Эстетическое воспитание и экология

Неисчерпаемое содержание красоты как одной из основ мира обнаруживает себя и в еще одной функции эстетического воспитания: выявить для понимания, раскрыть эстетические предпосылки выживания мира и самого человека. Именно эстетическое воспитание помогает сформировать те грани отношения к миру, которые определили бы экологически правильное поведение — умение и потребность ценить и беречь красоту и гармонию природы.

При этом проблемы экологии включают в себя целый ряд вопросов, связанных с отношением к природе и внешней человеку, и природы в самом человеке, того природного его начала, которое является материальной основой всех человеческих качеств. Эти две стороны экологической проблематики теснейшим образом связаны между собой, и неправильное понимание собственной природы, природы внутри себя оборачивается неправильным отношением и к природе внешней.

По отношению к окружающей природе человек продолжает вести себя так, как еще 200 лет назад осуждалось Ж.Б.Ламарком, писавшим, что человечество действует так, будто его назначение — уничтожить свой род, предварительно сделав Землю не пригодной для обитания. Можно сказать, что современный экологический кризис был предопределен и ”запрограммирован” не только ошибками философско-теоретического и мировоззренческого плана, но и просчетами в эстетическом воспитании. Так, известно, что чувство, позволяющее человеку безошибочно находить меру нужного, обеспечивающего гармонию разнонаправленных тенденций, противоречивых устремлений и т.п., называют вкусом. Развитый эстетический вкус не только интуитивно указывает “оптимум”, но и способен обосновать критерии оценки, его фиксирующие. Отсутствие вкуса и связанного с ним чувства меры обернулось самодовольным навязыванием миру так называемых человеческих “мерок”, которые человек сам для себя не определил и до конца не понял.

Не определивший своих истинных мер и потребностей, человек тем не менее счел возможным самое активное вторжение во внутренние дела природы, развязав силы, совладать с которыми оказался не в состоянии. Бездумное и недальновидное преобразовательство природы, неспособность почувствовать целостность ее собственной внутренней жизни поставили человека на грань экологической катастрофы. Можно сказать, что именно от качества эстетических в своей основе способностей человека в немалой степени зависит успешность его деятельности и даже безопасность самого его пребывания на Земле.

Действительно, адекватное (т.е. правильное и творческое) отношение человека к миру зависит от его способности ощущать себя частью природы, т.е. интимнейшим образом переживать свою причастность миру, свою неотрывность от него. Это делает невозможным причинение зла природе ради каких-то сиюминутных капризов, случайных прихотей и т.п. Повторяем, речь идет не столько о минимизации потребностей (хотя и в этом направлении человеку рано или поздно придется задуматься), сколько об их рационализации, о ценностном переструктурировании их пространства. Суть даже не в том, чтобы обходиться меньшим, а в том, чтобы использовать целесообразнее и качественнее, не разбрасываться сырьем и ресурсами, а уметь тратить их экономно, рачительно, извлекая из них весь максимум возможного, утилизуя все без остатка. Так, как это умеют делать в Японии, где считают, что красота и польза неотрывны одна от другой. В конечном счете это приводит не к снижению уровня жизни, а к новому умению качественно жить.

Адекватное, экологичное отношение человека к миру в значительной мере определяется тем, насколько сформирована у него способность эстетического восприятия мира как единого целого, как целостной гармоничной системы, сложная связь элементов которой не допускает произвольного немотивированного вмешательства. Таким образом, умение ценить красоту и гармонию природы как целого оказывается лучшей основой экологического поведения человека. Но эти чувства, представления и ощущения не могут быть сформированы вне эстетической сферы — как ее формальных моментов, так и содержательных, обеспечивающих и саму способность собственно эстетического восприятия, оценки эстетических качеств действительности, и способность полноценного переживания своей неразрывной связи с миром, чувства слияния с природой. Эта способность переживания внутреннего единства с природой, следование природе — отнюдь не означают возвратного движения назад, к инстинктам, но открывают путь к развитию, облагораживанию данных самой природой чувств и возможностей.

Пространство диалога с природой, делающее невозможным монологический диктат в отношении другого — мира в целом или отдельного человека, — рождается в особой      сфере эстетического опыта, опыта постижения душой. Не подчинение врага, а достижение взаимопонимания с партнером по общению — эта позиция формируется во многом благодаря эстетической способности сопереживания, сочувствования, умению увидеть ”другого” как отдельного и внеположенного, но входящего в общую систему совместного бытия и выживания.

Умение бережно относиться к природе не может не распространяться и на собственную природу человека. Человек не должен игнорировать своей природы, внутренней части внешнего окружения. Человек должен защищать от неоправданного вмешательства и эту часть природы, охраняя ее от одностороннего неравновесного развития, от манипулирования своими чувствами, своим сознанием. Недаром в последнее время все чаще говорят об экологии души, внутреннего мира личности.

