1 Статья написана в 2004 году в процессе работы в совместном проекте Маг-

дебургского университета и Центра независимых социологических исследований

«Вдали от городов. Жизнь восточноевропейского села. Деревенские жизненные

миры в России, Эстонии и Болгарии» (2002-2005), поддержанном Немецким

исследовательским обществом (DFG).

Е. Богданова, О. Ткач. Назад в «поле»: опыт исследования... 103

вестными, прежде скрытыми от нас практиками. В этой статье нам бы

хотелось обозначить некоторые методологические проблемы, возникающие при

проведении «циклического» полевого исследования.

Исследовательский случай

Деревня — эмпирическая база нашего исследования — находится в

Новгородской области, в полутора часах езды от ближайшего города.

Деревенское сообщество, которое является объектом нашего исследования,

насчитывает около 300 человек. В летний период население пополняется за

счет дачников, многие из которых родом из этого же села. Бывший совхоз

развалился, и сегодня сельское хозяйство существует только на уровне

личных подсобных хозяйств. Рабочих мест в деревне недостаточно и жители,

как правило, устраиваются на работу в соседние населенные пункты. В

летнее время одним из основных источников заработка становится лес: доход

приносят собранные грибы и ягоды. В деревне есть администрация, почта,

полная средняя школа, детский сад, медицинский пункт, два магазина,

библиотека, действующая православная церковь. Жилые дома в основном

одноэтажные — бревенчатые, щитовые и брусовые, есть один двухэтажный

шестнадцатиквартирный «городской» дом.

Наша исследовательская группа состоит из четырех человек, все

четверо — женщины. Периоды нашего пребывания в деревне колеблются от

одного дня до полутора месяцев. Живем мы в отдельном доме, в разном

составе: иногда вчетвером, иногда остается лишь одна из нас, но, как правило,

хотя бы вдвоем.

Городской взгляд на деревенское «поле»

Приезжая в «поле», мы каждый раз возобновляем отношения с

местными жителями. Мы не становимся для сельчан «своими» (если понимать

«свои» в классической социологической дихотомии «свои» — «чужие»).

Можно привести в пример семью, которая 15 лет назад приехала в деревню

из Казахстана, но для остальных жителей по-прежнему остается «чужой»,

«другой», «приезжей». Мы — исследователи — с каждым новым приездом

становимся более известными, понятными и привычными для жителей

деревни, но, тем не менее, остаемся «чужими». Это создает определенные

трудности во взаимодействии с нашими информантами. Однако, как

оказалось, сохранение статуса «чужих» — и с точки зрения жителей, и с точки

зрения нас самих — важно для работы в таком поле.

Знакомство с сообществом мы начали с представителей официальной

власти. Участие проводника — человека, известного местным жителям, —

значительно облегчило нам вход в поле. Впоследствии круг наших

деревенских знакомых расширялся. Сразу установились добрые отношения с хозяй-

104 Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

кой дома, который мы снимаем. По мере того как расширялась сеть наших

контактов, мы получали все больше возможностей найти точки

соприкосновения с другими сельчанами. Наши ссылки на то, что мы «живем у Лидии

Степановны»1, «ходили в баню к Петровым», «знакомы с директором

школы», помогали нам объяснить наше пребывание в деревне,

продемонстрировать свою включенность в жизнь сообщества.

Многие жители деревни были долгое время «скрыты» от нас по той прит

чине, что мы в первую очередь знакомились с «публичными» людьми —

работниками почты, магазинов, библиотеки, школы. От них мы узнавали

имена тех, с кем нам было важно встретиться. Мы обращались к знакомым

с просьбой помочь найти этих людей. Обычно, называя нам фамилии

телятниц или пастухов, они с недоумением замечали, что нам не о чем говорить

с этими людьми, что ничего интересного или важного они нам не расскажут.

Очевидно, многие жители деревни восприняли нас — пришедших извне —

как тех, кому интересна фасадная сторона жизни, и пытались выбрать

«делегатов» своего сообщества, его «лучших», на их взгляд, представителей.

Им было странно и в какой-то степени неприятно видеть в нас людей,

интересующихся жизнью мигрантов, алкоголиков, безработных. Не исключено,

что за этим желанием продемонстрировать лучшее и скрыть от нас

«изнанку» деревенской жизни, стоит особая ответственность жителей

небольшого сообщества за каждого его члена. В данном случае «изба, из которой не

принято выносить сор», это все деревенское сообщество.

В установлении доверительных отношений с деревенскими жителями

важную роль сыграло наше участие в их деятельности: общий опыт

сближает. Нас запоминали как тех, кто «тоже помогал», «сажал клумбу»,

«перемыл всю посуду», «был на именинах» и пр. Одна из первых наших знакомых,

Анна, после службы в деревенской церкви2, устраивает обед (трапезу) для

священника и прихожан. Мы несколько раз помогали ей приготовить еду,

накрыть на стол, помыть посуду. В один из таких дней места за столом всем

не хватило и в первую очередь пригласили приехавших из других деревень.

