Утверждение позиций «Союза безбожников» (428)

В 1920-е годы, после установления Советской власти, продолжилась борьба с одним из противником коммунистической идеологии — религиозным сознанием масс. Напомним, что лозунг отделения церкви от государства был выдвинут еще на II съезде РСДРП в 1903 году. Один из пунктов программы РКП(б), принятой на VIII съезде партии в 1919 году, также гласил: «По отношению к церкви РКП не удовлетворяется дикретированным уже отделением церкви от государства и школы от церкви... Партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительскую и антирелигиозную пропаганду».429

По отношению к мусульманам на протяжении довольного длительного времени (в ряде мест — вплоть до 1930-х годов) эта политика проводилась в более щадящем режиме. На начальном этапе государственного строительства ислам в целом не представлял для партии большевиков реальной угрозы. Более того, с мусульманами можно было консолидироваться в деле устранения конкретного и сильного противника — Русской Православной Церкви. Но когда основные задачи по устранению Православной церкви как одного из главных конкурентов на идеологическом фронте были решены, настало время более жестких действий в отношении мусульман. С этой целью объединялись усилия Восточного отдела Государственного Политического Управления Народного Комиссариата Внутренних Дел (ВО ГПУ НКВД), Агитационно-пропагандистского отдела ЦК ВКП(б) и, в первую очередь, Комиссии по отделению церкви от государства АПО ЦК ВКП(б), а также организации из граждан-добровольцев под названием «Союз (воинствующих) безбожников».

На Северном Кавказе активисты Союза безбожников занимались антирелигиозной агитацией и пропагандой с большим энтузиазмом и фактически на добровольных началах. В одной из докладных записок председателя Северо-Кавказского краевого совета безбожников, инструктора агитпропотдела крайкома ВКП(б) А. Ряхина на имя заведующего отделом Криницкого говорилось, что условия работы краевого совета Союза безбожников невыносимы. В частности, совет не имел в аппарате ни одного освобожденного работника, а на добровольных основах работать желающих не было. Ряхин писал: «Для работы в других обществах легче привлечь большее количество активов, могущих работать на их участках, но совсем как исключение бывает, кто берет на себя поручение по антирелигиозной работе (все мотивируют неподготовленностью), из-за чего работа держится на отдельных товарищах «любителях-безбожниках», которые также занимаются своей основной работой».430

Летом 1929 года в городе Ростове-на-Дону состоялся краевой съезд Союза воинствующих безбожников и сотрудников идеологических отделов областных и окружных комитетов ВКП(б). Участники съезда выражали большую обеспокоенность в связи с «беспринципным поведением некоторой части коммунистов на местах». В частности, приводились примеры отказа партийных работников под разными предлогами организовывать ячейки СВБ в аулах и выступать на массовых собраниях с пропагандой атеистических идей.431

Наступление на позиции религиозных организаций активизировалось. Инструкция административно-организационного управления НКВД РСФСР об использовании помещений религиозными объединениями от 23 февраля 1929 года432 положила фактическое начало планомерному закрытию и перепрофилированию богослужебных зданий. Согласно циркуляру Народного комиссариата земледелия #90 от 13 февраля 1928 года и решению комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК от 6 января 1930 года, служители культа были лишены права пользоваться землей «наравне с другими лицами, лишенными избирательных прав, имеющими источники существования от торговли, эксплуатации труда в промышленных и других предприятиях».433

Служителям культа, демонстративно порвавшим с религией (для чего требовалось заявить о снятии сана официально в печати), предоставлялась возможность встать на учет на бирже труда. Причем, такие лица регистрировались отдельно от остальных безработных и, в отличие от рядовых граждан, не получали никаких льгот, в том числе и пособия по безработице. Они, как правило, направлялись «на физическую и техническую» работу и ни под каким предлогом не могли быть направлены в органы просвещения, на заводы и управления военной промышленности. Через пять лет примерного труда отрекшиеся от сана получали право голоса в избирательных кампаниях.434