Данная проблема представляется весьма сложной в силу целого ряда обстоятельств. Прежде всего, это проблема целостности и гармоничности самой души в условиях, когда существует определенный разрыв между двумя составляющими духовной культуры — культурой интеллектуально-рациональной и культурой эмоционально-гуманитарной. Разлад между этими сторонами личности способен привести к ощутимым негативным последствиям, ибо односторонняя абсолютизация знаний, с одной стороны, и такая же абсолютизация спонтанности эмоциональной свободы, с другой стороны, чреваты перекосами как в самочувствии отдельной личности, так и внутри общества в целом. Еще К.Г.Юнг указывал на опасность, которая кроется в чрезмерных притязаниях рационального принципа. Рациональное начало, подавив не только ”неразумные” эмоции, но и столь же темное бессознательное, может нарушить баланс сил в человеке, что приведет не только к бесчувственности психики, но к невозможности культурного вывода энергии накопленного бессознательного и может быть чревато вспышками агрессии, суицидными тенденциями.

Без деятельной тренировки чувств, которая достигается в сфере эстетического опыта, при восприятии искусства, чувства как бы «ржавеют», механизмы реакций и их проявлений разлаживаются. Человек разучается сочувствовать и сопереживать, и эта эмоциональная глухота и тупость не только серьезно осложняют его жизнь в коллективе, но и лишают счастья его самого. Так, Ч.Дарвин утверждал, что утрата эстетических чувств равносильна утрате счастья, ибо ослабляет эмоциональную сторону человеческой природы.

Современный процесс ослабления эмоциональной стороны нашей природы имеет и объективные причины. Избыток непрерывно и отовсюду поступающей разноликой информации, образующей постоянный информационный фон, часто не фиксируемый вниманием, порождает привычку поверхностного восприятия, не пропускающего сигналы в глубь осознания. Ощущения, не достигающие этапа развернутого осмысления и переживания, останавливаются на фазе поверхностного, кажущегося удовлетворения, и собственно внимание не фокусируется и по сути даже не включается Это, в свою очередь, разрушает способность концентрации, т.е. избирательного сосредоточения внимания на объекте, удержания его на нем необходимое для восприятия время и контролируемого переключения. Так, по результатам исследований, проведенных в США, способность учащихся фиксировать внимание на занятиях в классе сократилась с 40 до 15 минут; аналогичную тенденцию отметили французские психологи.

Таким образом, подобная практика разрушает не только чувственно-эмоциональную сферу личности, но и сами интеллектуальные способности, в основе которых лежит эта способность к концентрации. Людям становится все труднее сосредоточиваться, думать; постепенно они начинают предпочитать облегченную культурную продукцию.

Притупленность ощущений из-за невозможности адаптации наших психологических механизмов к быстро сменяющимся раздражителям развивает, с одной стороны, неразборчивость к духовной пище, с другой стороны, прививает, делает обычной пассивность в общении с миром подлинных эстетических объектов. В то же время то, что предлагается современной культурной индустрией, часто бывает небезобидно и небезвредно для души. Мир примитивных чувств, плоских переживаний, однообразных сюжетов и разговоров (с заранее записанной на пленку реакцией на них) отнюдь не способствует развитию человека. Напротив, оно приносится в жертву прибыли: как и природа, наша душа подвергается самой жесткой эксплуатации и деформации в погоне за прибылью, которая и становится главной целью новой культурной индустрии.

В культурной жизни общества все ощутимее становится присутствие этой новой ”ценности”, которая деструктивным образом влияет на содержание и характер коммуникаций в культуре. Культура поворачивается в сторону значительного слоя полуграмотных, но богатых людей, которые имеют возможность ”заказывать музыку” в культуре, т.е. навязывают свои вкусы, свой уровень, свое представление о красоте. Это неизменно, как мы убедились, приводит к снижению эстетических критериев, к замене их на внеэстетические, к вторжению безвкусицы, красивости, пошлости, ”освященных” материальными возможностями их носителей. Это — реальность нашей жизни, с которой необходимо считаться, если мы не хотим получить необратимого снижения эстетического уровня жизни.

Общее падение культурного уровня, омассовление культуры в худшем смысле слова проявляются, в частности, в том, что серьезные театральные постановки полностью вытеснены южноамериканскими сериалами, западными боевиками и отечественными шоу самого разного образца, но почти неизменно низкого уровня. С одной стороны, романтизация уголовного мира, популяризация лагерного жаргона, приводящие как бы к психологическому принятию криминальных норм жизни, с другой стороны, множество передач, которые при отсутствии содержания имеют как бы принудительно-развлекательный характер с бездумным, натужным и безвкусным весельем.

Посягательство рынка на культуру не освободило ее, вопреки ожиданиям, от внекультурных факторов регулирования, но навязало новую несвободу. Действительно, свобода культуры при рынке ограничивается спросом и диктуется его величиной. Сам же сегодняшний спрос направленно формируется рекламой, телепрограммами и т.п., с тем чтобы на его удовлетворении можно было при минимальных затратах получить максимальную прибыль. Для этого необходимо сделать спрос массовым, следовательно, сформировать как бы унифицированные потребности, подогнанные под это запланированное ”предложение”. При отсутствии видимого контроля все, тем не менее, незримо контролируется маркетингом.

