Раздел.

НАРОДНОЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО КАК СРЕДСТВО АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ВОСПИТАНИЯ

АКСИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ПЕДАГОГИКИ

ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ АКСИОЛОГИИ.

АКСИОЛОГИЧЕСКОЕ ВОСПИТАНИЕ В СОВРЕМЕННОМ ОБРАЗОВАНИИ

Аксиология (от греческогоaxia – ценность) – философское исследование природы ценностей. Аксиологический подход органически присущ гуманистической педагогике, поскольку человек рассматривается в ней, как высшая ценность общества. В центре аксиологического мышления находится концепция взаимозависимого, взаимодействующего мира. Она утверждает, что наш мир это мир целостного человека, поэтому важно видеть то общее, что не только объединяет человечество, но и характеризует каждого отдельного человека. Гуманистическая ценностная ориентация, образно говоря, - «аксиологическая пружина», которая придает активность всем остальным звеньям системы ценностей. Гуманистическая направленность образования меняет привычные представления о его цели как формировании «систематизированных знаний, умений и навыков». Именно такое понимание цели образования послужило причиной дегуманизации, которая проявилась в искусственном разделении обучения и воспитания. Признание образования в качестве общечеловеческой ценности сегодня ни у кого не вызывает сомнения. Но не менее важную роль играют ценности народного художественного творчества, поскольку именно они формируют этническую детерминанту самосознания. В результате вырастает человек определенной культуры, а не существо без корней, без роду, без племени.

Аксиология возникает в западной философии в конце 19-го начале 20 веков, как попытка разрешить некоторые сложные вопросы философии, относящиеся к общей «проблеме ценности». Аксиологический (ценностный) подход является основой всех гуманистических концепций. В данной концепции он состоит в определении гуманистической направленности образования как социально-целостного комплекса взглядов, убеждений, идеалов, где человек выступает высшей ценностью. Рассматривать социальное развитие вне человека - значит отделить мышление и сознание от их гуманистического фундамента. Какова же система ценностей?Система ценностей, образующих аксиологический аспект педагогического сознания, включает ценности, связанные с утверждением личностью своей роли в социальной и профессиональной сфере (общественная значимость труда учителя, престижность педагогической деятельности, признание профессии ближайшим окружением); ценности, удовлетворяющие потребности в общении и расширяющие его круг (общение с детьми, коллегами, референтными лицами, переживание детской любви и привязанности, обмен духовными ценностями и т.д.);ценности, ориентирующие на саморазвитие творческой индивидуальности (возможности развития творческих профессиональных способностей, самосовершенствование и пр.); ценности, позволяющие осуществить самореализацию (творческий характер труда педагога, увлеченность профессией, возможности помощи детям и т.д.); ценности народного художественного творчества.

Сегодня стало очевидным, что от содержания и характера направленности личности зависит решение социальных и экономических проблем, безопасность человека и даже существование всего человечества. Идея гуманизации образования, являющаяся следствием применением аксиологического подхода в педагогике, имеет высокое философско-антропологическое и социально-политическое значение, так как от ее решения зависит стратегия общественного движения, которая может тормозить развитие человека и цивилизации, либо способствовать ему. Современная система образования может внести свой вклад в становление сущностных сил человека, его социально ценных мировоззренческих и нравственных качеств, которые необходимы в будущем. Гуманистическая философия образования направлена на благо человеку, на создание экологической и нравственной гармонии в мире. Реализация тех или иных ценностей приводит к функционированию различных типов образования. Первый тип характеризуется наличием адаптивной практической направленности, т.е. стремлением ограничивать содержание образовательной подготовки минимумом сведений, имеющих отношений к обеспечению жизнедеятельности человека. Второй – основан на широкой культурно-исторической ориентации. При таком типе образования предусматривается получение сведений, которые заведомо будут востребованы в непосредственной практической деятельности. Оба типа аксиологических ориентаций неадекватно соотносят реальные возможности и способности человека, потребности производства и образовательных систем.

Общие контуры педагогической аксиологии как междисциплинарной отрасли знания начали складываться со второй половины 80-х гг. 20 века в рамках философии образования. С 90-х происходит ее интенсивное становление и развитие. Это обусловлено потребностью общества, которое резко повысило требования к духовному потенциалу личности. Сложившаяся мировая система образования со своими законами функционирования и развития призвана формировать у человека умение активно участвовать в происходящих процессах в условиях быстроменяющихся обстоятельств, руководствуясь в любой сфере деятельности ценностными ориентирами. Отмечая постепенную гуманизацию общественных процессов, специалисты разных стран обращают внимание на тот факт, что школьный контекст оказывает большое влияние на изменение таких личностных характеристик, как социальная ответственность, надежность, толерантность учеников. Специфические проблемы России в условиях перехода к демократическому обществу с рыночной экономикой заключается прежде всего в смене ценностей, социальных приоритетов, росте социальной напряженности, обусловленной расслоением общества. Образование выступает средством трансляции культуры. При этом каждый компонент образовательной системы вносит свой вклад в решение гуманистической цели образования.

Определение сущности педагогической аксиологии связано с развитием существующих и необходимостью построения таких представлений об образовании под аксиологическим углом его рассмотрения, которые в наибольшей степени позволили ответить на вопросы: чем является образование для личности, общества, государства? Образование это то, что делает человека человеком, в этом его сущность. Значимость духовной составляющей образования, понимание его как процесса передачи ценностного знания и на его основе формирования ценностного отношения, ценностного поведения человека подчеркивал еще Платон.

Ценности – специфические образования в структуре индивидуального сознания, являющиеся идеальными образцами и ориентирами деятельности личности и общества.

Педагогическая аксиология – область педагогического знания, рассматривающая образовательные ценности с позиции самоценности человека и осуществляющая ценностные подходы к образованию на основе признания ценности самого образования.

Предметом педагогической аксиологии является формирование ценностного сознания, ценностного отношения, ценностного поведения личности. У человека мотивация социального порядка должна была так срастись с его эмоциональной структурой, что социальные факторы стали обуславливать мотивацию. Чем выше ценность цели, тем выше ее энергоуровень, следовательно, тем больше она требует энергии для ее материализации. Одним из способов технологической реализации в педагогическую практику ценностных ориентиров называют аксиологическое изобретательство, которое становится возможным лишь при активной стимуляции художничества, сказкотворчества и смыслогенерации, высокой склонностью к которым обладает практически каждый ребенок.

ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ВОСПИТАНИЯ

Современность ставит перед учителями множество проблем и вопросов, связанных с управлением поведением школьников. В большинстве случаев ввиду отсутствия эффективных технологий контроля и научения, позволяющих результативно прививать нормы поведения в школе, особым успехом пользуется авторитарный стиль директивного назидания и запретительства. Поведение ребенка ограничивается внешними разрешениями и ограничениями, не связанными с механизмами глубинной саморегуляции активности. Все чаще и чаще педагоги забывают о так называемой "вертикальной модели управления поведением", с которой все они были ознакомлены за время обучения в вузе. Речь идет о следующем порядке естественной организации контроля внешней активности. Поведение человека определяется движущими мотивами, которые, в свою очередь, лишь косвенно связаны с потребностями. Потребности могут рассматриваться лишь как своего рода формальная система предпочтений, реализуемая в структурах целевой матрицы. Движущие мотивы определяются взаимозависимыми целями, которые субъект (самоактивно или под давлением окружения) ставит самому себе. Сами же цели причинно определяются не столько динамикой внешней среды и сиюминутными потребностными тяготеньями, сколько укоренившейся в глубинах психики (осознаваемой в большей или меньшей степени) системой ценностей, то есть значимых смыслов и высоко актуальных отношений. Ценности же, в свою очередь, конкретизируют высшие идеалы, которые незримо присутствуют в психическом мире каждого человека, хотя детьми (да и многими взрослыми) вербализуются достаточно редко. Вне зависимости от ясности осознания ценностей и идеалов, именно они, в конечном счете, организуют внешнюю активность индивидуума, являясь своего рода "стратегической картой" его жизненного маршрута. Таким образом, проблема управления внешним поведением естественно сводится к задаче формирования системы ценностных предпочтений и идеальных стратегий.

