«Данте и Мандельштам. Разговор о назначении поэзии».

Оглавление

1. Данте. Проблема литературного монумента и живого текста. 2

2. Суровый русский Дант 5

3. «Достигается потом и опытом безотчетного неба игра…» Осип Мандельштам и Данте. 8

4. Данте как недостижимая цель. 11

5. «И все что будет только обещанье». Будущее Данте 14

Список использованной литературы 18

1. Данте. Проблема литературного монумента и живого текста.

«Разговор о Данте» неминуемо рискует завести своих участников в пространства, отстоящие от самого предмета разговора на сотни смысловых миль. «Комедия», как гигантская логистическая губка впитывает в себя все прошлое человечества, все его настоящее и будущее. Европейская культура и богословие, смысл Истории, соотнесение этического и эстетического, проблемы земного мироустройства и небесной иерархии, технические особенности постройки заградительных дамб и плотин, нюансы фортификаци городов и тайны воздухоплавания, не говоря уже о краеугольных вопросах языка, литературы, поэзии… все это неминуемо всплывает в памяти, повинуясь некоему культурному закону Архимеда, стоит только произнести заветное «La Divina Commedia». Труд Данте – своеобразный монумент человеческому разуму, по которому, утрать мы память о нашем темном прошлом, мы без труда могли бы заново восстановить мироустройство и запустить маятник жизни по новому кругу.

Между тем, воспринимая наследие великого Флорентинца, как поэтическую энциклопедию человечества, мы невольно обращаем само это наследие в некую табуированную максиму, раз и навсегда определенную вещь в себе, из которой можно выудить все что угодно, но проникнуть в тайну которой - надежды нет. Возможно, единственный способ для современного читателя добраться до творческого замысла самого Данте, состоит в разломе, распиле, бурении той гигантской канонической стены, возведенной за семь десятилетий вокруг фигуры «грозного пиита». Иными словами – для того чтобы осознать к чему призывает нас поэт в ста песнях своей бесконечной Поэмы, придется избавляться от клише, придется «орудовать альпенштоком». В идеале – придется самому стать поэтом.

Что бы проиллюстрировать то, на что в действительности мог быть направлен многолетний труд Данте, и то, что он мог означать для самого поэта, воспользуемся аналогией из истории смежного с поэзией искусства – скульптуры (тем более что слово монумент – уже прозвучало). Речь пойдет о единокровном приемнике Алигьери в ряду гениев – Микеланджело Буонарроти.

1565 год, Микеланджело девяносто лет. Признанный титан своего времени обессилен, он умирает. Но буквально за несколько дней до кончины мастер продолжает трудиться над своей последней, так до конца и не реализованной скульптурной группой - Пьетой Ронданини.. И совершенно поразительно, что в этой работе умудренный опытом, жизнью, искусством Микеланджело отчаянно нарушает созданные своею же рукою в течение нескольких десятилетий каноны скульптурного мастерства. Его резец идет в неведомые самому скульптору области. Широту охвата, мощь и напряженность прежних композиций сменяет тонкий абрис изможденных фигур матери и сына, сливающихся в единый надломленный образ. Эти последние взмахи резца Буонаротти – нечто совершенное новое не только для искусства скульптуры, но и для самого мастера! Этот выход в неизведанную область – и есть завещание художника, заключительный аккорд всего его творчества. Без понимания последнего шага Микеланджело весь корпус его произведений превращается в гигантское собрание безжизненных артефактов. Вектор, многоточие, новое направление – вот что может продолжить жизнь искусству, вот что может дать семя, способное взойти в следующем поколении. Закатанное в цемент монумента зерно – безысходно гибнет под тяжестью бездушного камня истории.

Данте для многих поколений поэтов и мыслителей - своего рода монумент, несокрушимая литературно-историческая скала. Он поражает и восхищает своим размахом, сквозь который мучительно трудно разглядеть ростки хоть какой либо живой жизни. А между тем, именно в этих ростках и следует искать подлинность духа и смысла, которые только и могут дать плод сейчас, по пришествию семи веков хождения «Комедии» по миру.

Пусть подобные слова не прозвучат пафосным призывом. Смысл их не в том, что бы столкнуть памятник Гению с парохода современности – смысл в том, чтобы по сколам и трещинам восстановить ход руки скульптора, стать соучастником его замысла, стать подмастерьем в его творческой лаборатории. А это означает только одно – поэзия Данте может стать живой только в случае, если мы со всем вниманием отнесемся к ее разломам, ее недоговоркам; если мы заглянем в ее пустоты и провалы, как некогда отважился заглянуть в бездны Ада и Рая сам поэт, как некогда решился выйти за пределы законченного миропонимания один из легендарных героев «Комедии» – Улисс:

О братья, - так сказал я, - на закат

Пришедшие дорогой многотрудной!

Тот малый срок, пока еще не спят

Земные чувства, их остаток скудный

Отдайте постиженью новизны,

Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдны

Подумайте о том, чьи вы сыны:

Вы созданы не для животной доли,

Но к доблести и к знанью рождены¹

(Ад. XXVI, 112-120)

В призыве Улисса к сотоварищам, звучащему в XXVI песни ада нам следует искать идею самой «Комедии», ее основополагающую весть. Да, Данте зовет читателя с собой. Да, его цель – изменить человека, открыть ему глаза на тот источник света, от которого только и может зародиться жизнь, овеянная Божественной Славой. Но для решения этой задачи «Комедия» не годится в качестве учебника, в качестве корпуса экзамплов или даже путеводителя. Научить человека плавать можно только окунув его в воду. Увидеть же солнце Нового Мира можно только ступив за горизонт известного. И сколько бы сам автор не убеждал нас в своем железном знании конечного пункта назначения, в какой-то момент он проговаривается.

Трудно сосчитать сколько раз на этом пути предстоит оглохнуть и ослепнуть нашему вожатому. Однако - это не повод для паники, именно в эти моменты и рождается поэзия. Нам предстоит самим шевелить губами, самим брать смычок и играть по нотам этих древних терцин. Только собственное исполнение читателя – соавтора способно оживить этот «текст», открыть его звучание и смысл для нашего времени, Иначе мы рискуем не выбраться из плена слепоты. Но ослеплять наш взор будет уже не солнце, а все та же великая тень великого монумента.