2. Генуэзская конференция и Коммунистический Интернационал

Европейские государственные деятели и деловые круги восприняли переход к новой экономической политике с сим­патией и большими надеждами. Однако и те, и другие в пода­вляющем большинстве заблуждались относительно подлин­ного значения изменения основ советской экономической си­стемы. Для них нэп означал капитуляцию большевиков перед капиталистическим миром и почти повсеместно был воспри­нят скорее как признак слабости, нежели как свидетельство силы и политической гибкости, чем являлся на самом деле. Поэтому в Европе у многих возникла надежда, что предпола­гаемое ослабление большевиков создаст благоприятные воз­можности для эксплуатации природных ресурсов России представителями иностранных капиталов. В этих кругах по­лагали, что советское правительство, в котором возобладали «капитулянты», пойдет на введение экстерриториальных прав, аналогичных тем, которые европейские державы уже получили в Турции и Китае.

Правительства большинства европейских государств стре­мились строить свои отношения с Россией с таким расчетом, чтобы это дало им возможность занять благоприятные пози­ции, которые, как они рассчитывали, позволили бы включиться в успешную борьбу за получение российских кон­цессий. В этом вопросе вновь проявилась неспособность союз­ников к достижению единства. Ллойд Джордж, верный бри­танским традициям свободной торговли, выступал за незави­симые действия каждой отдельной страны в этом направле­нии, в то время как Франция продолжала настаивать на том, чтобы союзники действовали согласованно.

Немцы же, опасавшиеся, что их попытаются обойти дру­гие державы, предлагали свои услуги в качестве посредников между Россией и Западом. Было также высказано предложе­ние о создании ^Европейского консорциума*, который об­легчил бы восстановление и последующую эксплуатацию Рос­сии. Хотя ни один из этих планов официально не был принят и соглашение между основными претендентами — Велико­британией и Францией, так и не было достигнуто, накал стра­стей по этому вопросу с полной очевидностью свидетельство­вал о том, что дальше откладывать обсуждение российской проблемы на международном уровне нельзя.

6 января 1922 года на заседании Верховного совета Антан-

336

337

ты в Каннах были оговорены общие условия, на которых мог­ла быть предоставлена помощь в восстановлении странам, по­страдавшим от войны. Хоть впрямую о России не говорилось, ясно было, что именно о ней прежде всего идет речь. Основны­ми условиями для оказания помощи в восстановлении были: 1) признание всех прошлых долгов и обязательств и 2) разви­тие нормальной финансовой и торговой системы. Вместе с тем Верховный совет Антанты подтвердил свою приверженность принципу невмешательства в экономическую жизнь каждой страны.

Следующая конференция, которая начала свою работу в Генуе 10 апреля 1922 года, была первым международным ди­пломатическим событием, в котором принимали участие представители советского правительства. Предложения со­ветских делегатов носили деловой характер, что давало евро­пейским государственным деятелям основания надеяться на возможность достижения какого-то соглашения. В предвари­тельном порядке, прощупывая почву, Георгий Чичерин зая­вил о том, что Россия готова признать как довоенные, так и военные долги и либо вернуть конфискованную собственность иностранным владельцам, либо компенсировать им потери, которые они понесли. Взамен он требовал немедленного при­знания де-юре советского правительства и крупных кредитов. Кроме того, был выдвинут целый ряд контрпретензий за ущерб, нанесенный союзниками России во время граждан­ской войны.

Реакция союзников на предложения Чичерина снова с очевидностью показала, что надеяться на достижение единст­ва их позиций невозможно. Великобритания и Италия выра­зили готовность изучить предложения России. Франция и Бельгия, озабоченные возвратом тех концессий, которые они раньше имели на юге России, отказались даже их рассматри­вать. Вместе с тем Ллойд Джордж пытался обеспечить эконо­мические привилегии Великобритании за счёт достижения прямого соглашения с советским правительством, в соответ­ствии с которым все производство и экспорт российской неф­ти стало бы монополией «Ройал Дач-Шелл компани». Вдоба­вок ко всему клубок противоречий запутался еще больше, как только пошли слухи о переговорах, ведущихся англичанами, и некий американский «обозреватель» предупредил участни­ков конференции, что Соединенные Штаты будут настаивать на проведении политики «открытых дверей» в области веду­щейся в России добычи нефти.

В основном неудача Генуэзской конференции объясняется столкновением интересов союзных держав, хотя ситуация су­щественно усугубилась после заключения 16 апреля 1922 го­да сепаратного соглашения в Рапалло между советским пра­вительством и Германией. В этом договоре речь шла об отказе от взаимных претензий двух стран в вопросах об ущербе, причиненном во время войны. Германия отказывалась под­держать требования своих граждан о компенсации за конфи­скованное советским правительством имущество «при том ус­ловии, что правительство Российской Советской Федератив­ной Социалистической Республики не пойдет на удовлетворе­ние аналогичных требований со стороны других государств». Между Германией и Россией должны были быть в полном объеме восстановлены дипломатические и консульские отно­шения. Далее, в статье V договора говорилось: «Правительст­ва двух государств будут взаимно помогать друг другу в осу­ществлении экономических потребностей своих стран... Не­мецкое правительство заявляет о готовности всемерно способ­ствовать заключению и исполнению контрактов, подписан­ных частными предприятиями двух стран».

