10. События на Дальнем Востоке, 1929—1932 годы

Тем временем в дальневосточной политике наступил кри­зис. Вновь обострился вопрос о собственности и управлении Китайско-Восточной железной дорогой. Соглашение, за­ключенное в 1924 году между советским правительством и во­енным правителем Маньчжурии — маршалом Чжан Цзо-ли-ном, с самого начала действовало с большими трудностями. Отношения между Советами и маршалом Чжаном осложня­лись его нескрываемой враждебностью к российской поли­тической системе, а его сын — Чжан Сюэ-лян — был настро­ен немногим лучше, чем отец. Китайские власти — как нан-кинское правительство, так и маршал Чжан Сюэ-лян — по­дозревали, что Советы попытаются вмешаться во внутренние дела Китая при первой же возможности.

Через какое-то время информация о том, что советское правительство предоставляло материальную поддержку ге­нералу Фен Ю-сяну, которого подозревали в заговоре про­тив Нанкина, послужила предлогом для организации ки­тайскими властями налета на советское консульство в Хар­бине 27 мая 1929 года. Результаты его оказались анало­гичными тем, которые были получены в результате других налетов на советские учреждения. Документов, указываю­щих на связь с Феном, найдено не было, однако обнаружи­лись другие бумаги, свидетельствующие о коммунистичес­кой пропаганде, которой занимаются советские агенты в Маньчжурии.

Поскольку такого рода пропаганда нарушала условия сог­лашения 1924 года, китайцы сочли себя вправе на этом осно­вании настаивать на аннулировании самого договора. 10 ию­ля 1929 года они арестовали более ста советских гражданских служащих в Харбине, в числе которых был генеральный уп­равляющий КВЖД, и выслали их в Россию. В результате уп­равление железной дороги полностью перешло в руки китай­цев. Вдобавок была запрещена деятельность всех советских профсоюзных организаций, которые рассматривались в

382

383

качестве главного инструмента в распространении большеви­стской пропаганды.

Через несколько дней дипломатические отношения между Москвой и Нанкином были расторгнуты. Когда стало очевид­но, что война неизбежна, многие международные диплома­тические организации начали вести лихорадочную деятель­ность по предотвращению развязывания военных действий. Поскольку Китай являлся членом Лиги Наций, в соответст­вии со статьей XI своего устава она имела формальное право принять участие в урегулировании разгоравшегося конфлик­та. Тем не менее было очевидно, что практическое участие Ли­ги Наций в этом вопросе к успеху не приведет, а потому возни­кла необходимость выработать по отношению к этой проблеме иной подход.

Поскольку и Советский Союз, и Китай присоединились к подписанному в Париже пакту Келлога, государственный се­кретарь Стимсон полагал, что в сложившихся обстоятельст­вах он вправе привлечь внимание двух государств к тем мо­ральным обязательствам, которые они на себя взяли, подпи­сав это соглашение. Но поскольку между Соединенными Штатами и Советским Союзом еще не были установлены дип­ломатические отношения, его нота — поддержанная Фран­цией и Великобританией — должна была быть передана со­ветскому правительству через посредничество французского министра иностранных дел Бриана.

И Советы, и Китай ответили на нее кратким сообщением о том, что знают о своих обязательствах и не стремятся к развя­зыванию войны. Вместе с тем Советский Союз заявил также, что вступит в переговоры лишь после того, как Китай согла­сится вернуть всех изгнанных сотрудников советских учреж­дений на их рабочие места; а поскольку китайцы продолжали твердо стоять на своем, маньчжурский кризис продолжал ос­таваться чрезвычайно опасным очагом напряженности. По сути дела обе стороны начали подготовку к войне. Неопреде­ленность сложившейся ситуации продолжала сохраняться еще на протяжении нескольких месяцев; время от времени положение обострялась в связи с пограничными столкновени­ями, причем отряды русских, формировавшиеся из поселив­шихся на территории Маньчжурии после окончания граж­данской войны участников белого движения, выступали на стороне Китая.