Трудность воспитания как такового заключается в невозможности прямой трансляции ценностей и идеалов в психику ребенка. Эти внерациональные конструкты эффективны как регуляторы поведения лишь в том случае, если они выработаны индивидуумом самостоятельно, а не привнесены извне насильственно и механически. Современники, несмотря на многочисленные заявления прогрессистов, все же существенно отличаются от людей далекого прошлого. Последние в большей или меньшей степени были интегрированы в разветвленную и слаженно функционирующую систему социокультурных ориентаций и руководствовались развитой системой ценностных установок и идеальных стратегий.

Психологическая культура понимается как набор стратегий эффективной адаптации к значимым событиям как во внешнем, так и во внутреннем мире индивидуума. Однако никто не изолирован от себе подобных, а потому совместная адаптация групп к вероятным значимым событиям в усложнившихся условиях жизни становится все более и более значимой. Ввиду этого особенно важными становятся вопросы налаживания эффективного взаимоуправления и эффективной коммуникации. Последняя рассматривается как метафора любого значимого взаимодействия. Получается, что совместная адаптация к реальности требует налаживания высокосодержательного диалога. Последний и осваивается участниками уроков ценностного изобретательства, которые фактически представляют собой уроки эффективной коммуникации, полигон для выработки навыков адекватного взаимопонимания. Это имеет особое значение для наших современных школьных коллективов. Группа с хорошо налаженной внутригрупповой коммуникацией становится более дифференцированной, сплоченной и успешной в деятельностном плане. Практика показывает, что истина синергична, т.е. требует взаимопомощи в проявлениях активности каждым из членов коллектива, пытающегося адекватно согласовать свое существование с динамически изменяющимися условиями жизни. Если залогом всякого успешного развития является умение эффективно утилизировать имеющиеся внешние и внутренние ресурсы, то именно уроки аксиопсихологии станут школой такого сближения с собственными возможностями. Эффективная коммуникация со сверстниками, с родителями и с самими собой является ключом к действенной кооперации, взаимовыгодному сотрудничеству и личностной эффективности. Все проблемы обучения и воспитания связаны с неэффективной коммуникацией, в основе которой лежит недоверие творческой состоятельности ребенка и неуважения к целесообразной спонтанности его личностно мотивированного поиска интереса и смыслов. Коммуникация — чрезвычайно сложный процесс, который может быть понят как единство пяти основных типов общения: экзистенциальная коммуникация (любовь и дружба), трансцендентальная коммуникация (сотворчество смыслов), эмоциональная коммуникация (эмпатический резонанс), интеллектуальная коммуникация (взаиморефлексия) и поведенческая коммуникация (имитационное заражение). Разумеется, опытный педагог должен умело использовать все возможные каналы сообщения с учениками, не оставляя без внимания ни один из аспектов живого саморазвивающегося процесса общения. Современная педагогика всецело ориентируется на максиму — Развлекая, обучать. Действительно, нерепрессивный, неназидательный характер преподнесения знаний (не только формальных, но именно ценностных) оказывается несравненно эффективнее менторских поучений. Обучающийся обязан испытывать уважение к самому себе, его чувство собственного достоинства должно быть бережно охраняемо педагогом. Только в этом случае интерес и к личности педагога, и к преподаваемому им будет стойким и высоким. Именно самоуважение обеспечивает доступ обучающегося к собственным психоэнергетическим ресурсам, необходимым для напряженной и эффективной работы психики. М.А. Кирьякова даже указывает на необходимость "междисциплинарного синтеза знаний о человеке как педагогической цели". Генри Дэвид Торо отметил: "Восходит лишь та заря, к которой пробудились мы сами". Великолепный девиз для нерепрессивной педагогики, о котором, к сожалению, большинство учителей неосознанно забывают, вступая в диалог со своими подопечными. Стратегически любое образование в информационную эпоху должно складываться из выполнения трех глобальных заданий: 1) научить обучающегося получать необходимую информацию (освоение метатехнологии самообучения); 2) обучить навыкам саморегуляции и самопонимания (практическое освоение психотехнологий применение к себе "инструкций к человеческому организму"); 3) научить эффективной коммуникации и результативному проблеморазрешению (метатехнологическое искусство ТРИЗ). Все другие задачи обучающийся сможет благодаря таким полученным умениям решать самостоятельно или в кооперации с другими. Но понятно, что ни одно из этих умений не может быть привито насильственно, репрессивно, хотя бы ввиду того, что все они требуют сугубо творческого отношения к изучаемому предмету, а творчество и несвобода — антагонистические антиподы.

Для успешной адаптации человека в информационной среде постиндустриального общества необходимо приняться за восстановление главного в воспитании — личностной автономии, ценностной самостоятельности и субъектности, а значит — свободы, творчества и ответственности. Даже само сомнение, возникающее в позитивно организованном контексте группового творчества, становится не источником неуверенности и поводом для дезориентации, но мощным стимулом дальнейших поисков приемлемой личной позиции. Все усилия психопедагога должны быть направлены на пробуждение интереса к внутренним видениям, повышение доверия к самим себе и создание спроса на творческую продуктивность. Педагог должен одобрять творческую самостоятельность обучающихся, поддерживать личные ориентационные поиски и всячески укреплять навыки практического самоисследования.

Таким образом, он сможет продемонстрировать столь необходимое для стимуляции личностного роста внимание к самой индивидуальности ученика, повысить значимость личного мнения для группы в целом и разрешить смелый поиск личностно значимых ценностных суждений. Значение такой одобрительной поддержки переоценить практически невозможно. Ни в коем случае нельзя передавать ценностное знание в "готовом виде". Это было возможно в относительно несложном обществе традиционного типа, но сейчас успешная адаптация к динамично изменяющимся условиям жизни достижима лишь на основе личного поиска и при полном доверии именно личному опыту, опыту реальных переживаний, достигнутых при внимательном отношении к потоку событий. Отказ от назидающих регламентаций должен быть жестким и абсолютным. Необходимо освободить ученика от стагнирующих усредняющих нормативов и омертвляющих поучений. Психологически любое поучение возникает из-за недоверия состоятельности партнера по общению. Однако, учитывая парный, кооперативный характер любой коммуникации, педагог назидающий легко попадает в ловушку обоюдного отчуждения и его самого, и ученика от процесса общения. Недоверие ребенку спонтанно провоцирует недоверие ребенка самому себе, ибо фигура педагога все-таки является весьма значимой, пусть даже не осознаваемо. В этом случае параллельно взаимоусиливаются недоверие ребенка и самому себе, и педагогу, и недоверие наставника не только ребенку, но и самому себе. Начинается война "всех против всех", ни к каким добрым результатам не приводящая. В современном психоанализе известна т.н. теория контроля: перед тем, как основательно довериться врачу, пациент пытается так или иначе спровоцировать его своими эпатажными заявлениями или капризным поведением с тем, чтобы выявить пределы терпимости и степень приятия, к которому психологически готов психотерапевт. Лишь после того, как эти тесты будут успешно пройдены, пациент разрешает себе довериться врачу и раскрывает свои проблемы и трудности по-настоящему. Если бы педагоги чаще задумывались о подлинных причинах провокационного в ряде случаев поведения учеников, они стали бы терпимее и зрелее в своих реакциях на банальные проверки, предпринимаемые ради установления границ доверительного общения. Не только дети, но и всякий взрослый отваживается на глубоко личностную коммуникацию лишь тогда, когда заручается гарантиями достаточной психологической безопасности, основой которой является такт и терпимость собеседника. Чтобы приобщить ученика к искусству свободного поиска ценностей, очень важно проявлять искреннее уважение к творческим ресурсам его бессознательного, а проще говоря — проявлять элементарное доверие к его человеческой и творческой состоятельности. Современные когнитивные психологи вслед за педагогами всех стран и народов утверждают: наиболее прочно усваиваются те ценности, которые осознаны лично и приняты совершенно добровольно (Р. Чалдини). Для того, чтобы осуществить подлинную дерепрессию индивидуальной ценностной позиции, аксиопедагог обязан вместе с учеником подвергнуть сомнению все так называемые "самоочевидные социальные истины", большинство из которых представляют собой инертные стереотипы межличностного реагирования. В этом прослеживается некая аналогия с психоаналитическим терапевтическим методом провоцирования свободных ассоциаций: в ситуации заведомой недопустимости внешней оценки и поучательного обсуждения педагогу надлежит раскрепостить действительную мощь фантазии и, простите за каламбур, высвободить естественные для каждого импульсы к свободе.

