96. Понятие и соотношение принципов «право наций на самоопределение» и «территориальная целостность»

В современном политическом бытии мира проблемы соотношения принципа территориальной целостности государства и права наций на самоопределение занимают, пожалуй, одно из самых заметных мест. Это обусловлено как стабильным независимым функционированием государства, так и стремлением определенных социальных групп к обособленному существованию. 

Определенное обострение этой проблемы пришлось на последнее десятилетие ХХ в. Прежде всего, это было связано с распадом СССР и социалистической системы, когда ослабление центральной власти в государствах Восточной Европы и СССР не только вызвало вполне прогнозируемую реакцию оппозиционных общегосударственных сил, пытавшихся осуществить демократические реформы, но и привело к цепной реакции, связанной с реализацией сепаратистских проявлений отдельных территориальных организаций. Реалии этого периода были выражены образованием новых государств на пространстве бывшего СССР (частично признанных – Абхазии и Южной Осетии и непризнанных – Приднестровской Молдавской Республики  и Нагорного Карабаха) и бывшей Югославии (частично признанного Косова). Следует оговориться, что период конца ХХ в. не являлся единственным, когда наблюдалась активизация проявлений территориального сепаратизма. Так, предыдущее обострение данной проблематики было вызвано процессами деколонизации в Африке и Азии в 50-60-е гг. ХХ в. 

Центральным вопросом при анализе проблемы соотношения принципа территориальной целостности государства и права наций на самоопределение является соотношение суверенитетов непризнанных самоуправляющихся частей государства (непризнанных государств) и государств, на фактической территории которых они находятся. Отметим, что в современной политической реальности проявления сецессионных требований встречаются достаточно часто, при этом оправдание односторонних действий, направленных против центральной власти «метрополии», как совершенно точно отмечает А.Бьюкенен, «базируется на представлении о том, для чего вообще существует государство, при каких условиях оно имеет право контролировать территорию и людей». 

Вряд ли есть смысл однозначно ответить на вопрос о правомерности или противоправности сецессии без учета конкретных исторических, политических, юридических и иных обстоятельств. Причем такие обстоятельства интерпретируются сторонами сецессионных отношений, как правило, в свою пользу. Так, В.А.Макаренко, указывая в качестве аргументов права на сецессию последствий прошлых аннексий; самозащиты от агрессора; дискриминацию в распределении, считает, что каждый аргумент за отделение должен обосновывать права сепаратных групп на данную территорию.  Естественно, центральная власть государства выступает против сецессии. По его мнению, аргументы против сецессии сводятся к следующим: преодоление анархии и исключение политических торгов, подрывающих принцип большинства. 

Представляется возможным выделить три варианта таких проявлений. Во-первых, ситуация с договорным разрешением конфликта между стремящимся к отделению регионом и центральной властью – «завершенная сецессия». В результате появляется новое государство. Здесь примерами могут выступать отделение Эритреи от Эфиопии, а также выход в 1991 году Литвы, Латвии и Эстонии из состава СССР.

Во-вторых, «стабильное функционирование непризнанного государства». Это выражается, с одной стороны, в неспособности центральной власти восстановить верховенство на всей своей территории, а с другой – в непризнании или частичном признании в качестве субъекта международного права региона, стремящегося к отделению, который эффективно контролирует свою территорию и население. Здесь можно указать на ПМР, Абхазию, Южную Осетию, Косово.

И, наконец, в-третьих, стремящиеся к отделению регионы могут оказаться по тем или иным причинам не способными получить международное признание. Как результат, имеем восстановление различными способами верховенства центральной власти – «подавление стремления к суверенитету». В качестве примера можно привести конфликты, связанные со стремлением к независимости Чеченской республики Ичкерии, Гагаузии, а в более отдаленном прошлом – Катанги и Биафры.

Наиболее мягкий вариант отношения государства к отделению его составной части предполагает наличие законодательно закрепленного механизма сецессии. Наиболее прогнозируемым итогом здесь представляется «завершенная сецессия». При этом возможны два в равной степени вероятных результата сецессионного процесса. 