Перед закрытием Генуэзской конференции те вопросы, ко­торые в ходе ее остались нерешенными, были оставлены на рассмотрение «экспертных комиссий», члены которых долж­ны были встретиться в Гааге в июне и июле 1922 года. Тем не менее ко времени этой встречи Москва, выражая недовольст­во по поводу предыдущей неудачи в переговорах об условиях сотрудничества с «капиталистическими» государствами, за­няла значительно более жесткую позицию. Поэтому Гаагская конференция тоже закончилась ничем, несмотря на то, что представители стран Антанты, по всей видимости, были гото­вы более благожелательно отнестись к достижению взаимопо­нимания с Россией.

В ходе переговоров с западными державами советское пра­вительство представляло российские интересы так, как оно их понимало; вместе с тем оно строило планы распростране­ния коммунизма в других странах. 22 января 1919 года — почти одновременно с предложением президента Вильсона о созыве конференции в Принкипо — Ленин и Троцкий обра­тились с призывом о проведении первого съезда Третьего Ком­мунистического Интернационала, делегаты которого собра­лись в Москве в марте 1919 года. На нем были избраны руко­водители отделов новой организации и принят объемный ма­нифест к трудящимся всего мира.

338

339

Первый период деятельности Интернационала характери­зовался проведением непосредственных попыток разжечь коммунистические революции во всех странах. Кое-где дейст­вительно произошли восстания, однако результаты их оказа­лись нестабильными: коммунистическое правительство Белы Куна в Венгрии просуществовало с 21 марта до 1 августа 1919 года, а советское правительство в Баварии, созданное 7 апреля 1919 года, продержалось и того меньше. Проведение револю­ций планировалось также в Англии и Соединенных Штатах, хотя в этих странах такие «планы» вряд ли могли быть более чем благими пожеланиями.

После этих неудач на втором съезде Интернационала в ию­ле 1920 года был принят другой проект. Вместо того чтобы це­ликом полагаться на спонтанные народные восстания в капи­талистических государствах, большевики, опираясь на руко­водство Коминтерна в Москве, приступили к проведению про­граммы систематической пропаганды по всему миру. Весь земной шар был поделен на специальные пропагандистские районы, значительная часть которых располагалась в Европе. Суммы, расходовавшиеся на подготовку к «мировой револю­ции», по всей видимости, были весьма значительными. Очевидно, что исполнительный комитет Коммунистического Интернационала изначально мыслился как своего рода прооб­раз потенциального всемирного советского правительства, ко­торое, по сути дела, являлось лишь придатком Российской коммунистической партии. Существование и деятельность Коминтерна тем не менее сделали Москву бесспорным цент­ром мирового коммунистического движения.

В тот период Коммунистическая партия предпринимала особенно большие усилия по распространению революцион­ных учений среди народов Азии; руководители партии и со­ветского правительства лихорадочно готовили пропаганди­стов, способных проводить такую работу. Народы азиатских государств оказались в определенной степени восприимчивы к такого рода пропаганде, главным образом потому, что росло недовольство европейцами, имевшими на Востоке специаль­ные экономические и политические привилегии.

Сначала большевистские агитаторы имели кое-какой ус­пех на Ближнем и Среднем Востоке, однако большой ущерб их деятельности впоследствии нанесла чересчур прямолиней­ная интерпретация коммунистической доктрины, особенно в настойчивых призывах к борьбе против любых форм религии. На съезде народов Востока, состоявшемся в Баку в сентябре

1920 года, ислам оказался сильнее коммунизма, и сторонни­ки веры крайне неодобрительно отнеслись к резкой критике религии, содержавшейся в выступлении Зиновьева. Тем не менее в целом на Ближнем и Среднем Востоке, в Персии и Турции не существовало общественных организаций, кото­рые были бы готовы воспринять коммунистические идеи. Российская революция доказала, что революционная доктри­на была привлекательна прежде всего для фабрично-заво­дских рабочих и части представителей интеллигенции. Как в Персии, так и в Турции промышленных рабочих было немно­го, а немногочисленная интеллигенция не составляла сколь­ко-нибудь существенной политической силы.

Далее к востоку коммунистическая идеология восприни­малась с различными степенями сопротивления. В Индии, где британские власти очень боялись проникновения повстанчес­ких идей, эффективным препятствием на пути распростране­ния коммунистических доктрин явились глубокие религиоз­ные чувства населения. В Китае пропагандисты российского коммунизма достигли больших успехов, чем в Малой Азии. Новому политическому движению симпатизировали значительная часть интеллигенции и рабочего класса, а так­же представители левого крыла Гоминьдана. Позже была об­разована китайская коммунистическая партия, которая фор­мально стала членом Коминтерна.