Но ни в коем случае не менялось их положение в отношении землепользования. Согласно решению Особой коллегии Высшего контроля по земельным спорам, даже после снятия сана религиозные деятели должны были рассматриваться в этом вопросе как служители культа. Особая коллегия сделала разъяснение и в отношении умерших служителей культа: после их смерти все ограничения переходили на их семьи, независимо от состава — будь то учителя, служащие, военнообязанные, право на пользование землей с этих лиц снималось.435

Продолжалось дальнейшее ужесточение политики в отношении лиц, освобожденных от военной службы по религиозным убеждениям. Более одной тысячи человек (по официальным данным) из разных регионов РСФСР привлекались к лесным работам на казарменном положении в течение 24 месяцев.436 Президиум ВЦИК поручил НКВД «упорядочить» использование уклоняющихся от воинской повинности по религиозным убеждениям следующим путем: такие лица должны были лишаться льгот, предоставленных военнослужащим РККА, в которые входили улучшение «жилищно-санитарных» условий, устранение перебоев продовольственным снабжением и т.п. Одновременно НКВД рекомендовал принять все усилия для изолирования религиозных проповедников и заняться улучшением «политико-антирелигиозной» работы.

В июне-июле 1931 года на Северном Кавказе были организованы 16 комиссий по рассмотрению религиозных вопросов: 1 — при северокавказском крайисполкоме, 7 — при облисполкомах и 8 — при горсоветах. В 1929, 1934–35 годах по Осетии прокатилась волна раскулачивания. Многие из мусульман Вольно-Магометановского и прилежащих мусульманских сел подверглись насильственному переселению в другие регионы России. После этого было осуществлено новое административное деление и образован Ирафский район. Селение Вольно-Магометановское получило название Чикола. Нынешний муфтий Северной Осетии Дзанхот Хекилаев рассказывал автору, что он с родителями выехал на новое место жительства в Томскую область, где осетины проживали в бараках по соседству с ингушскими семьями. Дз. Хекилаев говорит, что ингуши даже в этих сложных политических условиях продолжали совершать предписания ислама и служили в этом примером для других мусульман.

В самой Чечено-Ингушетии, в отличие от соседних северокавказских республик, ислам сохранял весьма сильные позиции вплоть до конца 1930-х годов. Даже к началу Великой Отечественной войны в Чечено-Ингушетии действовали 401 мечеть, продолжали читать проповеди более 400 мулл. Власти подозревали о существовании на территории этой автономии тайных суфистских тарикатов, в которые входило большое число мюридов, подчиняющихся своим мюршидам.437

В Осетии к этому времени позиции ислама были, безусловно, подорваны. С 1930 года начались аресты, ссылки и расстрелы осетинских мулл и имамов. Назовем лишь некоторых из этого скорбного списка: Алихан и Омар Гацаловы, Ханери Дзоблаев — муллы из селения Вольно-Магометановское; Ахмед Тетов — мулла из селения Заманкул; Дата Хаев — мулла из селения Лескен; ингуш Исмаил Яндиев — шейх братства Кунта-Хаджи; муллы-кумыки Ибрагим Алиев, Абдул Давудов, кумык Юша Салимурзаев. Большинство из них по приговору троек ОГПУ НКВД были расстреляны. Кому-то «повезло» больше — их направили на долгие сроки в Исправительно-трудовые лагеря или вместе с семьями сослали в Сибирь.438

Закрытие мечетей и медресе, запрет на регистрацию мусульманских общин и многочисленные аресты еще не означали, что верующие отказались от своего образа жизни и традиций. Наоборот, политика подавления, проводимая Центром, нередко способствовала усилению религиозности мусульман. Но все-таки нельзя не отметить, что жестокие методы подавления религиозного самосознания в тридцатые годы заставили оставшихся на родной земле осетин приспосабливаться к новым условиям, всяческие признаки религиозности в быту сначала маскировались, а затем начался постепенный отход основной массы в сторону атеизма. О серьезности происходящих изменений говорило и то, что в частности, произошло нарушение в требованиях конфессиональной эндогамии в мусульманских и христианских осетинских семьях.439 Даже в крупных мусульманских селениях дни традиционных религиозных праздников, по рекомендации партийных комитетов, стали объявлять рабочими.440