Во-первых, это осуществление сецессии – выход региона из состава государства. Одним из примеров здесь выступает выход Черногории из единого государства Сербия и Черногория в 2006 году. Такое право было закреплено за Черногорией и Сербией ст. 60 Конституционной Хартии Сербии и Черногории. При этом государство-член, который реализует право сецессии, не насле-дует международной правосубъектности единого государства, которое продолжает представлять оставшаяся в союзном государстве часть. 

Во-вторых, возможен вариант прекращения сецессии – реализации государством своего права на территориальную целостность. В качестве примера неудавшейся попытки реализации сецессионного процесса можно привести два референдума в канадской провинции Квебек, в рамках которых ставился вопрос о провозглашении ее независимости.

Принципиально важно учесть также, является ли стремление к сецессии истинным выражением интересов большинства народа субъекта или это стремление правящей номенклатуры, этнократии установить свою безраздельную власть, своекорыстный сепаратизм. На практике сецессия иногда отвечала взглядам всех трех сторон, как это было в Малайзии: федерации, выходящего из нее субъекта (Сингапур) и остающихся в ней субъектов. 

Иногда положения о сецессии встречаются в конституциях унитарных государств, имеющих автономию. Выход автономной Каракалпакии, являющейся формой самоопределения каракалпакского народа, при соблюдении ряда требований допускает ст. 74 Конституции Узбекистана 1992 г., но это возможно только с утверждения общегосударственного парламента. 

Вариант «стабильного функционирования непризнанного государства» следует рассматривать, прежде всего, во взаимосвязи с признаками государства. Здесь ключевыми являются такие признаки, как территориальность, суверенность, население. Активные проявления сецессионных требований оказывают существенное влияние на перераспределение содержания этих признаков между центральной властью и стремящимися к самоопределению регионами. Так, из структуры государственной территории исключается регион, на который фактически не распространяется юрисдикция центральной власти. И наоборот, стремящийся к независимости регион приобретает признак территориальности. В противном случае не будет иметь смысла заявление о стремлении к государственной обособленности от основного государства. 

Суверенитет, как и территория, имеет неделимую юридическую природу. В этом смысле стремящийся к самоопределению регион зачастую в большей степени соответствует понятию «государство», чем «метрополия», поскольку из суверенитета последнего исключается верховенство на территории региона, стремящегося к независимости. Население такого региона, как представляется, также в большей степени обладает политико-правовой связью с регионом, нежели с центральной властью «метрополии». Так, ПМР осуществляет верховенство власти на своей территории, а также обеспечивает политико-правовую связь с проживающим на ее территории населением посредством отношений гражданства. Напротив, Республика Молдова не имеет возможности реально осуществлять верховенство власти на территории Приднестровья, которое формально является частью Молдовы, а также не имеет политико-правовой связи через отношения гражданства с подавляющим большинством населения непризнанного государственного образования. Это, как представляется, наглядно показал проведенный 17 сентября 2006 года референдум, на котором население ПМР высказалось за независимость, а не за функционирование в составе Молдовы. Аналогичное положение можно наблюдать в Абхазии и Южной Осетии, которые по состоянию на 1 января 2011 г. были признаны четырьмя государствами (Россией, Никарагуа, Венесуэлой, Науру). 

Таким образом, ситуация с непризнанными государствами предполагает принудительное ограничение суверенитета государства-метрополии. 

Третий вариант – «подавление стремления к суверенитету» – в достаточной степени зависит от соотношения правовой основы и силовых возможностей центральной власти и самоопределяющегося региона в пользу центральной власти. Именно здесь следует говорить о восстановлении права государства на территориальную целостность в рамках реализации неделимости государственного суверенитета. 

О неделимости суверенитета говорит П.А.Оль: «Принадлежность суверенитета как высшей политической власти господствующему субъекту предполагает структурное построение политической системы общества, где четко определяется место иных субъектов относительно суверена, что исходит из принципа неделимости суверенитета». 

Прежде всего, это ситуация нарушения государственного суверенитета противоправными действиями самоопределяющегося региона. В таком случае восстановление территориальной целостности государства осуществляется либо правовым, либо силовым путем. Силовой вариант предполагает либо использование военных ресурсов государства, либо вмешательство вооруженных сил третьих государств или межгосударственных организаций.