Технократическая цивилизация привыкла к дискурсивно-фрагментарному восприятия живой действительности. Задачей же психопедагога является содействие поточному, спонтанному и интуитивному освоению внутреннего и внешнего миров учеником. Многие трансперсональные психотерапевты все чаще говорят об управляемой медитации как основном инструменте педагогики. Действительно, латинское слово "meditari" означает "движение к центру". В процессе аксиоурока и ученики, и, разумеется, ведущий, должны двигаться к центру собственного существования — идти на контакт с индивидуально-значимой картиной бытия. Использование творческого ресурса воображения возможно лишь при формировании устойчивой позитивной мотивации, формулируемой кратко, но емко: "Я смогу!". Психопедагогу надлежит сделать широкий спектр объективных явлений культуры предметом осознания и переживания как особых потребностей личности. Он должен суметь не просто преподать нечто интересно и субъективно значимое, но всемерно посодействовать формированию на их основе устойчивых жизненных ориентаций. Кстати, формирование жизненных ориентаций в известном приближении синонимично процессу личностного развития в целом. Надлежит предложить созидать, тем самым проявив недвусмысленно уважение к собеседнику. Это позволит приобрести ему уважение и к миру, и к себе. Это сообщит ему практический опыт эффективной адаптации к себе и к миру. Зрелая личностная автономия, лежащая в основе подлинного самоуважения и действительной демократии, немыслима без здравого сочетания свободы и ответственности. Ради высвобождения синергии группового творчества необходимо предусмотрительно продемонстрировать полный отказ от иерархической парадигмы. Как взрослый, так и ребенок сможет сформулировать именно свою позицию лишь в обстановке, свободной от всяких назиданий и поучений. Только так можно содействовать развитию внутренней честности, которая, собственно, и является подлинной основой совести. "У человека мотивация социального порядка должна была так срастись с его эмоциональной структурой, что социальные факторы стали обуславливать мотивацию". Чем выше ценность цели, тем выше ее энергоуровень, следовательно, тем больше она требует энергии для ее материализации. Высвободить в доверии истинно значимые ценности, глубинные и высокоэнергетичные, которые не актуализируются из-за страха запрета или опасений вследствие труднодостижимости — значит, раскрепостить немалые запасы внутриорганизменной живой энергии — исцеление! Что-то подобное, но в более жестком, катарсическом варианте наблюдается при проработке переживаний в холотропной терапии. Угнетение иммунитета связано с подавлением здоровой психоэмоциональной активности, характеризующимся снижением креативной продуктивности и низкой коммуникативной эффективностью.

Терапевтическая результативность нерепрессивного изобретательства ценностей в ходе экспериментальных апробаций (мастерские в школах) была очевидна — снижалась заболеваемость гриппом, повышалась посещаемость занятий, возрастали показатели на уроках физкультуры (после обсуждения таких тем, как здоровье, целостность, воля, тело и т.п.). Элементы (фокусы, узлы) символической системы в процессе воспитания не могут быть переданы прямо, то есть механически, о них можно лишь намекнуть, их можно подразумевать, на них можно указывать. Для этого и проводятся уроки ценностного изобретательства с использованием синонимических, метафорических и аллегорических рядов, связанных с тем или иным фокусом понимания. К примеру, само слово "родина" ни о чем существенно малышу не говорит, но, будучи последовательно связываемо с десятками жизненно важных значений и терминов, со временем оно репрезентирует (представляет) целый комплекс переживаний, обладающий для человека колоссальной значимостью. Взращивание таких ценностных конгломератов и является главной задачей уроков аксиологического изобретательства. Предлагаемая методика основана на идеях нерепрессивной педагогики, которые кратко выражаются формулой: "Все ценное для себя ребенок должен отыскать сам; педагог — консультант, но не назидатель". Как уже сказано, ценностная матрица создается индивидуумом вполне самостоятельно и спонтанно, хотя в целом этот процесс должен направляться извне и стимулироваться недирективными влияниями учителя. Невозможно ни в двух, ни в двухстах словах рассказать ребенку о том, что для него значимо и ценно. Но в процессе доброжелательного диалога, длящегося годами, можно оказать ему помощь в углублении понимания ключевых терминов и освоении высших регистров смыслового диапазона психики. Понятно, что предлагаемая методика фактически относится не столько к идеологическим, сколько к поэтическим и литературным дисциплинам. Аксиологическое изобретательство становится возможным лишь при активной стимуляции художничества, сказкотворчества и смыслогенерации, высокой склонностью к которым обладает практически каждый ребенок. Задача педагога — отказавшись от давления и понукания, мало-помалу вскрывать поэтический дар, живущий в сердце каждого малыша, и направлять течение творческой энергии в русло обсуждаемой жизненной ценности.

Осуществляемое на уроках ценностного изобретательства раскрепощение детей, которое происходит совершенно естественно в процессе групповой медитации, кроме всего прочего имеет немалую оздоровительную ценность. Тело и психика взаимосвязаны столь плотно, что практически любое изменение в одной из этих сфер приводит к тем или иным кооперативным изменениям в другой. Тесная обувь способствует снижению настроения, а грубый окрик порой может привести к острому респираторному заболеванию. Связи эти очень прочны, но мало кем учитываются.

Высвобождение креативного потенциала ребенка на уроках ценностного изобретательства улучшает его самочувствие и способствует повышению напряженности иммунитета. Во всяком случае, время от времени погружаясь в атмосферу доброжелательного творческого обсуждения, дети чувствуют себя настолько раскованными и свободными, что это не может не сказываться на гармонизации психофизиологических процессов регуляции гомеостаза. К тому же со временем педагоги осваивают выработанные самостоятельно техники поощрения и одобрения детского творчества, что служит дополнительным стимулом позитивной мотивации, неизменно сказывающимся не только на настроении, но и на самочувствии.

На уроках ценностного изобретательства очень важно с самого начала провозгласить отказ от нормативности в подходе к оценке тех или иных изобретенных и найденных смыслов. Креативный урок — это совместное радование в пространстве свободы, возможность самовыражения (в поиске ролевых стереотипов отыгрывание незавершенных напряжений и неосознаваемое изложение наболевшего) и поиск истины в самом себе. Урок этот не только радует и раскрепощает, но и реально энергетизирует ребенка, позволяя ему ощутить свою творческую состоятельность и жизненную полноценность.

Ребенок не должен бояться возможной неудачи в оценке материалов его спонтанности, а потому необходимо сразу утвердить принципиальную безоценочность отношений как между педагогом и детьми, так и между самими детьми. Очень важно отказаться от нарочитого стимулирования соревновательности. Скрытое позитивное мотивирование достигается переключением внимания с результата (количество найденных смыслов) на процесс (гармония атмосферы сотрудничества).

Не следует бояться время от время возникающих пауз и задержек, нет никакой необходимости устанавливать жесткий ритм проведения урока и принуждать детей к более активной генерации значений. Время от времени педагог должен нарушать установившееся течение психологического времени коллектива, привлекая внимание детей к найденным неологизмам и подробно рассматривая неожиданные понимания тех или иных терминов. Очень важно сразу установить доверительные и партнерские отношения между детьми, разъяснив, что никакой такой особой цели у урока нет, а главной задачей его является достижение радости группового творчества и гармонии психоэмоциональной атмосферы.

Фактически детям предлагается исследовать уже известное, содержащее в себе нечто скрытое, тайное и неявное. При этом допускается полная свобода поиска самостоятельных объяснений и право задавать педагогу любые вопросы. Истинной целью урока является высвобождение интуиции, прояснение смыслов, сокрытых за поверхностью будничных понятий, активное выдумывание нового по поводу уже хорошо известного.

