Глава 2. От бюрократических к «партийным» кабинетам 183

икэ (о-в Кюсю), Убэ (префектура Ямагути) и др. шахтеры вели на­стоящие бои против полиции и войск.

Шахтер с шахты Мннаднн, забравшись на телеграфный столб, броса­ет динамитные щашкн в солдат. В дальнейшем он отказался сдаться я был застрелен. Рисунок очевидца

Помимо рабочих, а восстаниях участвовали рыбаки, городская беднота, студенты. Восставшие грабили рисовые склады, громили полицейские участки, магазины, дома рисоторговцев. В Кобэ не­сколько десятков тысяч человек осадили здание крупной торговой компании «Судзуки» и дом главы этой компании и затем подо­жгли их. Всего в городе ими было сожжено около 30 зданий, в том числе городской почтамт. Бунтовщики разрушали здания заводов, судоверфи, между ними и войсками происходили кровавые бои.

К октябрю «рисовые бунты» были подавлены. До конца 1918 г. за участие в восстании были приговорены к тюремному заключе­нию 7813 чел. Неизвестное число восставших было убито без су­да и следствия.

# # *

«Рисовые бунты» носили сугубо стихийный, неорганизован­ный характер, и не было никакой организации или партии, кото­

184 Часть 1. Утверждение Японии в роли великой державы

рая попыталась бы их возглавить. Премьер-министр Тэраути, ко­торый с большим опасением следил за революцией в России, спе­циально настаивал на том, чтобы полиция и следственные органы выявили «красных» агитаторов, поднявших народ на восстание. Однако все усилия, предпринятые в этом направлении, оказались тщетными: ни одного подстрекателя выявлено не было. Немногие социалисты и анархисты, участвовавшие в беспорядках, были просто вовлечены в водоворот событий.

«Рисовые бунты» стали, по всей видимости, последним в Япо­нии массовым движением социального протеста, проходившим в традиционных формах. В поведении бунтовщиков явно прослежи­вались параллели с действиями их дедов и прадедов во время кре­стьянских восстаний (икки) в домэйдзийской и раннемэйдзийской Японии. Главное отличие заключалось в том, что на этот раз в бунтах участвовало главным образом городское население, в том числе десятки тысяч промышленных рабочих. Это свидетельство­вало о том, что в Японии того времени формы организации обще­ственной жизни, присущие индустриальному обществу, еще не устоялись, что препятствовало адекватному разрешению вполне современных по сути трудовых и иных социальных конфликтов.

Несмотря на свою архаичность и внешнюю бессмысленность, «рисовые бунты» принесли вполне конкретные экономические и политические плоды. Во-первых, 21 сентября 1918 г. Тэраути по­дал в отставку, приняв на себя политическую ответственность за кровавые беспорядки. На смену ему пришло парламентское пра­вительство, которое возглавил лидер Сэйюкай Хара Такаси, т.е. случилось то, чего годами безуспешно добивались японские демо­краты как в стенах парламента, так и за их пределами. Во-вторых, новый кабинет немедленно предпринял энергичные меры, такие как отмена импортных пошлин и продажа риса из государствен­ных запасов, в результате чего в течение года удалось сбить цены на рис почти вдвое. Правда, такая политика правительства ухуд­шила положение крестьян-рисоводов и усугубила хронический кризис в японском сельском хозяйстве, но это была уже другая проблема, вышедшая на первый план только в следующем деся­тилетии.

Таким образом, и коррекция экономической политики прави­тельства, и важный шаг в развитии японской политической систе­мы были сделаны в результате не парламентских дебатов или ор­ганизованных политических действий, а протекавшего в совер­шенно недемократических формах стихийного народного бунта с не вполне ясными для самих его участников целями.

185