5. Что в современной экономической социологии понимается под идеологическим гибридом?

Реальная государственная политика издавна строится исключительно на компромиссах и идеологических гибридах. И любые изменения в проводимой политике в большинстве случаев становятся не коренной сменой идеологической линии, а лишь смещением акцентов.

Наиболее “счастливым” для развитых западных обществ оказался гибрид либерализма и обновленного консерватизма, дополненный реальными социалистическими и демократическими элементами в качестве подпитывающих “оппозиционных” идеологий. Консервативно-либеральная (или либерально-консервативная) программа, поддерживающая, с одной стороны, сильную государственность и правопорядок, а с другой — свободу в экономической деятельности, оказалась неплохо сбалансированной. В ней достигается симбиоз (сочетание и, отчасти, взаимное погашение) прогосударственных и антигосударственных начал, партикуляристских (националистических) и универсалистских элементов. Либерализм привносит в этот альянс некий динамичный дух, консерватизм удерживает этот дух от радикальных поползновений. А оппозиционный социал-демократизм заботится о том, чтобы не произошло забвения эгалитарных принципов. При этом современная консервативная и либеральная идеологии во многом попросту слились, породив, кстати, изрядную путаницу в наименованиях: консерваторов называют либералами, неолибералов — неоконсерваторами и т.д.

6. Какие сдвиги произошли в описании хозяйственной системы России в последнее десятилетие?

В течение реформенного десятилетия идеологические системы, воплощаясь в разных программах, последовательно сменяли друг друга, и таким образом, происходило неоднократное замещение мировоззренческих доминант — как в головах отдельных субъектов, так и в публичной сфере в целом.

Социалистическая парадигма. В течение десятилетий в нашей стране официальная и практически единственная объясняющая парадигма формировалась социалистической идеологией. В концептуальном отношении она практически целиком строилась по принципу радикального марксистского отрицания капиталистической системы второй половины XIX столетия, которое заключалось в следующем:

• вся собственность на средства производства объявлена неделимым общественным достоянием;

• товарно-денежные отношения, в том числе финансы и кредит, выступают как инструменты плана, а цена — как плановый норматив; плановость обеспечивает одновременно бескризисное поступательное развитие экономики и полную занятость, научно-технический прогресс и высокие темпы экономического роста;

• в отношениях с внешним миром делается ставка на собственные силы, и устанавливаются заградительные барьеры с помощью универсальной государственной монополии;

• упор в экономическом росте делается, в первую очередь, на тяжелую промышленность и в целом на производство средств производства;

• в сфере мотивации работников первенство отдается моральным стимулам (“работа на себя” через “работу на общее благо”);

• различия социальных классов сглаживаются; вся система движется в направлении возрастающей социальной однородности и всеобщего экономического самоуправления (хозрасчета, трудовой демократии);

• институт частной собственности как фундамент разделения на собственно экономические классы разрушен; рынок, хотя бы отдаленно напоминающий неоклассические схемы, подавлен; стремления к прибыльности предприятия или индивидуальному материальному успеху предельно ограничены; открытая безработица отсутствует.

Демократическая парадигма. В конце 80-х годов социалистическая идеология терпит крах. Демократическая парадигма вырастает из радикальной критики социалистического хозяйственного мировоззрения. Эта критика происходит по следующим направлениям:

• Советская власть на самом деле являлась тоталитарной системой, в которой утвердился новый эксплуатирующий класс “номенклатура” или “партократия”; общенародной собственности на деле нет, есть только собственность государства; эксплуатируемые производители лишены всякой хозяйственной самостоятельности и отчуждены фактически от всякой собственности на средства производства, сама рабочая сила становится собственностью всемогущего государства.

• Распределения по труду нет - господствует распределительная система, сочетающая уравниловку при заниженном общем уровне оплаты за труд внизу социальной лестницы и должностные привилегии наверху.

• Плановость управления экономикой фиктивна: планы строятся на заведомо ложной информации, исходящей как сверху, так и снизу, никогда не выполняются, подгоняются под факт.

• Воспроизводственный баланс поддерживается только перераспределением.

• Количественные показатели наращиваются за счет качества продукции; тотальный хронический дефицит соседствует с перепроизводством и значительными хозяйственными потерями.

• Накопление экономического потенциала осуществляется во многом за счет дешевого принудительного труда и растрачивания обильных природных богатств, т.е. за счет будущих поколений.

Таким образом, развитие демократической позиции происходит за счет критики социалистической идеологии, подкрепленной социальной активностью достаточно широких слоев населения. Перестройка для демократов закономерно выступает как антитоталитаристская “революция снизу”. При этом видение позитивных хозяйственных реформ у демократов по сути редко выходит за рамки некоего “капитализма с человеческим лицом”, сочетающего рыночные отношения с реальным производственным самоуправлением, или довольно неопределенных контуров “смешанной экономики”, не выводимых за пределы общих принципов — на уровень общенациональной рабочей программы.

Либеральная парадигма. На рубеже 90-х годов на смену раскалывающемуся демократическому движению приходят группы идеологов, имеющие рабочую программу хозяйственных преобразований. Наступает идейное господство либерализма или, точнее, “эконом-либерализма”, ибо ядро этих групп составляют профессиональные экономисты, знакомые с основами западной теории.