Чем не навязчивее провозглашена явная цель занятий — свобода творчества и право высказывать любую точку зрения, тем скорее будут достигнуты скрытые цели, а именно: повышение уверенности детей в себе, медитативное углубление в привычные темы, спонтанное разрешение внутриличностных конфликтов в процессе активизации интуиции, гармонизация отношений с педагогом, укрепление иммунитета как следствие снятия репрессивных ограничений, оценок и нормативов. Детям следует предоставить право пояснять и интерпретировать собственные находки. При этом очень важно различать явные и скрытые сообщения, последние будут касаться страхов, тревог, затруднений, напряжений и опасений самого говорящего. Ввиду последнего, необходимо с самого начала оговорить обязательность охранения тайны группового обсуждения. Это создаст известную доверительность, параллельно сплачивая класс.

Излишне активных следует ненавязчиво сдерживать, мягко предоставляя возможность высказаться менее темпераментным детям. В то же время не следует забывать о неявном обучении внешне пассивных учащихся. Сам факт присутствия в классе в момент обсуждения той или иной ценностной темы уже способствует активному размышлению над поставленной жизненной проблемой, причем интенсивность внутреннего диалога слушающего весьма поверхностно связана с его активностью как выступающего. Не исключено, что отказывающиеся от открытых высказываний своих позиций дети будут усваивать тему гораздо глубже, чем те, которые будут говорить без устали.

В связи с этим следует очень осторожно подойти к поощрению лучших ответов. Скорее, необходимо установить приз (какой? об этом должен подумать весь класс) за лучший вопрос, обращенный к учителю в связи с рассматриваемой темой. Это поможет педагогу основательнее готовиться к занятиям и в то же время предоставит детям возможность достаточно активно вступать во взаимодействие с учителем.

Педагог в групповом обсуждении ценностей должен взять на себя роль группового психотерапевта, на равных сотрудничающего с детьми. Его задача сводится к буферированию конфликтов и бурных несогласий детей друг с другом, преодолению кризисов и затруднений, возникающих в процессе обсуждения, а также к наблюдению за избирательностью интереса детей, которое может дать ценную диагностическую информацию по принципу "у кого что болит, тот о том и говорит".

Не следует забывать о роли юмора в не директивном управлении творческой динамикой класса. Всеми силами следует избегать ранжирования детей по талантливости и уровню личной активности; в конечном счете, обсуждение должно носить именно терапевтический характер, что определено самой целью ценностного изобретательства (метастратегическое программирование личностной активности). Успехом урока можно считать коллективное нахождение неожиданных смыслов и значений, а также поддержание благоприятной творческой атмосферы и успешное преодоление возникших конфликтов.

Неудачи в обсуждении ценностей практически невозможны, так как нежелание детей обсуждать тот или иной вопрос как раз свидетельствует о необходимости более тонкого подхода к этому обсуждению и обязательности возвращения к этой теме вновь и вновь. Пока не достигнут взрывной эффект радования и пробуждения интуиции хотя бы у нескольких учеников в классе, урок завершенным считаться не может, а потому к нему следует возвратиться через несколько месяцев и организовать предъявляемый семантический материал по-новому, предоставляя детям следующую попытку проникновения в неосвоенную смысловую сферу.

Очень важно научиться коллекционировать "сухой остаток" урока, из найденного и обретенного, что может быть зафиксировано в слове или образе. Целесообразным можно считать создание альбома ценностных изобретений, а также ведение педагогом дневника, в котором будут фиксироваться замечания и наблюдения за поведением и раскрытием детей. Именно работа над альбомом и дневником (создание своеобразного "музея класса") позволит как педагогу, так и самим детям самостоятельно изобретать новые тематические планы обсуждений, символически представляя в темах бесед о ценностях текущие проблемы школы, проблемы класса и проблемы отдельных учеников.

Таким образом, изобретение ценностей может со временем превратиться в эффективный процесс групповой психотерапии класса, что позволит решать не только воспитательные, но и сугубо организационные проблемы.

Педагогами предложены следующие шаги в освоении гуманистического смысла воспитания:

1) Формирование теоретико-методологической и технологической готовности педагогов к работе в системе гуманистических отношений, постепенный отказ от стереотипов профессиональной деятельности.

2) Развитие и анализ педагогических целей учебно-воспитательных учреждений, их "очеловечивание", гуманизация, переориентация на совершенствование личностных качеств и межличностных отношений.

3) Выработка каждым учреждением своей концепции воспитания с учетом потребностей, интересов, пожеланий, учеников, и их родителей. Экспертная оценка замыслов и хода проводимой опытно - экспериментальной работы с позиции воспитательных целей.

4) Творческое освоение современных направлений, форм, технологий воспитания, обращение к опыту прошлых лет, сохранившему интересные, продуктивные варианты организации воспитательной работы.

Термин "гуманизм" очень многозначен, поскольку на протяжении истории его содержание менялось. Гуманизм (от лат. Humanus - человечный, человеческий - прежде всего означает человечность человека; любовь к людям, высокий уровень психологической терпимости (толерантности), мягкость в человеческих отношениях, уважение к личности и её достоинству. В конечном счете понятие гуманизм оформляется как система ценностных ориентаций, в центре которых лежит признание человека в качестве высшей ценности. На основе всего вышеизложенного можно дать такую обобщающую характеристику гуманизма: гуманизм - это совокупность идей и ценностей, утверждающих универсальную значимость человеческого бытия в целом и отдельной личности в частности.

При такой трактовке гуманизм как определенная система ценностных ориентаций и установок получает значение общественного идеала. Человек рассматривается как высшая цель общественного развития, в процессе которого обеспечивается создание необходимых условий для полной реализации всех его потенций, достижения гармонии в социально-экономической и духовной сфере жизни, наивысшего расцвета конкретной человеческой личности. При этом в современной трактовке гуманизма акцент делается на целостное, универсальное становление личности. Эта универсальность осмысливается как гармоническое развитие её интеллектуальных, духовно-нравственных и эстетических потенций. Таким образом, с позиций гуманизма, конечная цель воспитания состоит в том, чтобы каждый человек мог стать полноценным субъектом деятельности, познания и общения, то есть свободным, самодеятельным существом, ответственным за все происходящее в этом мире. Следовательно, мера гуманизации воспитательного процесса определяется тем, насколько этот процесс создает предпосылки для самореализации личности, раскрытия всех заложенных в ней природных задатков, её способности к свободе, ответственности и творчеству.

НХТ В АКСОЛОГИЧЕСКОМ ВОСПИТАНИИ ДУХОВНОЙ ЛИЧНОСТИ

Большой проблемой сегодняшнего дня является недостаточность воспитания нового поколения именно в эстетически - нравственном направлении. Несмотря на то, что обучению в наше время уделено много внимания появляются специализированные школы, детские сады, гимназии, колледжи и прочее. Многие педагоги забыли, что целью является воспитание не физика, а человека. Обучение не есть ценность, а есть средство. Воспитание развитой личности неотделимо от мира культуры. У каждого человека есть понимание значимости культуры. Выделение в качестве первоочередной задачи восстановления механизмов преемственности в воспитании культуры заметно повышает роль традиций народного художественного творчества и как методологической основы, и как содержательной базы реализации разрабатываемых программ художественного воспитания подрастающего поколения. При этом важно подчеркнуть, что традиции местных национальных, этнических культур являются определяющими. Специфика осуществления связи поколений в плане преемственности народной культуры заключается в воспитании культурной средой, через глубокое "погружение" в культурные отношения, наработанные и закрепленные многовековой историей общественного развития. Атмосфера многообразных культурных традиций всегда окружала человека с первых дней жизни и завершала весь его жизненный цикл. При этом народная культура выступала как синкретичная, соединяющая в единое целое всю совокупность материально-духовных связей человека с окружающим миром и неразрывно слитая со всеми сторонами его духовной и предметно-практической деятельности. В этих условиях воздействие на различные сферы сознания формирующейся личности происходило естественным путем, без диктата и навязывания, осуществлялось самой жизнью.