Таким образом, несмотря на декларации рыночной свободы, рынок оказывается в принципе враждебен творчеству, ибо некритически ориентируется на массовый вкус среднего обывателя; творчество же, к сожалению, не есть принадлежность массового человека. Получается, что рынок требует не творчества, не творческого восприятия и выражения, но способности приспосабливаться и чутко реагировать на конъюнктуру. Всеми возможными способами людям прививается потребительское отношение к миру: нужно воспитать потребителя, чтобы он неустанно потреблял и хотел потреблять вновь и вновь — новые шампуни и пылесосы, новые холодильники и видеопродукцию.

Совершенствуется техника удовлетворения потребностей и желаний, но взамен изобретаются новые, и так без конца. Вращение в круге материального бытия сначала затрудняет выход к более высоким сферам, потом гасит саму эту потребность или ее остатки в повседневной суете... Потом выход делается невозможным, потом ненужным, потом забывается, что вообще была такая возможность. Так человек ”залавливается” материальным бытием, и запущенный механизм материального производства не отпускает человека из своих сетей во имя собственного самосохранения. Потребление делается главным признаком и характеристикой человека.

Творчество же выступает как антипод и антитеза потреблению, ибо не изымает и расходует, а напротив — вносит, творит, отдает. Дальнейшая интенсификация потребления, как уже говорилось, будучи однобокой монологической претензией к миру, не имеет космо-исторической перспективы и обречена самим ходом эволюции. Однако в реальной ситуации современной фазы развития общества, вопреки его истинным интересам, творческое поведение вытесняется конъюнктурно-потребительским. Мы как бы забываем, что обществу — для развития — нужны не только мерседесы, но и идеи, не только банки, но и библиотеки, а также секции, кружки и т.п., где дети учились бы работе мысли, дисциплине ума, точности глаза, верности слуха. Без настоящего, высокого искусства заплывают жиром сердца, мельчают души, без высоких чувств уплощается бытие.

Для состояния ума и чувств представляет определенную опасность как смещение основных ценностно-нравственных понятий, так и ситуация размытости представлений о том, что есть добро и зло, красота и красивость, прекрасное и безобразное. Размытость смысловых ориентиров, разнонаправленность информационных потоков, когда все представляется одинаково важным и одновременно одинаково не важным, лишает человека, особенно молодого, устойчивости. Подобная ситуация не имеет ничего общего с подлинной свободой, это намеренное культивирование энтропии смыслов и ценностей становится серьезным фактором дегуманизации жизни.

Тотальность информационного давления, всепроникающая индустрия развлечений, зрелищ определенным образом покушается на саму душу. Для взращивания души нужны не только известные внешние условия, но и столь же необходимые внутренние. Например, наличие досуга, настоящего, нормального досуга, а не принудительного веселья, когда человек не может остаться сам с собой, но продолжает быть с индустрией психологического давления, которая не отпускает его нигде, не давая времени для неспешного, углубленного размышления. Именно наличие свободного времени определяет действительную свободу человека, когда он может принадлежать только себе, работать с собой, осуществлять внутренний диалог со своим ”я”: именно внутреннее сосредоточение, состояние покоя помогает человеку осознать особость своего внутреннего мира, потребности души. Не зря пребывание в таком состоянии внутреннего покоя считалось необходимым в практике всех религиозных учений, предполагающих самосовершенствование. Но человеку навязывается суета, бесполезная занятость, вытесняющая способность размышлять, мыслить, культивировать глубину чувств, полноту ощущений, наконец, осуществлять внутренний выбор. Сам внутренний мир личности подвергается в подобных условиях серьезным испытаниям: теряется душевное равновесие, разлаживаются связи и отношения с миром и людьми, возможные лишь на основе полноты собственной личности.

Таким образом, одновременно идут два параллельных процесса, которые усиливают разрушительный характер друг друга. С одной стороны, происходит омассовление человека — унификация, усреднение вкусов, представлений, привычек, форм поведения и т.п. С другой стороны, идет фактическое разобщение общества под влиянием прямой и опосредованной проповеди личной свободы, свободы для себя, крайнего индивидуализма. В результате мы получаем картину неуклонной атомизации общества: оно распадается на обособленных индивидов, которые сбиваются в большие скопления, толпы, тусовки. Однако индивидуализм еще не означает становления индивидуальности, личности, а толпа — это далеко не общность людей, человеческое единство.

Распадение человеческого сообщества при его скученности, особенно в больших городах, внутренняя разобщенность при внешней неразличимости — это глубоко бескультурныйпроцесс, ибо движение к однородности, недифференцированности при бессвязности, отсутствии структуры и ориентированности и есть торжество энтропии, т.е. утраты какого-либо организующего начала, внутренней формы, иерархии смыслов. Разрушается сам питательный слой, на котором растет культура как исконно человеческий и исходно социальный продукт. Культура создается, когда человек осознает себя человеком в обществе других людей и формирует эти специальные механизмы для регулирования совместной жизни и общего выживания всего человеческого сообщества перед лицом мира. Атомизация, когда человек — один в неразличимой (и безразличной ему) массе, разрушает саму мотивацию культурной деятельности и культурного поведения, оставляя лишь простейшие формы материального обмена.