60 Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

тиры и мизерной пенсии. Семья фигурировала только когда ее нужно

сохранить и прокормить именно благодаря попрошайничеству. Возможно,

в стране с хорошо развитой системой социальной защиты, лишающей

возможности прибегать к определенным сюжетам в объяснительных

пассажах попрошаек, эффективным становится использование некой

абсолютной «ценности». Так, в обществе современной Германии, существующем

по жестким законам конкуренции, легитимным оправданием

социального падения может быть, например, одна из максим человеческого бытия —

любовь. Впрочем, среди берлинских информантов я выделяла людей из

бывших ГДР и ФРГ, так как несколько моих знакомых «из ГДР»

называли причиной своего падения потерю ими работы как следствие

сокращения рабочих мест после объединения Германии. Легитимные оправдания

всегда основаны на неоспариваемых экономических обстоятельствах или

неких базовых ценностях. При длительном общении легитимные

оправдания могут сопровождаться исполнением определенной роли, стать частью

презентации человека. Я покажу это на следующем примере.

Один из моих немецких знакомых — бездомный, продающий газеты в

помощь бездомным и принимающий в том числе подаяния — согласился

встретиться со мной, рассказать свою историю и показать «свой» Берлин:

места, где он продает газету, где ему приходиться ночевать, встречаться с

друзьями и проч. Однако мои ожидания — в который раз! — не

оправдались. Предварительно нужно вкратце рассказать его жизненную историю,

являющуюся довольно показательным примером «поломанной» судьбы

немца из ГДР после объединения Германии. Во времена ГДР он работал

высококвалифицированным типографским рабочим, наборщиком. После

объединения Германии ему еще какое-то время удалось там проработать.

Он стал зарабатывать деньги, ездить отдыхать за границу: побывал в

Италии, на Кубе. Но вскоре типография перешла на компьютерный набор. По

его словам, профсоюз не позволял таким высококвалифицированным

специалистам, как он, занимать менее квалифицированные рабочие места,

поэтому на работу в типографии он больше не мог рассчитывать. Он

работал в магазине, собирая там стеллажи, но долго не продержался и начал

пить. Сейчас этот человек страдает сильной алкогольной зависимостью,

много раз пытался лечиться, но безрезультатно.

У меня сложилось о нем впечатление как о человеке, желающим

представить себя образованным и «не простым». Его легитимным оправданием

стала не «любовь», а потеря рабочего места. (Впрочем, о любви он

говорил со мной тоже.) Я получила соответствующую экскурсию, которая

стала подтверждением его презентации, т. е. экскурсия практически никак

не касалась предмета моего интереса. Мой информант провел меня по

известной, туристской части города с характерной для бывшего гражданина

ГДР ностальгической нотой: здесь продавалось мороженое за семь

пфеннигов, а булочки тогда стоили пять пфеннигов, а в этой школе училась моя

М. Кудрявцева. «Вы когда-нибудь попрошайничали? — Да, однажды...» 61

сестра. Желая построить наши отношения как равный с равным, он хотел

говорить со мной о высоком, о культуре: например, о «Повести о

настоящем человеке» Полевого или о «Как закалялась сталь» Островского. В

какой-то момент, когда я захотела расспросить его об Унтер ден Линден —

улице, на которой он продает свои газеты — он переметнулся к

находящейся там Государственной опере. Тогда мы стали говорить о Вагнере и о

ценах на билеты в театр. Он не хотел рассказывать мне о своей

нынешней жизни бездомного, хотя прекрасно знал, какова цель нашей прогулки.

Мой информант хотел играть роль человека другого круга. Он с большим

удовольствием играл роль экскурсовода. Когда он не знал, куда идти

дальше, он извинялся, что забыл свой план, по которому обычно ведет

экскурсии: «Кстати, — не уставал он повторять в течение шести часов нашей

прогулки, — обычно я беру за такие экскурсии 30 евро, но для тебя это

бесплатно». В то, что он проводит такие экскурсии за деньги, едва ли

можно поверить. Он создавал передо мной новый образ. В конце экскурсии я

заплатила ему пять евро, чему он был очень рад. Мне показалось

интересным, как гибко реагирует человек на возможный заработок и как умеет

оформить свою просьбу о деньгах, пытаясь сохранить свое достоинство.

Принцип работы качественными методами, как его видит Р. Гиртлер,

заключается в том, чтобы попытаться наладить с информантами

дружеские и партнерские отношения (Girtler, 2001). Информант становится

сотрудником, участником проекта, работающим вместе с исследователем на

результат. Но как заинтересовать «нового знакомого» в подобном

сотрудничестве — часто становится проблемой. Установление взаимного

интереса требует со стороны исследователя разного рода вкладов:

временных, эмоциональных, финансовых. Выслушивание тяжелых жизненных

историй становится серьезной эмоциональной работой, нередко

оборачивающейся для исследователя внутренними потрясениями. Если

исследователь согласился помогать деньгами, нужно быть готовым к тому, что

одолженные деньги назад не вернутся. Эмоциональное и финансовое

использование исследователя нередко становится обратной стороной

медали, вручаемой в награду за работу качественными методами.

Я на личном опыте ощутила сильное внутреннее противоречие: мне

было сложно рассматривать своих информантов в качестве равноправных

партнеров, поскольку они сами не доверяли мне, использовали меня, не

приходили на встречи, вытягивали деньги. Установление взаимного

интереса стало для меня в «берлинском поле» настоящей проблемой. Мне

кажется важным показать неоднозначность этой исследовательской

тактики — ссужать информантов деньгами и относится к этим тратам, как к

оплате за получаемую информацию, как советует Р. Гиртлер.

В моей практике был случай, когда я потеряла очень интересного

информанта именно благодаря тому, что стала одалживать ему деньги, пола-