По мере развития эмоционально-чувственного восприятия мира ребенок познавал все более широкие грани народного искусства, приобретал необходимые знания, умения и навыки творческого самовыражения. Ко времени осознанного отношения к действительности его память была заполнена разнообразными художественными впечатлениями, образами, представлениями. Подобное воспитание давало не только разностороннюю комплексную ориентацию в культурной сфере, но и открывало простор для проявления индивидуальных интересов, склонностей, способностей. Так постепенно в сознании человека складывался культурный иммунитет, основанный на традициях определенной культуры (этнической, национальной, классовой) и органично соответствующий определенной фазе исторического и социально-экономического развития общества. Не менее важен и содержательный пласт народной культуры, опирающийся на многовековые традиции практического преобразования окружающей действительности, развития духовной культуры и языка конкретного народа с его национальной и этнической спецификой и самобытностью. Понимание красоты мира, природы, человека, его многогранной материально-духовной деятельности через познание национального характера, непреходящих нравственных и культурных ценностей - наиболее эффективный путь полноценного художественного воспитания личности, формирования его эстетических вкусов и нравственных норм. Синкретизм народного творчества также предполагает взаимодействие всего спектра чувств и эмоций человека в неразрывной связи с его конкретной предметно-практической и духовной деятельностью. Наблюдение обрядов и праздничных действий в народной культуре позволяет достаточно объективно проследить эту взаимосвязь. Ни один из жанров народного художественного творчества, включая декоративно-прикладное, не выступает в качестве самостоятельного, изолированного и завершенного, а составляет органичную часть единого целостного явления, действа, обряда. При этом в качестве направленных факторов эмоционально-чувственного воздействия на человека выступают не только духовные элементы художественного творчества, но и весь составляющий его комплекс, включающий среди прочего, и предметно-материальные атрибуты культуры (оформление, одежду, утварь, национальную кухню и т.д.). Комплексная организация народной культуры предусматривает свободное вхождение и самовыражение любого участника какого-либо обряда или действия, раскрепощение его творческого потенциала согласно личным интересам и способностям.

Одним из реальных путей осуществления массового художественного воcпитания детей является возрождение механизмов преемственности народной культуры. На ранних этапах развития ребенка, связанных с эмоционально-чувственным познанием мира, главное место необходимо отвести традициям художественного синкретизма. Неоценимую помощь в его внедрении могли бы оказать местные фольклорные коллективы: базой же его действия могут стать детские сады и младшие классы общеобразовательных школ. Культурно-эстетическое развитие и художественное воспитание дошкольников и младших школьников по возможности должны включать всю полноту психологических связей с окружающим миром, мобилизующих все органы чувств ребенка. На более поздних этапах жизни система детского художественного воспитания может базироваться на интегративных связях искусств, направленных на создание качественно нового уровня духовной культуры, не сводимой к простой сумме отдельных его видов. Объединяющим же началом в художественном воспитании различных возрастных групп подрастающего поколения должна стать, как и в народной культуре, художественно-творческая деятельность, реализующая интересы и способности каждого её участника. Поэтому деятельностные формы постижения основ народной культуры следует внедрять не только в работе школ. Важно, чтобы с их помощью был образован фундаментальный пласт содержания обучения в специализированных школах - музыкальных, художественных, школах искусств. Здесь необходимо отказаться от односторонней ориентации на унифицированное изучение только академического искусства - активизировать поиск путей приобщения учащихся к народной художественной культуре с учетом, разумеется её местных, национально-этнических особенностей.

Итак, народные традиции в наше время должны занять главное место в формировании высоконравственной, культурно образованной личности. Благодаря им в доступных формах, на близком и понятном материале дети усваивают музыкально-поэтический язык своего народа, его нравы, обычаи - весь комплекс духовных ценностей.

Итак, понимание красоты мира, природы, человека, его многогранной материально-духовной деятельности через познание национального характера, непреходящих нравственных и культурных ценностей - наиболее эффективный путь полноценного художественного воспитания личности, формирования его эстетических вкусов и нравственных норм. Народные традиции в наше время должны занять главное место в формировании высоконравственной, культурно образованной личности. Благодаря им в доступных формах, на близком и понятном материале дети усваивают музыкально-поэтический язык своего народа, его нравы, обычаи - весь комплекс духовных ценностей.

Раздел.2. Миф как первооснова народного художественного творчества и этнической культуры

Попытки изучения интересующей нас проблемы в мировой общественно-эстетической мысли XXI века показывает, что реальный процесс становления всякой этнической, или традиционной культуры идет по пути диалектического взаимодействия национально-особенных форм культуры с общим, общечеловеческим ее содержанием. Исходной точкой и основным признаком формирования этнической культуры является возникновение у группы людей общих интересов, которые осознаются ими как потребности, принуждающие их жить и действовать коллективно. Отмечая закономерности формирования этнической культуры, А.П. Садохин А.П. и Т.Г. Грушевицкая пишут: «Если коллективные потребности большинства людей, составляющих локальные сообщества, психологически сравнительно единообразны, то условия их удовлетворения всегда более или менее различаются. В итоге это ведет к формированию уникальных культурных комплексов, специфичность которых повышается от поколения к поколению за счет естественной аккумуляции культурных отличий, складывающихся в процессе создания людьми искусственного окружения» [228].

В настоящее время гуманитарными науками накоплен и осмыслен весомый объем теоретического материала по проблемам мифологического сознания, структуры мифологических текстов и проявления архаических, мифологических феноменов в современном общественном сознании, что позволяет нам классифицировать эти направления в рамках нашего исследования.

В познании сущности мифа наука исходит из установки, что в гносеологическом плане из первоначальных форм культуры ближе всего к фольклору стоят мифология и обрядность. В русском языке слово "мифология" употреблялась в двух смыслах. Мифологией называли, прежде всего, совокупность преданий о Богах, духах, первопредках, культовых героях, о сотворении и развитии окружающего мира. Вместе с тем мифологией именовалось и учение о мифах. По своей природе и сущности мифология была не столько отражением жизни в сознании людей, сколько самой жизнью [229]. Что касается исходного понятия "мифы", то им принято обозначать образцы коллективной общенародной фантазии, обобщено отражающие действительность в виде чувственно-конкретных персонификаций и одушевленных существ, которые мыслятся первобытным сознанием вполне реальными. Доказано, что мифы зародились в тот период истории, когда человек не знал знаковости и виртуальности, а все окружающее для него было вполне реальным. Люди еще не понимали надобности в разделении природы и разума, объективного и субъективного, реального и идеального [230]. Миф как неотъемлемая часть человеческой культуры на протяжении всей человеческой эволюции сопровождает и окружает человека – что вполне закономерно и естественно, а мифология особенно расцветает там, где человеческие возможности постичь истину, увидеть глубину явлений по тем или иным причинам особенно ограничены, и соответственно мировосприятие и миропонимание людей становятся в таких условиях повышенно мифологичными. Отход от этих изначальных позиций в дальнейшем стал величайшим цивилизационным прорывом и позволил удвоить представление об окружающей действительности, расширив, таким образом, восприятие картины мира. Вполне реальная вещь, явление, процесс получают при подобном подходе свой виртуальный знак, или условное обозначение, и благодаря этому мир стал для людей не просто разнообразнее, но и гораздо разноцветнее [231].

Для выявления сущности мифа и определения теоретико-методологических оснований исследования представляется необходимым осуществить ретроспективный анализ теоретико-методологических научных подходов в познании мифа как феноменологического явления. М. Элиаде, определяя широту и многоаспектность мифа, совершенно точно заметил, что «миф есть одна из чрезвычайно сложных реальностей культуры, и его можно изучать и интерпретировать в самых многочисленных и взаимодополняющих аспектах» [232].

Одним из первых Дж. Вико в своей теории о мифе заметил, что поэтический язык – самый древний язык, который связан с мифом, поскольку поэтический символизм своим истоком имеет миф. Он утверждал, что каждая метафора или метонимия по происхождению является «маленьким мифом» [233] и по его теории миф, поэзию и язык объединяет общая символическая природа.

Немецкий философ Ф.В. Шеллинг в исследовании мифа исходит из необходимости объяснения не содержание мифа, а его значение, считая мифологию исключительно важной для понимании истории народов. Он утверждал, что мифология символизирует вечные начала и является материалом всякого искусства [234]. Для мыслителей-романтиков были характерны поиски истоков национальной психологии, национального духа, именно поэтому они обращались к фольклору и мифологии. Другой немецкий ученый М. Мюллер видит в мифах отражение обожествления человеком природы и природных явлений (солнца, луны, грома и т.д.) [235]. Один из представителей антропологической школы Э.Б. Тайлор заключил, что миф есть отражение человеческого опыта, результатов его хозяйственной и познавательной деятельности [236]. Английский ученый-антрополог Дж. Дж. Фрэзер, выводит миф из обряда, рассматривая миф как своего рода текст к ритуалу, его вербальную канву [237]. К. Леви-Стросс настаивал на вторичности ритуала по отношению к мифу, поскольку ритуал, с его точки зрения, «ориентирован на то, чтобы имитировать непрерывность жизненного потока» [238].