Таким образом, исходя из вышеизложенного, представляется необходимым сделать следующие выводы:

1. Центральным вопросом при анализе проблемы соотношения принципа территориальной целостности государства и права наций на самоопределение является соотношение суверенитетов непризнанных самоуправляющихся частей государства (непризнанных государств) и государств, на фактической территории которых они находятся.

2. При осуществлении сецессии могут быть восстановлены либо право самоопределяющейся территории, если оно было утрачено изначально в результате насильственных действий центральной власти, либо право государства на территориальную целостность, если законодательство государства не содержит права на сецессию какого-либо территориального образования.

3. В случае нарушения государственного суверенитета противоправными действиями самоопределяющегося региона восстановление территориальной целостности государства осуществляется либо правовым, либо силовым путем. Силовой вариант предполагает либо использование военных ресурсов государства, либо вмешательство вооруженных сил третьих государств или межгосударственных организаций.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

В своем нынешнем виде принцип самоопределения, как таковой, и его соотношение с территориальной целостностью государств как реальностью и принципом межгосударственного общения являются продуктом длительной и неоднозначной эволюции, в ходе которой дело стало доходить не только до противоречия между двумя принципами на уровне политико-правовом, но и нередко до конфликта между стоящими за ними силами на уровне практическом.

В процессе эволюции, если вести отсчет от того времени, когда концепция самоопределения впервые была обозначена в крупном международном акте — Уставе ООН, она, первоначально трактовавшаяся как политико-правовой принцип, а затем возведенная и в категорию права на самоопределение, обросла всякого рода декларативными, рекомендательными, интерпретативными, лозунговыми, а то и просто риторическими наслоениями. Все это время оставалась на заднем плане, а в ряде случаев нарочито затенялась та сторона самоопределения, точнее его реализация путем отделения от государства части его территории, на которую обычно претендует самоопределяющийся субъект, то есть разрушение государственного единства, территориальной и политической целостности страны. Лишь в отдельных случаях наряду с развернутыми формулами самоопределения в некоторые международные акты нарочито и подчеркнуто лаконично включались положения о том, что самоопределение не должно простираться до расчленения государства или отделения от него той или иной части.

Сильно эволюционировала и общественно-историческая роль самоопределения: от политико-правового обоснования ликвидации колониальной зависимости стран и народов, всей системы колониализма до расхожих, особенно в сепаратистских и иных сецессионистских кругах, лозунгов и аргументов, пускаемых в ход в угоду далеко не всегда обоснованным, справедливым, правомерным устремлениям, за которыми нередко стоит сепаратизм.

Поскольку дело складывается так, что самоопределение и как концепция, и как принцип, и как право все больше приходит в коллизию с принципом территориальной целостности государств, а также с самой территориальной целостностью как реальностью, важно выяснить их действительное политико-правовое соотношение, а главное, возможности его оптимизации.

В Уставе ООН самоопределение хотя и именуется принципом, однако не фигурирует среди тех из них, в соответствии с которыми, как сказано в статье 2, “Организация и ее члены действуют”; о самоопределении говорится в статье 1, посвященной целям ООН. В качестве одной из этих целей предусмотрено “развивать дружественные отношения между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов...”.

Таким образом, для уставной, а стало быть, и для основополагающей трактовки самоопределения характерны следующие два ключевых момента.

Во-первых, о принципе самоопределения речь идет не как о самодовлеющей концепции, а как об одной из основ мирных и дружественных отношений между нациями и в контексте именно таких, а не конфликтных отношений; осуществление этого принципа не должно, следовательно, входить в противоречие с мирным и дружественным характером отношений.

Во-вторых, самоопределение трактуется в Уставе ООН в неразрывной связи с равноправием народов, и значит уважаться должны не только права самоопределяющейся общности, но и права “не самоопределяющейся” части населения, жизнь и дальнейшую судьбу которой процесс самоопределения затрагивает.