Нас тоже стали звать пообедать вместе с гостями, однако местные

женщины — те, с кем мы готовили трапезу, — объяснили: «они с нами», и

предложили нам сесть за стол позже — «со своими».

Возникающие у нас бытовые проблемы также служили поводом для

знакомства и общения с местными жителями. Кому-то из них мы оставляли

электрическую плитку на хранение, чтобы ее не украли из пустого дома,

пока нас нет, у кого-то брали напрокат одеяло и пр. Когда у одной из наших

коллег сломались очки, нам сразу назвали имя человека, который сможет

нам помочь. Так мы познакомились с местным умельцем.

1 Имена жителей деревни изменены.

2 В районе один священник, поэтому служба в деревенской церкви проходит

раз-два в месяц.

Е. Богданова, О. Ткач. Назад в «поле»: опыт исследования... 105

С первых дней пребывания в деревне мы поняли, что некомпетентны во

многих аспектах деревенской жизни. Наше жилище — типичный для

данного региона деревенский дом, в котором не предусмотрены привычные для

нас — городских жителей — удобства. Нужно брать воду в колодце, топить

печь, выходить в холодный туалет, а в баню, которая топится раз в неделю,

по субботам, проситься к знакомым. Как топить печь, как чинить

неисправности в дымоходе, где взять ведро или тройник, куда ходить за водой, во

сколько отправляется вечерний рейсовый автобус? Для ответов на эти

вопросы нам приходилось обращаться к местным жителям. Наше обыденное

знание, достаточное для городской жизни, оказалось во многом бесполезно

для жизни в условиях деревни.

Нельзя сказать, что деревенские жители отказывали нам в

компетентности. Наоборот, с их точки зрения, мы, городские — образованнее,

культурнее, современнее. Однажды мы смотрели телеигру «Кто хочет стать

миллионером?» с семьей наших знакомых. До этого они рассказывали нам, что

это их любимая игра, и им не раз удавалось правильно ответить на сложные

вопросы. Наше присутствие полностью изменило сценарий просмотра.

Хозяева или не решались при нас давать свои варианты ответов или делали это

с сомнением в голосе. Они делегировали нам роль «знатоков». «Вон,

девчонки грамотные, сейчас ответят», — говорили они.

Сельчане не пытались конкурировать с нами в «городских» вопросах.

Случалось, что они стремились использовать нашу связь с городом. Нас

просили привезти книги для библиотеки, рассказать детям о профессии

социолога, позвонить родственникам в Санкт-Петербурге. Местные жители

часто интересовались, чем мы занимаемся в городе, где работаем, ходим ли,

например, в театр.

Восприятие нас как городских, плохо разбирающихся в деревенской

повседневности, «культурных», «умных», «избалованных» и пр. создавало

дистанцию между нами и местными жителями. Каждой из нас случалось

наблюдать или становиться участницей «неудобных» ситуаций, в которых

различие «городских» и «деревенских» правил взаимодействия

становилось причиной взаимного непонимания и смущения. В один из первых

приездов, пытаясь завести знакомства с «простыми» жителями деревни, мы

ежедневно приходили под вечер на место, где обычно встречают с пастьбы

овец и коз. Мы говорили на разные темы, которые были интересны нашим

собеседникам: от погоды до равнодушия представителей местной

администрации. В один из таких вечеров кто-то спросил нас, кто мы такие и чьих

коз ждем. Нас опередила баба Тая: «Да они так, приходят с нами похуев-

ничать1». Многие засмущались и стали извиняться: «Да вы не подумайте,

мы не ругаемся, мы шутим». Так или иначе, в нашем присутствии сельские

жители следили за своей речью и старались «облагородить» ее. За

«нелитературный» язык часто извинялись. Однажды мы стали свидетелями беседы

1 Лексика информантки сохранена.

106 Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

двоих мужчин. После «красноречивой» фразы одного из них смущенный

собеседник, понявший, что мы могли все это слышать, попытался

оправдаться: «Наверное, вы больше и приезжать-то сюда не захотите после таких

разговоров». Допуская, что так «некультурно» можно разговаривать со

своими, жители деревни стремятся общаться с нами, как им представляется, на

нашем языке.

Были случаи, когда сельчане пытались воспользоваться нашей

некомпетентностью. Когда мы были в деревне зимой, к нам в дом пришел мужчина

и предложил купить у него мясо. Мы отказались. Позднее, из разговоров

с жителями, мы узнали, что на днях забили корову, мясо которой оказалось

недоброкачественным. Человек, приносивший мясо, участвовал в

разделывании туши. Предложить мясо кому-то из деревенских он не осмелился.