Английский этнограф Б. Малиновкий утверждает, что миф определяет, структурируя верования, кодифицирует религию и направляет все поведение человека внутри социума [239]. Представитель французской социологической школы Л. Леви-Брюль выдвинул теорию до логического характера первобытного мышления, основополагающая часть которой составляет его положение о коллективных представлениях, составляющих суть предмета веры, а не рассуждений. Природа, по K. Леви-Брюлю, выступает подвижной совокупностью мистических взаимодействий, а миф является способом поддержания солидарности и устойчивой связи с социальной группой [240]. Придавая мифам исключительное значение, автор подчеркивает: «мифы составляют, говоря буквально, наиболее драгоценное сокровище племени. Они относятся к самой сердцевине того, что племя почитает как святыню…» [241].

Основатель аналитической психологии немецкий психолог и философ В. Вундт считает мифологическое восприятие первичным, рассматривая его, таким образом, исходной формой, при этом особо подчеркивает роль аффективных состояний и сновидений [242].

Американский ученый М. Элиаде понимал миф как подлинное реальное событие, сакральное первобытное откровение, явившимся примером для подражания, которое непременно должно воспроизводиться в ритуалах с максимальной точностью для выживания социума. Он особо подчеркивает значение «живого» мифа и необходимость изучения обществ, в которых миф является «живым», выполняя важную социальную функцию [243]. М. Элиаде говорит, по сути, о ритуально-мифологическом сценарии периодического обновлении Мира, сценарий которого, с его точки зрения, повторяется в любом культовом действии. В сущности миф и ритуал для М. Элиаде не противопоставляются, а составляют единое целое, в связи с чем ученый утверждает, что человек архаического общества ощущает себя неразрывно связанным с Космосом и принадлежащим «священной истории» [244]. По замечанию Г.В. Зубко «такой человек связан с космическими ритмами, что находит свое закрепление в мифологическом концепте циклического времени, по законам которого строится его жизнь и жизнь всего социума, в то время современный человек, прежде всего, связан с историей» [245]. Обращает на себя внимание замечательный тезис М. Элиаде о том, что проживание мифа предполагает наличие истинно «религиозного» опыта, поскольку он отличается от обыкновенного опыта, от опыта каждодневной жизни. Религиозный характер этого опыта есть следствие того факта, что актуализируются легендарные события, события возвышенного характера и наполненные чрезвычайной значимостью. Человек как бы заново присутствует при творческих актах сверхъестественных существ. Именно поэтому, считает М. Элиаде, можно говорить о временном пространстве мифа, заряженном энергией» [246]. Мифы, заключает М. Элиаде, показывают, что мироздание, человек и жизнь имеют сверхъестественную историю, и что эта история значима, обладает большой ценностью и является образцом для подражания [247]. Эти, можно сказать поэтически выраженные мысли, и в то же время глубоко научные тезисные заключения М. Элиаде, имеют для нас огромное значение, и подтверждают наше гипотетическое предположение о том, что миф, воплощаясь в произведениях народного художественного творчества, и в частности в песенном фольклоре, передает дух эпохи создателя, и поэтому способен наиболее целостно воссоздать картину мира.

Создатель структурной антропологии и структурной типологии мифа французский социолог и этнограф К. Леви-Стросс, развивая идею о универсальности человеческой природы, высказывает тезис о мифе как феномене языка, который является универсальным средством информации и образцом для мифа. Миф, по выражению ученого, «является неотъемлемой частью языка…, познается через слово, выявляется через слово…, зависит от строя языка» [248]. К. Леви-Стросс, высоко оценивая мифологическое мышление с точки зрения его возможностей к обобщениям, классификации и анализу, считал его научным и уж вовсе не примитивным. Рассматривая отдельные мотивы, ученый акцентирует внимание на цельности мифологического сюжета, которая обнаруживается благодаря повторам и держится на логических оппозициях. Миф, как полагал К. Леви-Стросс, есть самая четкая форма выражения глубинных структур человеческой психики, следовательно, усвоение конструирующей его логики позволяет глубже понять процессы разного рода знаковых коммуникаций и даже самого творчества [249].

Научные тезисы К. Леви-Стросса о языке как универсальном средстве информации, являющимся образцом для мифа, зависимости мифа от строя языка, о мифе как четкой форме выражения глубинных структур человеческой психики, о научности мифа приобретают для нас также принципиальное важнейшее теоретико-методологическое значение, поскольку обосновывают определяющую роль и значение песенного фольклора как средства отражения и познания этнической картины мира.

Э. Кассирер, признавая приоритет ритуала над мифом, тем не менее, говорит о прагматической функции мифа. С его точки зрения, «миф – это вымысел, однако не сознательный, а бессознательный» [250]. Мифология представлена им как замкнутая символическая система, а миф передает становление Мира. Э. Кассирер, рассматривая язык, миф и искусство в качестве априорных форм, интегрирующих опыт, утверждает, что «только предмет, творимый символически, доступен познанию» [251].

С. Булгаков воспринимал миф как встречу двух миров [252], а для теоретика русского символизма В. Иванова «миф - событие, которое совершается на грани двух миров… Миф - важный и необходимый стержень древнего общества и вместе с тем источник всех социальных норм и правил… Древний миф изначально содержал в себе позитивное начало, которое вытекает из его целевой направленности» [253]. Отечественный ученый А.Ф. Лосев развивал теорию всеединства в подходе к мифу и в итоге сформулировал важнейшие тезисы, касающиеся природы мифа. Миф по А.Ф. Лосеву «не есть выдумка или фикция…, миф – наиболее яркая и самая подлинная реальность, всегда, прежде всего, символ… Миф не есть историческое событие, но он всегда есть слово, миф есть самосознание» [254].

По мнению Э.В. Сайко, «миф был первой формой сознания человека и наиболее ранней формой его мышления как отношения к действительности» [255]. По мысли исследователя первобытного общества В.Н. Григорьева, «миф был универсальной ментальной структурой, обслуживавшей всю человеческую практику... В итоге, вся культура становится способом опредмечивания мифов» [256].

Характеризуя мифологическое сознание, ученые совершенно справедливо отмечают ощущение сопричастности к природным стихиям, обожествленных и персонифицированных в образах богов, поскольку все объяснялось через их волю. Человек выступает в роли агента божественных сил, его деятельность всецело подчинена магическим обрядам, которые как бы консервируют так называемое сакральное (священное) время [257]. Сакральное время в рамках мифа является превалирующим фактором мировосприятия. Оно противостоит профанному времени и задает некую схему функционирования человеческого сообщества, неизменную в своих базовых принципах [258]. Английский ученый Дж. Фрезер выделял магический способ взаимодействия с миром так называемый «закон магической симпатии», объединяющий человека и предмет, с которым единожды, по крайней мере, он вступал в контакт [259]. На основе этой магической сопричастности или симпатии, по мысли автора, можно воздействовать на волю другого человека с помощью определенных обрядов и ритуалов. М. Элиаде, характеризуя первобытное или архаичное сознание, отмечает, что предметы внешнего мира – так же, как и сами человеческие действия, не имеют самостоятельной, внутренней, присущей им ценности» [260]. Все предметы, действия (весь мир профанного), по его мнению, есть ни что иное, как проекция, уподобление сакральному миру, а элементы материальной жизни человека есть реальность настолько, насколько они повторяют, имитируют небесный, сакральный архетип: «города, храмы, дома – есть реальность составной части символики надземного центра, который уподобляет их себе и преображает в «центры мира»; значимые мирские действия и ритуалы значимы тогда, когда в них включен смысл, им придаваемый, и лишь потому, что они преднамеренно повторяют действия, совершаемые от основания богами, героями или предками» [261].

Итак, для мифологического сознания было характерно: растворение человека в мире; полное отождествление человека с природой, ее обожествление; фетишизм, т.е. поклонение неодушевленным предметам; анимизм, т.е. вера в существование духов, в одушевленность всех предметов.