Советское правительство стянуло в Сибирь значительные военные силы, организованные в специальную так называе-

мую Дальневосточную армию, однако можно предположить, что с самого начала русские стремились играть на внутренних разногласиях китайцев, не желая доводить дело до развязы­вания войны. Расчеты на обострение трудностей в Китае вско­ре оправдались: в октябре произошел ряд открытых столкно­вений между войсками, верными нанкинскому правительст­ву, и армиями генералов, отказывавшихся ему подчиняться. Ведущую роль среди оппозиционно настроенных армейских руководителей играл генерал Фен, установивший связи с ра­дикальным крылом Гоминьдана. И все же, несмотря на воен­ные и политические трудности, обусловленные внутренними противоречиями, ни Нанкин, ни военный правитель Маньчжурии не собирались уступать требованиям советского правительства.

17 ноября советские войска начали продвигаться в Маньчжурию одновременно с восточной и западной частей Китайско-Восточной железной дороги; китайцы беспоря­дочно отступали на двух фронтах. Солдаты Красной Армии заняли город Хайлар, после чего устремились к Харбину. Не­сколько раз по пути продвижения они обрушивали свою месть на русских эмигрантов, обосновавшихся в Маньчжурии. По­терпев сокрушительное поражение, Чжан Сюэ-лян был выну­жден удовлетворить российские требования, и 3 декабря меж­ду советским и китайским правительствами был подписан со­ответствующий протокол.

В самый разгар вторжения в Маньчжурию была предпри­нята еще одна попытка урегулирования конфликта по между­народным дипломатическим каналам. 28 ноября госсекре­тарь Стимсон обратился к правительствам Великобритании, Франции, Германии, Италии и Японии с нотой, в которой предлагалось совместное дипломатическое вмешательство, предусмотренное пактом Келлога в качестве средства предот­вращения войны. Вскоре правительствам Китая и России бы­ли направлены ноты, подписанные представителями четыр­надцати из пятидесяти трех государств, присоединившихся к пакту Келлога.

3 декабря Литвинов выступил с резким протестом против вмешательства госсекретаря Стимсона. Он заявил, что Совет­ская Россия предприняла военные действия исключительно в целях обороны, отметив далее, что нота Стимсона, посланная во время уже проводившихся мирных переговоров, создавала впечатление, что госсекретарь хотел оказать влияние на их ход, а такое намерение никак не может быть истолковано в

384

качестве дружественного шага. Поскольку дальнейших ша­гов со стороны Стимсона не последовало, инцидент был исчер­пан. В то время продолжались встречи представителей совет­ского правительства и мукденских властей, закончившиеся подписанием 22 декабря 1929 года соглашения, в силу кото­рого Китайско-Восточная железная дорога вновь обретала статус, существовавший до возникновения конфликта.

Вскоре после того, как положение на Дальнем Востоке, казалось, уже было временно урегулировано, в Маньчжу­рии произошли новые события, отодвинувшие на второй план все пограничные столкновения 1929 года. Япония, за­кончившая подготовку грандиозных планов установления нового порядка, инспирированного выдвинутым ею лозун­гом: «Азия для азиатов!», в качестве первого шага на пути претворения в жизнь своих амбициозных намерений при­ступила к захвату Маньчжурии. Как это ни странно, пред­ставляется, что именно события 1929 года продемонстриро­вали Японии шаткость ее позиций в этом регионе и явились одним из побудительных мотивов к такому шагу. Целена­правленно двигаясь к намеченной цели, Япония последова­тельно и методично начала захватывать земли южной Маньчжурии — той ее части, которая в 1907 году была при­знана еще императорским правительством России сферой японского влияния. С протестом против действий Японии выступила, однако, не Россия, а Китай, справедливо рас­сматривавший их как нарушение своего суверенитета. Лигу Наций, членами которой в то время были и Китай, и Япо­ния, охватила кипучая деятельность — там проводились совещания, произносились высокопарные речи, создава­лись комитеты по расследованию событий, однако никакого практического результата все эти акции не имели.

