Глава 2. Проблема языка в философии

2.1. Проблема и её вторичность

Хотя проблема изучения языка как такового в философии не является основной и имеет в ней вторичный характер, эта проблема и в рамках философии никогда не была просто одной из многих проблем. Однако, как полагает французский философ Ж.Делёз, эта проблема как таковая еще никогда не захватывала столь глобального горизонта крайне разнообразных областей исследования, гетерогенных дискурсов, сфер различного и разнородного, наряду с их намерениями, методами и идеологиями [3, с. 130].

Одна из таких областей возникновения и проявления особого интереса к языку – реалистическая религиозная философия языка в России, формирование которой в начале 20 в. проходило под знаком осмысления богословской полемики о природе Имени Божия, его действенности и почитании, развернувшейся на Святой горе Афон в начале века между сторонниками мистического реализма в понимании имени (имяславцами), веровавшими, что в Имени Божием, призываемом в молитве, присутствует Сам Бог, и приверженцами номиналистического подхода в понимании имени (имяборцами), согласно которому Имя Божие есть инструментальное средство для выражения молитвенного обращения человека к Богу. В набросках к своей незаконченной книге Вещь и имя А.Ф.Лосев писал: ...история новой философии... отличается активным имяборчеством, как и вся новая европейская философия. Эта философия… старается уничтожить и теорию языка, основанную на понимании его как специфической сферы, ибо язык есть именно противоположность всякой глухонемой психологии. С большим трудом наметилась в конце концов подлинная ономатологическая магистраль в современной философии; и это есть, несомненно, знамение и новой наступающей культуры, и новой еще не бывшей философии… дух времени действительно изменился. Можно сказать… что еще никогда философия языка не занимала столь принципиального места, как сейчас.

В современной европейской философской мысли проблема языка возникает в связи с попыткой преодолеть тенденции к деонтологизации в философии, а также в русле традиционной философской проблематики поиска базисных оснований человеческого познания и культуры – особых культурно-исторических априори, в качестве которых стали рассматривать язык. Наиболее интенсивно лингвофилософская проблематика изучается в 20 в. в философской герменевтике. Два ее варианта – онтологическая герменевтика, М.Хайдеггера, акцентирующая внимание на соотношении языка и бытия и представляющей постижение бытия как раскрытие его манифестации в языке, и лингвистической герменевтике, и герменевтика текста (Х.-Г.Гадамер, П.Рикер), акцентирующей внимание на взаимосвязи языка и мышления в их отношении к бытию. Для позиции философской герменевтики в целом характерно выражение недоверия к непосредственным свидетельствам о жизни сознания, и прежде всего к провозглашаемому Р.Декартом принципу непосредственной достоверности самосознания Cogito ergo sum, и обращение к косвенным свидетельствам, запечатлеваемым, согласно философской герменевтике, не столько в логических структурах, сколько в языке, трактуемом как воплощение жизненной конкретности дорефлексивного опыта. Философская рефлексия, по утверждению французского философа П.Рикера, должна опираться не на тезисы я мыслю или я есмь, но на тезис я говорю, отображающий более глубокий слой человеческого существования, поскольку сущностные структуры бытия запечатлеваются и отображаются не в мышлении или сознании, а в творчески подвижном, необъективируемом и неуловимом для понятийного мышления языке. Над каждым словом, по Рикеру, находится венчик невыразимого, и в любой момент диалога во взвешенном состоянии находится и то, что непосредственно высказывается, и вся бесконечность невысказанного [5, с. 91].

Язык, по мысли немецкого философа М.Хайдеггера, впервые дает имя сущему и через такое именование впервые изводит сущее в слово и явление. Язык таит в себе оформленную концептуальность, и путь к подлинному смыслу бытия лежит через рефлексию над языком. Хайдеггер предлагает при философских размышлениях вслушиваться в забытые и повседневно используемые слова, слушая, что они говорят сами по себе, вне исторических контекстов, и часто прибегает сам к этой установке при осмыслении философских терминов. Так, при интерпретации понятия метафизика он опирается на лингвистический анализ слова предмет (Gegenstand от gegen против и stehen стоять), обыгрывая идею противостояния, лежащую в основании значения данного слова, и полагая при этом, что метафизика с самого начала относится к сущему как чему-то противостоящему человеку, как к чему-то внешнему и чуждому.

Эта установка Хайдеггера опирается на древнейший философский метод рефлексии над языком, исходящий из представления о том, что в языке содержится своя окаменелая философия (М.Мюллер) и что, следовательно, не существует лучшего способа философски исследовать истину, как расследовать корни слов (Ф.Г.Якоби). О философичности самого языка как миропонимания человека говорил в свое время и В. фон Гумбольдт, связывая сравнительное языковедение с философской историей человечества [5, с. 96-97].

В европейской философской мысли существуют две позиции по вопросу об оценке значимости для человеческой культуры такой окаменелой философии в языке (или, на другом языке, языковой философской мифологии), выражающей первовидение человека, его стихийное, нерефлектируемое миропонимание, оказывающее не всегда осознаваемое воздействие на все человеческое мировосприятие и культуру. При одном подходе язык, наряду с мифом, искусством и познанием в целом, рассматривается как важнейшая форма самопостижения духа, подлинный источник света, условие видения, исток и великий ориентир духовного процесса, в котором для нас конституируется действительность в ее единстве и многообразии, и задачей философии объявляется раскрытие того, как в этих сферах осуществляется процесс синтеза мира.