Общепринятым положением, часто встречающимся в литературе, является утверждение о том, что миф есть порождение человеческого ума, еще очень примитивного и не способного отличить вымысел от реальной жизни, что миф представлял собой первую попытку человека древнего общества, объяснить окружающий его Мир [262]. В самом общем смысле можно сказать, что, познавая миф, человек познает происхождение вещей, что позволяет овладеть и манипулировать ими по своей воле; так или иначе, миф «проживается» аудиторией, которая, по выражению М. Элиаде, «захвачена священной и вдохновляющей мощью воссозданных в памяти и реактуализированных событий» [263].

Основные функции мифологии, по мнению ученых, заключаются в том, что она наводит определенный порядок в представлениях человека об окружающей действительности и самом себе [264].

В определении сущности мифа можно, таким образом, назвать систему развернутых, представленных в символической форме ответов на вопросы бытия. Обобщая вопрос сущности мифа, можно заключить, что миф создает образцы поведения и мышления и тем самым «программирует», направляет существование человека, выполняя ряд социально-значимых функций: мировоззренческую, коммуникативную, познавательную, регулятивную, адаптационную, а также символико-знаковую функции. Миф всегда коллективен и его существование неразрывно связано с существованием породившей его общности и есть рассказ о сверхзначимом для данного общества явлении или событии, которое было выбрано за образец [265]. Согласно же традиционному взгляду миф есть отражение восприятия, осознания Природы, окружающей среды, восприятие которой человек переносит в свои мифы. Мифологические представления об устройстве мира передаются главным образом в виде повествований о происхождении и функционировании тех или иных его элементов. Это, как правило, объяснения природных явлений, повествование определенных событий из жизни предков, описания их поступков и т.д.

Анализ философских трудов позволяет заключить, что миф выражал мироощущение и миропонимание эпохи его созидания, а поскольку древний человек осмысливал мир через миф, отсюда и преобладание его мифологического мышления, осваивающего мир посредством конкретных образов, а не абстрактных понятий. Ученые в выявлении и обосновании сущности мифа, исходили, прежде всего, из его природы, трактуя и называя миф: бессознательным вымыселом (Э. Кассирер), отражением обожествления человеком природы и природных явлений (М. Мюллер), способом поддержания солидарности и устойчивой связи с социальной группой (Л. Леви-Брюль), отражением человеческого опыта и результатов его хозяйственной и познавательной деятельности (Э.Б. Тайлор), подлинным реальным событием и сакральным первобытным откровением, явившимся примером для подражания в ритуалах с максимальной точностью (М. Элиаде), самой четкой формой выражения глубинных структур человеческой психики (К. Леви-Стросс), наиболее яркой и самой подлинной реальностью, символом, словом, самосознанием (А.Ф. Лосев), первой формой сознания человека и наиболее ранней формой его мышления как отношения к действительности (Э.В. Сайко); встречу двух миров (С. Булгаков), стремлением к эмоционально положительному эстетическому переживанию и развитию, к возможности проецировать и моделировать чувство в организации начального примитивного искусства (В.Л. Райков) и т.д. Совершенно очевидно, что виртуализация окружающей действительности медленно, но верно превращалась в перманентный процесс с великим множеством составляющих, развитие которых шло в соответствии со своими закономерностями, принципами и правилами.

При всей многогранности, многоаспектности в познании и осмыслении сущности мифа выделяется общая составляющая мифа: в конечном счете, вся духовная, а отчасти и материальная жизнь человека, получила свое первоначальное содержание из мифологического сознания и определялась мифологической моделью мира [266].

Мифологические представления об устройстве мира, передаваясь главным образом в виде повествований о происхождении и функционировании тех или иных его элементов, заложили основу искусству, с которым начинает роднить не только стремление к «превращению хаоса в космос», но и явная попытка к гармонизации объектов и явлений [267]. А поскольку мир выступает в контексте мифологии не только как мировоззрение, но и как развернутое устное изложение, он становится в дальнейшем основой для формирования словесного искусства повествовательного плана, и, прежде всего - былин, преданий, легенд и т.д.

Второй важнейшей задачей в данном разделе, является выявление взаимосвязи мифа и фольклора.

Фольклористы, активно исследуя проблемы зарождения народно-художественного творчества, прежде всего, обращали внимание на вопросы соотнесения развития первобытного искусства, мифов и обрядности. В российской этнографии принято считать, что в гносеологическом плане из первоначальных форм духовной культуры человека мифология и обрядность ближе всего к фольклору. В этой связи представляется принципиально важным теоретический тезис М.С. Кагана, в котором подчеркиваем мысль автора о том, что система художественного освоения мира архаичным человеком была вплотную вплетена в практическую жизнедеятельность людей и формировалась на широком фронте разнообразных проявлений. М.С. Каган справедливо называет это типично духовным синкретизмом, где зачаточные элементы художественной образности сливаются с первобытной религией, наукой и философией [268].

Проблематика первоосновы народного искусства, фольклора и народного художественного творчества является предметом исследования многих ученых, которые отмечают, прежде всего, тесную взаимосвязь мифа и искусства [269]. Основные сближающие моменты обычно усматриваются, прежде всего, в символизме того и другого явления, а также в материале, который искусство нередко черпает из мифов. Ф.В. Шеллинг, размышляя над вопросами соотношения мифа и искусства, полагает, что «помимо целостности в философии искусства мы доходим до лицезрения вечной красоты и первообразов прекрасного» [270]. По Ф.В. Шиллингу: «мифология есть необходимое условие и первичный материал для всякого искусства… мифология есть мир и почва, на которой и могут произрастать произведения искусства… мифология есть не что иное, как самый мир первообразов» [271]. С точки зрения Э. Кассирера мифология и искусство представляют собой «два побега единого дерева. Их объединяет символическая природа…. Именно символизм есть ключ к природе человека» [272]. Человек, по его мнению «живет… не только в физическом, но и в символическом универсуме, а язык, миф, искусство и религия - части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, запутанная ткань человеческого опыта. Физическая реальность как бы отдаляется по мере того, как растет символическая деятельность человека» [273]. Г.В. Зубко, обращая внимание на существующий барьер между человеком и физической реальностью, которую человек воспринимает через символ, отмечает: «В сущности символ в определенной мере выполняет ту же функцию и в отношении человека с высшей реальностью. Символ – средство передачи и восприятия истин, которые древним людям представляются исходящими от божественной реальности» [274].

По мнению ученых, именно мифология и обрядность явилась первоосновой фольклора. В.Я. Пропп, исследуя миф как первооснову сказки, заметил: «Миф живет дольше, чем обряд, и перерождается в сказку» [275]. Традиционный песенный фольклор как один из видов народного художественного творчества восходит к древнему синкретическому комплексу, который представлял собой совокупность знаний, представлений, навыков и умений. «Именно из этого синкретического единства – отмечает Г.В. Зубко - впоследствии вычленяется мифология с ее культами, религия, искусство, система воспитания со своей этикой и т.д. По определению автора сердцевину, ядро данного синкретического целого, являвшего собой комплекс сакральных идей и концептов, составлял Миф, кодифицировавший и определявший направление развития каждого из перечисленных выше явлений. Миф как исходная знаковая структура, изначальная прасхема, является организующим и структурирующим началом» [276]. В первичную модель мифа, по мнению В.Л. Райкова, восходит эстетическая основа первоискусства как интуитивное стремление к красоте и совершенству. Она, в частности, отмечает, что «одна из причин возникновения мифа – это стремление к эмоционально положительному эстетическому переживанию и развитию, к возможности проецировать и моделировать это чувство в организации начального примитивного искусства, поскольку без искусства нормальная жизнь общества невозможна» [277]. Важнейшей функцией искусства еще в древности, таким образом, являлось средство познание Мира.