Точка зрения “эконом-либерализма” на эволюцию состоит в следующем. Начиная с хрущевской “оттепели”, а тем более во времена брежневского “застоя”, появились признаки экономической свободы, что ознаменовало переход советской хозяйственной системы в принципиально новое состояние. Оно характеризовалось:

• Усиление и относительная обособленность местных (республиканских) правящих элит, что привело к замещению диктата Центра сложной системой корпоративных групповых интересов.

• Место приказной системы занимает система торгов за ресурсы на всех уровнях властно-хозяйственной иерархии, или “экономика согласований”.

• Система волевого перераспределения перерастает в систему “бюрократических рынков”, где происходит обмен ресурсами и готовой продукцией, неисчислимым множеством хозяйственных и бюрократических услуг, где под прикрытием традиционных административных каналов по горизонтали и вертикали протягиваются нити неформальных экономических связей.

• В результате роста уровня жизни населения в 1955–1965 гг и приоткрытия заслона на пути массового импорта потребительских товаров, происходит относительное усиление материальной заинтересованности самых широких социальных слоев и рост соответствующих потребительских ожиданий.

• Работники закрепляются за своим предприятием уже не репрессивными мерами, а путем предоставления жилья, социальных услуг и т.д., в результате чего выстраивается система своеобразного “социального обмена” между “верхами” и “низами”, где невысокий, но гарантированный жизненный уровень при крайне низкой требовательности к труду и его результатам “обменивается” на некую минимальную выработку, дополняемую политической лояльностью (индифферентностью) к существующим порядкам.

Либералы рассматривают человека в советской экономике уже не как объект подавления и насилия, а как субъекта, рационально преследующего собственные интересы. Постепенно развиваясь, подобная “торговля” и становится одной из решающих причин “перестройки”. Считается, что “бюрократические рынки” есть ступень на пути к рынку подлинному. Все сегодняшние изменения, таким образом, трактуются либералами как закономерное движение к некоей “нормальной экономике”, под которой подразумевается рыночная экономика западного типа.

Предполагается, что, по крайней мере, некоторая часть трудоспособного населения и при советском строе не утратила окончательно частнособственнических инстинктов и способностей к эффективному труду. Нужно только снять ограничения, сдерживающие их хозяйственную активность.

В условиях более жестких финансовых ограничений производители начинают считать собственные деньги; неизбежное падение производства подготавливает условия для перегруппировки ресурсов; либерализация цен приводит к появлению на рынке многих видов остродефицитной продукции и заполнению магазинных полок. Считается также, что положительный эффект многих либеральных мер должен проявиться не сразу, а лишь через некоторое время — когда люди несколько адаптируются к новой ситуации, сформируется сеть новых рыночных институтов, произойдет реструктурирование капитала, и в итоге возникнут предпосылки для будущего экономического подъема.

Консервативная парадигма. Этот следующий шаг мы бы назвали консервативным сдвигом. В отличие от либералов, принципиально безразличных к культурно-национальным границам, приверженцы консервативной линии исходят из того, что любая хозяйственная система глубоко “национальна”, укоренена в социокультурных основах развития конкретного общества. Утверждается, что в России всегда была сильна традиция авторитарной государственной власти, осуществляющей постоянное вмешательство в экономику. Россия представала не только как властноориентированное, но и как в сильной степени милитаризованное общество. Все основные хозяйственные реформы вызывались здесь потребностями подготовки к войнам, ведения этих войн и их последствиями.

Говорится, что в российском обществе не было развитых традиций частной собственности. А сколько-нибудь крупное предпринимательство всегда “кормилось” подле государства, зависело от него.

С консервативных позиций советское общество лишь воспроизводило, хотя зачастую и в уродливых формах, основы традиционной социальной структуры. “Перестройка” же была не проявлением ее глубинных разломов, а скорее кризисом правящих верхов, приведшим к закономерной смене одряхлевшей элиты более молодыми, динамичными преемниками.

Как оценивался бы ход нынешних реформ консерватором?

• Изменения в основных секторах экономики незначительны. “Смена вывесок” только создает видимость динамичных институциональных изменений, а на деле идет лишь формальное преобразование государственно-корпоративной собственности.

• Госсектор в экономике продолжает играть “первую скрипку” и в обозримой перспективе должен остаться в этой лидирующей роли.

• Военно-промышленный комплекс — безусловно, тяжелая ноша на плечах реформируемого хозяйства, но именно в нем сосредоточен наиболее мощный научно-технический потенциал. Следовательно, неизбежны дотации и сохранение широких зон государственного регулирования.

• Снижающаяся управляемость экономикой, утрата государством рычагов регулирующего воздействия ведет, в частности, к тому, что привычное разбазаривание государственных ресурсов принимает характер целенаправленного разворовывания.

Исходя из этого, консерваторы указывают на неизбежность по крайней мере частичной “реставрации”, которая означает: усиление государственного вмешательства в управление экономикой; смягчение бюджетных и кредитных ограничений; выдвижение протекционистских мер на границах России и активизацию внутренней промышленной политики; а в политике приватизации — смещение ставок, делаемых на игру рыночных сил, в пользу директорского корпуса.