Тенденция к абсолютизации принципа самоопределения. Эта тенденция проявилась в процессе выработки формулы данного принципа в Комиссии по правам человека, в ЭКОСОС, на Генеральной Ассамблее ООН в связи с подготовкой, в развитие Всеобщей декларации прав человека, договорных актов, закрепляющих эти права, идентичных статей о праве народов на самоопределение, хотя наделение человека как индивида подобным коллективным по своей сути правом было немалой аномалией, да и во Всеобщей декларации не предусматривалось право на самоопределение. В ходе проводившейся по линии ООН работы по вопросам самоопределения высказывались точки зрения о том, в частности, что:

— не следует смешивать право народа на самоопределение с правами меньшинств, так как в намерение авторов Устава ООН не входило предоставление этого права меньшинствам;

— право народа на самоопределение не должно осуществляться для подрыва единства нации или создания препятствий для осуществления этого единства в нарушение национального суверенитета. Однако в пактах о правах человека, одобренных ГА ООН, изложенные соображения не получили отражения.

Предшествующая пактам Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам, хотя и содержит неоправданно универсализированную формулу о том, что право на самоопределение имеют “все народы”, вместе с тем включает положение, в котором нашло свое отражение осознание возможного негативного воздействия самоопределения на территориальную целостность государств. Так, в п. 6 Декларации сказано: “Всякая попытка, направленная на то, чтобы частично или полностью нарушить национальное единство или территориальную целостность страны, несовместима с целями и принципами Устава Организации Объединенных Наций”.

Как видно из пактов, на договорно-обязывающее закрепление антисепаратистской оговорки, содержащейся в Декларации 1960 года, большинство государств не пошло.

Антисепаратистская оговорка в практике принципа самоопределения. Вопрос о сочетании формулы принципа самоопределения с антисецессионистской оговоркой в его трактовке впервые в международной практике в политико-правовом аспекте получил свое разрешение через четверть века после провозглашения в Уставе ООН принципа самоопределения и равноправия народов, когда соответствующие положения были включены в Декларацию о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН (принята Генеральной Ассамблеей в 1970 г.).

В Декларации, трактующей принцип равноправия и самоопределения как один из принципов международного права, была дана развернутая его формула. В ней получили отражение его антиколониальные аспекты, но в контексте положений, распространяемых на все народы. Среди этих положений заслуживают внимания с точки зрения рассматриваемой проблемы следующие. “В силу принципа равноправия и самоопределения народов, закрепленного в Уставе Организации Объединенных Наций, все народы имеют право свободно определять без вмешательства извне свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие, и каждое государство обязано уважать это право в соответствии с положениями Устава.

Создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса, свободно определенного народом, являются формами осуществления этим народом права на самоопределение.

Каждое государство обязано воздерживаться от каких-либо насильственных действий, лишающих народы, о которых говорится выше, в изложении настоящего принципа, их права на самоопределение, свободу и независимость.

В этой формуле значительный акцент делается на антиколониальную направленность самоопределения, но вместе с тем отчетливо и весьма развернуто излагается и относимость этого принципа к неколониальной сфере осуществления самоопределения. Главное ее достоинство состоит, однако, в том, что в формуле принципа равноправия и самоопределения народов выражено и положение о недопустимости осуществления этого принципа вразрез с территориальной целостностью государств.

“Ничто в приведенных выше пунктах не должно истолковываться как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению или к частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов, как этот принцип изложен выше, и вследствие этого имеющих правительства, представляющие без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории”. Вместе с тем обращает на себя внимание безадресность вышеизложенного положения, оно напрямую не обращено к тем силам, которые выступают или претендуют на то, чтобы выступать в качестве самоопределяющихся сил.

Хотя в Декларации 1970 года самоопределение обуславливается положением о недопустимости осуществления его таким образом, чтобы это вело к расчленению государства или нарушению его территориальной целостности, связь этого последнего положения с самой формулой самоопределения все же не представляется органичной. Это видно и из того, что, трактуя вопрос о “формах осуществления народом” права на самоопределение, Декларация явно не отрицает возможности отделения, хотя и не упоминает об этом expressis verbis.

Практика соотношения самоопределения и территориальной целостности в постконфронтационных актах. На международном, по существу универсальном уровне крупной акцией, подтвердившей недопустимость сецессионистских форм осуществления самоопределения и направленность этого принципа в основном на ликвидацию колониальной зависимости, явилась Венская декларация и ее Программа действий, принятая на Всемирной конференции по правам человека в 1993 году. В той части Декларации, которая посвящена праву на самоопределение, подтверждается, что все народы имеют право на самоопределение, в силу которого они свободно определяют свой политический статус и беспрепятственно осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие. Далее говорится, что, принимая во внимание особое положение народов, находящихся под колониальным или другими формами чужеземного господства или иностранной оккупации, Всемирная конференция по правам человека признает право народов предпринимать любые законные действия в соответствии с Уставом ООН для осуществления своего неотъемлемого права на самоопределение. Отказ в праве на самоопределение Всемирная конференция считает нарушением прав человека и подчеркивает важность эффективного осуществления этого права.