Практически все исследователи признают теснейшую взаимосвязь и взаимообусловленность обрядов и мифов. Однако на вопрос - что является первичным, а что производным - однозначного ответа в науке нет. Одни исследователи в развернувшемся споре отдавали предпочтение обрядности, считая ее первичным и более древним образованием, а другие выдвигали на первое место мифологию. В своем историческом развитии обрядность всегда функционировала в самом тесном взаимодействии с мифами. Все основные явления жизненного цикла, включая сюда рождение, свадьбу, инициации, прямо или косвенно опирались на определенные мифы, объясняющие то или иное ритуальное действие. Целостная система обрядности родилась на основе календарных мифов об умирающих и воскресающих божествах. Ритуалы и обряды при этом как практическое выражение традиционного рассматриваются в качестве первостепенного фактора стабилизации общественной жизни. Эти положения ни у кого не вызывает сомнений и признаются всеми учеными. И большая часть ученых сходится на том, что мифологический и обрядовый факторы всегда действовали синхронно, поэтому искать в данном случае приоритеты вообще не имеет смысла [278].

Однако мнения на этот счет высказываются самые разные и порой прямо противоположные. В ряде публикаций утверждается, что обрядность возникла несколько раньше мифологии и по сравнению с мифами, обрядность в силу присущих ей организационно-психологических качеств обладает способностью производить на человека исключительно сильное эмоциональное впечатление и поэтому обряды являются более устойчивыми образованиями.

Нельзя не сказать и о достаточно устойчивой позиции ряда современных ученых, которые считают вопрос о первичности в этнографической связке миф-обряд вообще некорректным. В.Б. Иорданский, например, вполне убедительно отстаивает идею полной паритетности мифологического и обрядового творчества в первобытном мире и отмечает: «Ни миф не вытекал из обрядности, ни обрядность из мифа… и миф, и обрядность порождены народным сознанием, но общественная мысль воспринимала миф совершенно иначе, чем обряд. Автор подчеркивает: В первом она видела часть действительности, тогда как во втором - нормы поведения общества в этой сфере действительности. Естественно и понятно, что эти нормы вырабатывались в соответствии с тем, как общество представляло себе мифический мир - его пространственную структуру, действующие там мифические силы, некоторые его особенности, которые стремились к тому, чтобы его обряды были «рациональны», иначе говоря, наилучшим образом соответствовали воображаемым условиям мифической действительности» [279].

М.С. Каган, говоря о первичной модели мира как одной из составляющих общественного сознания, справедливо подчеркивает ее зарождение в недрах мифологии, которая «переходит затем в уже ином, измененном виде в содержание народной художественной культуры». В мифах, по мнению автора, она (модель мира) представляет собой описание основных пространственных и временных координат, определяющих место и роль человека в мифологизированном космосе. Постепенно система взглядов на мир (модель мира) превращается в более детализированную, художественно-образную систему. Художественные элементы первобытной культуры как бы вырастали из ее не художественных элементов и долгое время не отчленялись от последних…, столь же отчетлива изначальная вплетенность песни в трудовые процессы, в разнообразные культовые обряды….» [280].

Можно вполне обоснованно, опираясь на проведенные исследования, утверждать, что процесс формирования духовных потребностей художественного плана ни в коей мере не был скачкообразным. В этом смысле, безусловно, прав В.Б. Мириманов в том, что «новые потребности лишь со временем выкристаллизовываются в то действительно новое чувство, которым обладает современный человек и которое называется «эстетическим» [281]. Основные функции мифологии, по мнению исследователя, заключаются в том, что она наводит определенный порядок в представлениях человека об окружающей действительности и самом себе. Как правило, мифы построены на попытках объяснить менее попятное через понятное. С искусством его уже на этой ступени начинает роднить не только стремление к «превращению хаоса в космос», но и явная попытка к «гармонизации объектов и явлений» [282]. Нельзя не согласиться с уже озвученными тезисами о том, что даже самые запредельные фантазии в мифах так или иначе отражают реальные черты окружающего мира [283], что приближает мифы к художественной культуре.

В теории народной художественной культуры называются самые разнообразные классификации ритуалов и обрядов календарные, семейные, окказиональные и мантические обряды [284]. По справедливому замечанию этнографов, именно через ритуалы прокладывался путь от древних мифологических структур к фольклору и народной художественной культуре [285]. Это происходило посредством последовательного усиления сопровождающих ритуальные акции эстетических компонентов - песен, танцев, театрализации, изобразительных элементов и т.д. Отмечая, что обычаи, ритуалы, моральные нормы рассматриваются как регуляторы поведения людей, которым приписывается ключевая роль в культуре, С.В.Лурье подчеркивает: «все нормы, ценности, чувства, ритуалы стоят над человеком и цель их в том, чтобы скреплять общество…». Автор справедливо рассматривает их в качестве «культурных механизмов и механизмов контроля в отношении выполнения определенных функций, значимых с точки зрения удовлетворения жизненно важных потребностей людей или поддержания совместности их существования» [286].

Однако в ряде публикаций совершенно справедливо отмечается, что в своем первоначальном становлении ритуалы весьма слабо соотносились с тем, что мы сегодня называем искусством, поскольку одним из обязательных и конституирующих элементов практической мифологии являлся культ (от лат. «cultus» - «почитание») [287]. А культ, как известно, являясь выражением почетания и преклонения перед кем-то или чем-то, был формой особых магических действий, которые имели своей целью оказать желаемое влияние на некие сверхъестественные силы. Здесь, безусловно, могли быть определенные элементы образности, но это отнюдь не превращало ритуальность в эстетическое явление. Ни в магии, ни в заговорах, ни в жертвоприношениях, ни в гаданиях в пору их зарождения практически не было никакой художественности в собственном смысле слова [288].

Тезис о решающей роли мифа, ритуалов и обрядов в формировании народного художественного творчества озвучивался многими учеными. Академик А.Н.Веселовский отмечал: «Поводы к проявлению хорической поэзии, связанной с действом, даны были условиями быта, очередными и случайными: война и охота, моления и пора полевого сбора, похороны и поминки и т.п.; главная форма проявления - в обрядовом акте» [289]. Ученый видел в ритуалах и обрядах корни не только музыки и танца, но и поэзии, которая, как он считал, родилась из сопровождаемых плясками и пантомимами хоровыми песнями. Он довольно убедительно показал рождение из ритуально обрядовых структур основных родов искусства. По его мнению, сначала здесь выделяется эпос, а потом лирика и драма [290]. Е Ю. Стрельцова рассматривает «мифологическую ритуальность как важную ростковую почку формирования традиционного народного искусства» [291].

На наш взгляд, положение о том, что народно-художественное творчество зародилось именно на мифологической ритуально-обрядовой почве, имеет прочные научно-теоретические и методологические основания, позволяющие увидеть конкретные механизмы влияния мифологических, ритуально-обрядовых традиций на зарождение первых элементов народной художественной культуры в целом и фольклора в частности как способа отражения и познания этнической картины мира.

Обобщая теоретико-методологический анализ по вопросу выявления природы и сущности мифа можно выделить несколько теоретических оснований:

- Миф как особое пространство духовной сферы человека и выражение глубинных структур человеческой психики определяет все формы дискурсивной деятельности, как вербальной, так и невербальной, и, таким образом, оказывается основанием любой культурной системы;

- Миф как структура лежит в основе большинства коммуникативных процессов, а поскольку коммуникация есть фундамент культурно-образующей деятельности, то миф становится основанием культуры в целом;

- Поскольку миф имеет синкретическую природу, соединяя бессознательно-символический и осознано-прагматический аспекты, он играет важнейшую роль в формировании этнической картины мира, что находит свое выражение как в религиозных, так и в рационально-теоретических формах сознания.

В результате анализа и обобщения трудов известных ученых была выявлена взаимосвязь мифа, обряда и ритуала, а также определена первооснова традиционного песенного фольклора. В результате сформулирован теоретический тезис, а именно: Миф через ритуально-обрядовые традиции прокладывал путь от древних мифологических структур, образуя основу зарождения традиционного народно-художественного творчества и песенного фольклора.

Миф, таким образом, представляя собой повествование, сообщающее о сверхзначимых для определенного сообщества событиях или явлениях и формирующее на основе сакрализации данной информации определенный образ себя и окружающего мира, систематизирует пространственно-временные связи и ценностные ориентиры, и, реализуясь через ритуально-обрядовые традиции и фольклор, формирует картину мира. Иначе говоря, миф является парадигмой любой человеческой деятельности, образуя единую схему парадигмы творения.