В результате того, что эффективных действий против японского вторжения в южную Маньчжурию не было пред­принято ни со стороны Лиги Наций, ни каким-либо конкрет­ным государством, Япония приступила к осуществлению вто­рого этапа своих замыслов, оккупировав весной 1932 года всю северную часть Маньчжурии. На этой территории распола­гался город Харбин, значительную часть населения которого составляли русские — как красные, так и белые, причем многие из последних приветствовали приход японцев и пред­лагали свои услуги в случае проведения военных действий против Советского Союза. Но Япония ограничилась лишь соз­данием в Маньчжурии, или МаньчжоуТо, как стала назы-

385

ваться эта страна, собственного марионеточного правительст­ва.

Как бы то ни было, оккупация северной Маньчжурии представляла собой угрозу для российских интересов в Азии. Вне зависимости от каких бы то ни было исторических преце­дентов (в 1907 году Япония признала северную Маньчжурию сферой российского влияния) и соображений дипломатичес­кого характера было ясно, что присутствие японских войск в непосредственной близости от жизненно важной транспорт­ной артерии, которой являлась Китайско-Восточная желез­ная дорога, угрожало военным позициям Советского Союза и российским торговым связям с партнерами во всем регионе. Действия японцев были явным вызовом, требовавшим со сто­роны Москвы незамедлительной реакции.

Если бы Советский Союз хотел сохранить контроль над Ки­тайско-Восточной железной дорогой, он должен был бы тут же выступить с решительной нотой протеста, а в случае не­удачи дипломатических методов защитить свои права с ору­жием в руках. Однако Россия не хотела вступать в войну и не была к ней готова, хотя речь шла, собственно, о гегемонии в Азии. Спустя несколько лет Россия согласилась продать свою часть акций на Китайско-Восточную железную дорогу прави­тельству Маньчжоу-Го.

Хотя советское правительство было вынуждено смириться с японской оккупацией Маньчжурии, урок, преподанный японским вторжением в центральной Азии, не прошел для Москвы бесследно и забыт не был. Этот политический эпизод знаменовал собой начало эпохи нестабильности в междуна­родных отношениях.

13-1315

334

335

Смена продразверстки продналогом обусловила необходи­мость коренного пересмотра экономической системы в целом, поскольку, восстановив право крестьян продавать свое зерно на рынке, государство положило начало тому процессу, кото­рый неизбежно должен был привести к введению свободы тор­говли. И действительно, в июле 1921 года, перед началом сбо­ра урожая, был издан декрет о свободе внутренней торговли, хотя внешняя торговля, естественно, все еще оставалась госу­дарственной монополией.

Параллельно с разрешением свободной торговли сельско­хозяйственной продукцией аналогичное изменение было про­ведено и в области промышленного производства. Чисто соци­алистическая форма производства сменилась новой системой «государственного капитализма». Централизованная, объе­диненная форма руководства промышленностью была изме­нена на систему «трестов», при которой государство сохраня­ло контроль над крупным производством, а мелким предпри­ятиям частично позволяло работать для удовлетворения спро­са частных лиц. Вводившаяся система концессий в огра­ниченной форме допускала финансирование со стороны ино­странного капитала. Бесплатные поставки фабрикам и заво­дам сырья и оборудования прекращались; каждое производ­ственное предприятие — вне зависимости от того, являлось ли оно государственным или частным, — теперь должно бы­ло платить за все. Эти перемены логически предопределили возвращение деньгам их естественной экономической функ­ции и — как следствие этого —возврат к кредитным и бан­ковским механизмам. В конце 1921 года был образован Госу­дарственный банк, который действовал как обычное банков­ское учреждение.

Общее отступление от социалистической системы во всех сферах экономического производства с неизбежностью сопро­вождалось отступлением и от социалистических принципов распределения товаров. Государство отказалось от функции обеспечения основных потребностей подавляющей части на­селения. Право получать продукты бесплатно распространя­лось лишь на служащих Красной Армии, флота и милиции, а также осужденных, находящихся в местах лишения свободы, то есть на те группы лиц, что и в других странах. Последней из числа важных реформ, проведенных в ходе коренного пере­смотра экономического курса при переходе к нэпу, была отме­на принудительного труда, к которому широко обращались в бурный период военного коммунизма.