Кассирер). В свое время немецкий философ И.-Г.Гаман писал о том, что вся наша философия более состоит из языка, чем из разума. Но и разум, полагает он, есть язык, logos. Гаман не видит для себя разрешения этой проблемы: Мрак над этой бездной для меня все не рассеивается; я все еще жду апокалиптического ангела с ключом к этой бездне. Один из наиболее оптимальных путей разрешения этой проблемы в современной философии языка лежит на пути возвращения к гумбольдтовской традиции интерпретации языка и интеллектуальной активности человека как энергии и экспликации лежащей в основании такого подхода синергийно-персоналистической парадигмы изучения языка как духовной реальности.