Наша бесчувственность

Как мы далеки от утонченного чувства, проявляющегося в страдании при виде зла и в радости при виде чужого блага. Мы можем долго общаться с грешником, уважать его, пожимать ему руку, пока не раскроется его преступление. Тогда мы восклицаем: «Кто бы мог подумать! Мы-то считали его порядочным человеком».

Наверняка грешник как-то проявляет свою порочность, свое бессердечие, это должно заставлять нас сразу видеть, кто перед нами. Да, мы вряд ли станем утонченными эстетами, как древнегреческие художники, или сверхчувствительными, как святые. Но если мы понимаем, что нельзя пройти мимо красоты искусства, что для цивилизованного человека недопустимо путать ужасных монстров с идеалом красоты, грохот трамвая с тихой музыкой, сочинения Беллини и Вагнера, то должны тем более стыдиться подобной бесчувственности в области морали. Мы не отличаем грешника от праведника, и ничто нас не предупреждает об опасности. Как случилось, что судебные ошибки и жалобы невинных не достигают наших ушей, хотя суд был публичным, а невинный год за годом мучался в тюрьме? Может ли добро быть так спрятано, что мы путаем его с богатством? Как случилось, что богачи (в Евангелии о них сказано: «Горе вам, богатые, ибо вы уже получили свое утешение») позволяют себе поучать бедных, не обращая внимания на мораль, на собственный моральный облик, словно уверены, что все богатые — праведники, а бедняки — грешники.

Если наш ум настолько погружен во мрак, трудно представить, какая искаженная картина возникает перед нашими глазами. При путанице моральных принципов невозможно составить ясные представления о других жизненных сферах. Когда-нибудь прозорливая молодежь узнает, что на полях сражений европейской войны праздновали Рождество, и поймет причину войны. Давид в такой непонятной ситуации воскликнул: «Где мой Бог?» Потерять Бога — несомненное горе. Но праздновать эту потерю — значит не понимать, что происходит. Сколько времени душа мертва? Когда мы начали создавать из мертвечины? Что за сумасшествие — посреди чудовищной резни поставить дерево во славу Рождества Христова!

Мы не чувствуем вони от зла, как святая Тереза, не видим белого голубя, спрятанного под грязными перьями. Мы отличаемся от подобной святости не так, как грубый крестьянин от изысканного художника, но как труп от живого человека. Мы уже умерли, не заметив того.

Секрет нашей жизни во внутренней чувствительности, а не в правилах гигиены. Есть нечто более хрупкое, чем тело, чем физическое существование. Мрак нас губит. Вот секрет человека. Если он утратил свет, который вел его к лучшей жизни, он падает в пропасть, хуже зверя. Только любящий все свои силы отдает жизни. Как слабы легкие новорожденного и как легко бесчеловечной матери лишить младенца воздуха! Но как ничтожно это преступление перед убийством души, которое совершить еще легче. Смерть души, как и смерть тела, связана с потерей чувствительности. Напрасно испытывать мертвеца раскаленным железом — он не отзовется.

Живой активно реагирует на раздражители, конечно, не такие ужасные, как раскаленное железо. Тот, кто живет и чувствует, может совершенствоваться. Это и есть жизнь.

Пусть душа будет чувствительной. Но как она сможет тогда продолжать жить во зле? Если, закрыв окна нашего дома, кто-то стал бы собирать нечистоты и вонь становилась бы все сильнее, разве не протестовали бы мы, не старались ликвидировать причину страданий? В доме ребенок, и мы протестуем еще сильнее, собственными руками наводим чистоту, заботясь о здоровье малыша. Но если мать и дитя мертвы, они не почувствуют зловония.

Важное жизненное качество — очищать окружающее пространство и душу от всего нечистого, вредного для здоровья. Важнее не тот, кто проповедует, а тот, кто очищает. Мораль, развивающая чувствительность, в том и заключается, что необходимо действовать, очищая мир, убирая препятствия, освобождая дух от смертельного мрака. Главные человеческие достоинства не в тонком музыкальном вкусе, не в способности совершать открытия, но в спасении и поддержании жизни. И м нет предела, как и прогрессу.