Со ссылкой на Декларацию о принципах международного права 1970 года Венская декларация подчеркивает, что сказанное в ней “не должно истолковываться как разрешение или поощрение любых действий, нарушающих или подрывающих, полностью или частично, территориальную целостность или политическое единство суверенных и независимых государств, которые соблюдают принцип равноправия и самоопределения народов и в силу этого имеют правительства, представляющие интересы всего народа на их территории без каких-либо различий”.

В этой формуле за самоопределяющимися народами признается право принимать хотя и любые, но лишь “законные действия в соответствии с Уставом ООН”, причем даже такие действия рассматриваются как недопустимые, если государства имеют правительства, представляющие интересы всего народа. Наличие таких правительств как бы приравнивается к уже состоявшемуся осуществлению принципа равноправия и самоопределения народов.

Отрицание допустимости отделения как одной из форм осуществления права на самоопределение неоднократно подчеркивается в подготовленном в 1981 году по линии ООН исследовании “Право народов на самоопределение”, в котором, в частности, подчеркивается, что “принцип равноправия и самоопределения, установленный в Уставе ООН, не дает неограниченного права на отделение населению, проживающему на территории какого-либо независимого и суверенного государства, и такое право не может считаться положением lex lata. Право на отделение, поддерживаемое или поощряемое иностранными государствами, будет явно находиться в вопиющем противоречии с принципом уважения территориальной целостности, на котором основывается принцип равенства государств”. И далее: “Было бы опасно признавать в международном праве общее и неограниченное право на отделение, потому что права населения, проживающего на территории какого-либо государства, регулируются национальным конституционным правом этого государства”.

В исследовании акцентируется и ряд других важных аспектов:

— “Принцип равноправия и самоопределения народов должен служить объединению народов на добровольной и демократической основе, а не дробить существующие национальные образования. Необходимо избегать всяких формулировок принципа, которые могли бы быть истолкованы как расширяющие сферу его действия и обусловливающие его применение к народам, которые уже составляют часть независимого и суверенного государства. Действовать каким-либо другим образом означало бы потворствовать сепаратистским движениям в суверенных государствах и могло бы послужить предлогом для того, чтобы поставить под угрозу национальное единство, территориальную целостность суверенных государств”.

Вместе с тем в исследовании не исключается возможность отделения самоопределяющегося субъекта: “Право на отделение неоспоримо в одном особом, но весьма важном случае, именно, когда речь идет о народах, территориях и образованиях, находящихся в подчинении и в нарушение международного права. В этом случае соответствующие народы имеют право возвращать себе свою свободу и создавать свое независимое суверенное государство. Кроме того, международное сообщество достигло достаточной зрелости, чтобы уметь отличить подлинное самоопределение от самоопределения, служащего для прикрытия акта отделения”.

Принципы самоопределения и территориальной целостности в системах региональной безопасности. На региональном уровне принципы самоопределения и территориальной целостности получили свое выражение — применительно к евроатлантической системе безопасности и сотрудничества — в Хельсинкской Декларации принципов 1975 года, которыми государства-участники должны руководствоваться во взаимоотношениях друг с другом. Формула принципа самоопределения — в русском тексте Декларации она фигурирует как “Равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой” — весьма трафаретна и во многом воспроизводит общие положения Декларации о принципах международного права 1970 года, сводя, однако, те ее положения, которые направлены на минимизацию последствий коллизии самоопределения с территориальной целостностью государств, к предписанию государствам уважать равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой, действуя при этом постоянно в соответствии с целями и принципами Устава ООН и соответствующими нормами международного права, “включая те, которые относятся к территориальной целостности государств”.

Хельсинкская Декларация принципов является, таким образом, первым крупным международным актом, в котором территориальная целостность государства как реальность и как принцип указаны, хотя и весьма нечетко, в качестве факторов, ограничивающих пределы самоопределения, как в формуле самого этого принципа, так и в формуле принципа территориальной целостности.