При другом, прямо противоположном взгляде язык расценивается в качестве источника заблуждений (тюрьмы) для человека, и задача философии усматривается в освобождении от мифологии, содержащейся в языке и препятствующей свободе мышления. Согласно позиции немецкого гносеолога Ф.Маутнера, нам неведомы и надчеловеческий философский язык и чистый разум, а потому критика разума должна стать критикой языка, а всякая критическая философия есть критика языка. В наиболее заостренной форме эту идею развивал Ф.Ницше, который полагал, что в языке в сокровенной форме пребывает своя философская мифология, которая постоянно сказывается, как бы люди ни старались быть осторожными. Слова и понятия, с помощью которых люди не только обозначают вещи, но и предполагают с их помощью уловить изначальную сущность вещей, постоянно соблазняют нас, – полагал Ницше и утверждал, что мы не избавимся от кумиров, пока будем верить в грамматику.

В наше время идеи лингвистической критики метафизики развивал австрийский философ, логик и математик Л.Витгенштейн, полагавший, что большинство предложений и вопросов философа коренится в нашем непонимании логики языка. Философия для него – критика языка, борьба против зачаровывания разума средствами нашего языка, против ложных понятий, создаваемых грамматической иллюзией.

Идеалом неопозитивизма становится создание логически совершенного языка, который прямо достает до реальности. В ходе лингвистической критики метафизики неопозитивистами был разработан особый концептуальный анализ естественного языка, составляющий одно из центральных направлений в современной лингвистической мысли.

Важнейшим вопросом, касающимся взаимосвязи языка и философии, является вопрос о так называемом языке философии и о его соотношении, с одной стороны, с языком и с другой – с философией и, в частности, с самой философией языка. Глубокое развитие идея о взаимосвязи языка и философии как двух форм миропонимания человека получает в русской религиозной философии. Так, в понимании П.А.Флоренского факт существования языка есть тем самым факт существования философии, поскольку язык в основе своей диалектичен: В слове как таковом бьется ритмический пульс вопросов и ответов… выхождений из себя и возвращений в себя, общения мысли и углублений в себя, и в языке как таковом заложено объяснение бытия. Философия для Флоренского, будучи одним из модусов языка, одним из своеобразных случаев его употребления, – есть в существе своем… язык. Сходную позицию тождества языка и философии развивает и А.Ф.Лосев, для которого философия есть не больше, как раскрытие глубинных интуиций и мыслей, заложенных в языке… раскрытие внутреннего содержания слов и имен, открывшихся данному народу и созданных им, а философская теория есть не что иное, как осознанный и проанализированный язык. Философия рождается, по Лосеву, из интуитивных глубин языковой стихии. Сам же язык интерпретируется им как великая стихия, которая является переходным звеном между неоформленными интуициями изначального мироощущения и законченными философскими теориями. В системе соотношений – язык, философия, язык философии – язык занимает центральное положение: питая философию своими интуициями, он оказывается органом осознания этих интуиций. Этот последний момент служит основанием для отождествления в отдельных лингвофилософских концепциях всех трех сфер духовной активности человека – языка, философии и языка философии. В лаконичной форме эта позиция выражается в следующих максимах философа и лингвиста Соболева: Язык философии есть просто язык в его существе; Философия… в своей открытости миру равна языку; она несет в себе язык; Философия и есть язык и, наконец, …человек, философия и язык – одно [5, с. 140].

Один из ракурсов темы взаимосвязи языка и философии касается вопроса о связи родного языка и национальной философии, а также идиоэтнического и универсального начал в языке и философии. По мысли А.Ф.Лосева, кто понимает греческий язык, тот тем самым принципиально понимает и греческую философию: в творениях Плотина и Прокла философия дает полное диалектическое осознание всех внутренне-интимных корней греческого духа, то есть языка. Какую философию мог создать народ, для которого сама мудрость, есть, по корню слова мастерство, умение создавать вещь, понимание ее устройства? И …что такое греческая идея, как не видение зрение, узрение, если сама этимология указывает на это?. Опираясь на принцип тождественности языка и философии, родного языка и языка как такового, Бибихин утверждает, что нашему языку пора уже давно быть языком не русской философии, не философии в России, а философии вообще.

При локализации философии языка в эпистемологическом пространстве гуманитарной мысли наблюдаются следующие ориентации, границы между которыми на практике проводятся не всегда достаточно четко. Исследования лингвофилософской направленности могут включаться в состав отдельных дисциплин – философии, религиозной философии, семиотики, логики, языкознания. По мысли Н.О.Лосского, дисциплины типа философия математики, философия естествознания, философия истории и др., в которых исследуются общие принципы, лежащие в основе одной или нескольких частных наук, относятся к частным философским дисциплинам, осуществляющим переход от метафизики к частным наукам (и наоборот), с которыми она образует органическое целое знание и для которых служит фундаментом и крышею.