21.22. Постмодернізм у літературі сша: філософсько-естетична парадигма й індивідуальне втілення.Герой і світ у парадигмі американського постмодернізму (текст за вибором студента)

Постмодернизм ставил перед страной своего рода зеркало, но не обычное, а концентрирующее, а иногда и гротескно искажающее пропорции — как в комнате смеха. При этом пересматривались и такие "незыблемые" понятия, как "свобода", "демократия", "американский образ жизни", развенчивались авторитеты — социальные, политические, религиозные, даже верховный авторитет Бога.

Таков, например, роман Кена Кизи "Над кукушкиным гнездом" (1962), где изображен образцовый сумасшедший дом, который выступает прозрачной метафорой современной Америки. Единственная живая и цельная личность здесь, ниспровергатель основ, зубоскал, буян и бабник Макмерфи, наделяется чертами Христа-Спасителя. Такова и "Поправка-22" (1961) Джозефа Хеллера, роман о Второй мировой, где военные действия и законы американской армии предстают полнейшим абсурдом.

В центре "Бойни №5" К. Воннегута находится апокалипсический абсурд — бомбежка Дрездена в конце Второй мировой. Не только война, но и вся жизнь человеческого общества, увиденная с далекого Тральфамадора, предстает полнейшим абсурдом. Вместе с тем сам технически совершенный Тральфамадор выступает некоей антиутопической пародией на американскую цивилизацию, ее отражением в концентрирующем зеркале. Прямое обращение к социальной жизни и истории с целью выявить их абсурдность — это одна из ведущих линий среди эклектического разнообразия течений американского постмодернизма. В критике она называлась по-разному: "боп-просодия", "абсурдизм", "литература дезинтеграции", "школа черного юмора" и т.д. Уже постфактум она получила наименование "мега-литературы" или "мегапрозы". Линия "черного юмора" в трансформированном виде присутствовала и в литературе США последней трети XX века, однако, период ее безусловного доминирования пришелся на начало 1960-х.

Уже с середины этого десятилетия ведущим течением постмодернизма надолго становится создание литературы, которая исследует процесс собственного создания. Она обозначается как "новая проза", "романы взорванной формы", "над-литература", "метапроза", "фабуляторство". Это либо разрушение традиционной повествовательной формы, "обнажение" процесса литературного творчества, свидетелем которого делается читатель (Рональд Сукеник, Гилберт Соррентино и др.), либо пародирование традиционных форм, ироническое обыгрывание "литературности" как таковой, введение читателя в метафизику писательского мастерства (Джон Барт, Джон Ирвинг и др.). На первый взгляд, это нечто диаметрально противоположное "мегапрозе", исследующей абсурдность социальной жизни. Однако данные линии очень часто взаимопроникают. И то и другое — это ироническая литературная "игра", только в одном случае ее объектом выступает "так называемая реальность", в другом — сама литература.

• деканонизация всех канонов и всех официальных условностей, ироническая переоценка ценностей;

• размытость жестких бинарных оппозиций; пристрастие к технике бриколлажа, или цитатного совмещения несовместимого;

• отказ от традиционного «я», стирание личности, подчеркивание множественности «я»;

• гибридизация, мутантное изменение жанров, порождающее новые формы;

• карнавализация как признание имманентности смеха, «веселой относительности» предметов, как участие в диком беспорядке жизни;

• метаязыковая игра, игра в текст, игра с текстом, игра с читателем, игра со сверхтекстом, театрализация текста;

• игровое освоение Хаоса;

• интертекстуальность, опора на всю историю человеческой культуры и ее переосмысление;

• плюрализм культурных языков, моделей, стилей, используемых как равноправные;

• выявление плюралистического типа мышления с его раскрепощающим характером, ориентирующего на приятие жизненного богатства и разнообразия;

• дву- или многоуровневая организация текста, рассчитанная на элитарного и массового читателя одновременно, использование жанровых кодов как массовой, так и элитарной литературы, научного исследования и т. п.; сочетание развлекательности и сверхэрудированности;

• ориентация на множественность интерпретаций текста; • явления авторской маски, «смерти автора»;

• принцип читательского сотворчества, создание нового типа читателя;

• универсализирующий принцип изображения;

• множественность смыслов и точек зрения;

• использование приема «двойного кодирования»;

• принципиальная асистематичность, незавершенность, открытость конструкции;

• использование принципа ризомы.

Эти особенности постмодернистской парадигмы обусловили поливалентную поэтику постмодернизма, для которой характерно:

• появление новых, гибридных литературных форм;

• цитатно-пародийное дву - и многоязычие, пастишизация;

• фрагментарность, коллаж, монтаж, использование готового или расчлененного литературного текста;

• ризоматика (отсутствие связующего центра);

• растворение голоса автора в используемых дискурсах;

• игра с «мерцающими» культурными знаками и кодами;

• травестийное снижение классических образцов, иронизирование и пародирование;

• «использование культурфилософской постструктуралистской символики «мир — текст — книга — словарь — энциклопедия — библиотека — лабиринт» и ее вариантов»[20, c.9];

• дву- и многоуровневая организация «двухадресного» текста.