И все же, несмотря на этот сдвиг в оптимизации соотношения принципов самоопределения народов и территориальной целостности государств, представляется сомнительным само наличие принципа самоопределения в документе, призванном регулировать межгосударственные отношения в Европе и в рамках Евроатлантического региона, где нет, если не считать Гибралтара, колониальных и зависимых территорий.

Хотя в Уставе ООН принцип самоопределения трактуется как единое целое с равноправием, в ситуации, охарактеризованной выше, нет не только каких-либо признаков равноправия, но скорее просматривается бесправие того политического организма, от которого происходит отделение.

В этом один из коренных пороков — политических и правовых — принципа самоопределения в том виде как он абсолютизировался, а то и деформировался на протяжении последних 50 лет.

Существенным шагом в оптимизации соотношения принципа самоопределения и территориальной целостности государств стали соответствующие положения Декларации принципов, подписанной на министерской встрече в Алма-Ате в рамках Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии (сентябрь 1999 г.). Характерным для этой Декларации является то, что самоопределение не трактуется в ней в качестве самостоятельного принципа, каковым фигурирует в этом документе, в частности, “территориальная целостность государств-членов”.

О самоопределении говорится при изложении принципа “Невмешательство во внутренние дела” и притом в контексте обязанности противодействия сепаратизму.

Такой подход означает, что самоопределение не рассматривается в какой-либо мере как принцип общего характера. Речь идет о праве на самоопределение, предусмотренном для ограниченного круга субъектов — народов, живущих при иностранной оккупации, и обусловленном его, права, соответствием Уставу ООН и в целом международному праву.

Алмаатинская декларация знаменует собой дальнейший шаг по пути оптимизации соотношения принципа самоопределения и территориальной целостности государств. В этом плане она может иметь немалое прецедентное значение.

Лозунг самоопределения все больше становится питательной средой сепаратизма — явления, имеющего многомерную опасность,

Исходя из положений известной Московской декларации о защите интересов многонациональных государств, которую Россия и Индия подписали “как одни из крупнейших, многонациональных, многоязыких и поликонфессиональных государств” и в которой обе стороны, выразив убежденность в том, что “на крупных многонациональных государствах лежит особая ответственность за судьбы сотен миллионов людей”, выступили “за безусловное соблюдение принципов уважения территориальной целостности и государственного единства как одного из ключевых факторов жизнедеятельности многонациональных государств”, заинтересованные страны могли бы вести дело к постановке на многосторонней основе вопроса о мерах по защите интересов многонациональных государств, к включению этого положения в Концепцию мира в XXI веке.

В аспекте защиты интересов многонациональных государств следует подходить и к проблеме “предотвращения дезинтеграции государств путем насилия”, к рассмотрению которой начиная с 1996 года приступила ООН. В принятой тогда же резолюции по этому вопросу заявлено “о необходимости принятия Организацией Объединенных Наций мер, способствующих предотвращению насильственной дезинтеграции государств”, подтверждена “необходимость строгого соблюдения принципа территориальной целостности государств”, а также “принципа неприкосновенности международных границ между государствами”.

Масштабность требуемых усилий для решения проблемы видна уже из того, что Генеральная Ассамблея сочла необходимым подчеркнуть важное значение деятельности, осуществляемой ОАЕ, ОБСЕ, ОАГ, АСЕАН, СЕ, ЛАГ, ОИК “во имя предотвращения насильственной дезинтеграции государств”, пойдя, таким образом, на беспрецедентное вовлечение по существу всех имеющихся в мире региональных структур в достижение поставленной цели. Эта линия продолжена и в последующих резолюциях ООН, включая резолюцию 53/71, в которой вопрос о предотвращении насильственной дезинтеграции государств трактуется как один из аспектов поддержания международной безопасности и констатируется, что такая дезинтеграция “может представлять собой угрозу международному миру и безопасности”. Отметив, что большинство насильственных конфликтов в настоящее время являются внутригосударственными, резолюция 53/71 подтверждает необходимость принятия со стороны ООН “мер, которые помогут предотвратить насильственную дезинтеграцию государств”.