Между тем вероятность того, что мясо можем купить мы — плохо

осведомленные о деревенских событиях и не разбирающиеся в парной говядине —

действительно существовала.

Здесь возникает еще один аспект отношения к нам сельчан,

маркирующий нас, «городских», как особую категорию людей, включенных в

сообщество. С первых дней нашего пребывания в деревне местные жители

старались нас «подкармливать». Летом нам приносили в основном овощи

с огорода, зимой — домашние заготовки. В этом видится, в первую очередь,

соблюдение правил гостеприимства: гостей принято угощать и,

желательно, чем-нибудь необычным. Овощи, выращенные на собственном огороде,

варенье, сваренное из лесных и садовых ягод, настойка, приготовленная по

«фамильному» рецепту — вот что может понравиться гостям из города. Не

все из того, чем с нами делились, можно купить в местном магазине

(например, картофеля там не бывает никогда, его можно приобрести только

непосредственно у «хозяев»). Кроме того, выращенное или приготовленное

«своими руками», в отличие от того, что продается в магазинах, — это всегда

свежее, «натуральное», полезное, вкусное. Сельчане делятся с нами

«лучшим», репрезентируя тем самым преимущества деревенской жизни перед

городской.

Таким образом, входя в поле, общаясь с людьми, сближаясь с ними,

в большинстве случаев мы продолжаем оставаться для них «городскими»,

«чужими», «другими». Краткость периодов нашего пребывания в деревне не

позволяет нам овладеть большинством знаний и практик, необходимых для

того, чтобы превратиться в «своих». Но дело здесь не только в знании и

опыте. Есть представления, стереотипы, которые мешают нам и нашим

информантам воспринимать друг друга как «своих».

Обновление информации в «поле»

Поле, в котором мы работаем, постоянно меняется. Образ жизни и

структура занятости деревенского сообщества зависят от времени года. Состав

Е. Богданова, О. Ткач. Назад в «поле»: опыт исследования... 107

деревенского сообщества довольно стабилен, тем не менее, какие-то

изменения время от времени происходят: приезжают и уезжают дачники,

местные жители отправляются на заработки или переезжают в другие места.

Случается, что эти изменения происходят, когда нас нет в деревне.

Двух-, трех-, четырехмесячные периоды нашего отсутствия в деревне

создают белые пятна в информационной базе исследования. Однако эти пробелы,

в большей или меньшей степени, удается восполнить. О многом из того, что

произошло, пока мы были в городе, мы узнаем от наших знакомых.

Фактическая и оценочная информация о людях, событиях, циркулирующая в

сообществе, аккумулируется и затем передается нам как updated в каждый наш

новый приезд. Эта информация либо содержит свежие версии уже

знакомых нам историй, либо открывает то, что произошло в деревне в период

нашего отсутствия. Деревенские жители рассказывают нам о том, что, по их

мнению, могло бы быть нам интересно и — что не менее важно — о том, что

произвело впечатление на них самих. Мы можем получать такого рода

обновленную информацию благодаря тому, что уезжаем. Все в деревне знают,

что мы не намерены оставаться там навсегда, возможно, поэтому нам могут

рассказывать даже больше, чем своим односельчанам. В небольшом

локальном сообществе откровения с соседями или друзьями могут обернуться

неприятными последствиями.

В то же время новости, «связанные с социологами», обсуждаются. Если

в наши первые приезды нам приходилось подолгу объяснять каждому

информанту, кто мы, какое исследование проводим, и о чем хотим поговорить,

то теперь многие узнают обо всем этом от знакомых, соседей,

родственников. В некотором смысле мы общаемся с местными жителями даже в наше

отсутствие. В разговорах о нас, обсуждая между собой наше поведение,

они сами создают эффект нашего присутствия в деревне. Примером

поддержания этого невидимого присутствия может служить следующий случай.

В доме у нашей знакомой Анны часто собирается компания

женщин-соседок. Один из авторов этой статьи неоднократно участвовал в таких

посиделках. Приехав в деревню в очередной раз, исследовательница по

обыкновению отправилась в гости к Ане и застала там знакомую компанию.

Женщины стали расспрашивать социолога о делах, ссылаясь на ее телефонный

разговор с Аней, который произошел примерно за месяц до нашего

приезда. Оказалось, что этот телефонный звонок стал событием не только для

Ани, но и для тех, кому она рассказывала о нем (судя по расспросам,

практически дословно).

Подобный обмен информацией происходит каждый раз, когда мы

приезжаем. Жителям всегда есть, что рассказать о себе и о чем спросить нас.

Обновляемая с каждым разом информация позволяет исследовать

механизмы ее циркуляции в сообществе, смыслы происходящих событий, местные

нравы, схемы восприятия нас членами сообщества, роль и место «чужих»

(на примере нас самих) в их повседневности и пр.