Заключение

Итак, мы обрисовали портреты крупнейших деятелей Французской революции 1848 года, какими они представляются русским наблюдателям – А. И. Герцену и П. В. Анненкову. Прежде всего, следует отметить глубину и точность анализа этих писателей, с которыми они подходили к парижским событиям, их стремление во все вникнуть и все критически оценить, которое делает их сочинение ценным источником по истории Французской революции 1848 года. Однако не менее содержательными оказались эти произведения и для сопоставления политических взглядов самих их авторов.

Исходя из проделанной нами работы, можно утверждать, что для Анненкова, как и для Герцена, будущее европейской цивилизации было связано, в той или иной степени, с приложением на практике социалистических идей.¹²³ Поэтому значение тех деятелей революции, которые отрицали важность социального вопроса (в частности, представителей династической оппозиции), одинаково низко оценивается и Анненковым, и Герценом. Однако пути, по которым должна следовать Европа, на примере Франции, дабы достичь лучшего социального будущего, понимались ими совершенно по-разному.

Для Герцена, глубоко разочаровавшегося в возможности перерождения современной западной цивилизации и разделявшего критические идеи Прудона, его «политический атеизм», единственный способ достичь истинной социальной республики в будущем – разрушить под корень все современные европейские формы – политические, общественные, культурные и т. д. Поэтому для него настоящим героем республики является тот, кто мог бы совершить это разрушение – к примеру, Бланки или, в какой-то степени, Ледрю-Роллен в начале его деятельности; идеи же о будущем устроении республики, конкретные социальные теории, подобные теории Луи Блана, оцениваются им низко исходя не только из их объективной нереалистичности и бесполезности, но и из априорного мнения об их связанности теми условиями «отмирающей» европейской цивилизации, которые необходимо было отбросить без сожаления. Особняком для Герцена стоят, как мы уже отмечали, идеи Прудона; однако сам мыслитель объясняет это тем, что у этого философа как раз нет законченной формальной схемы. При таком скептицизме к коренным условиям Европейской жизни понятно небольшое внимание, которое Герцен оказывает в своих работах конкретным мелким действиям по их улучшению, и это резко отличает его от Анненкова, который с интересом их рассматривает.

Не придерживаясь какого-либо конкретного мнения о том, каким должен быть истинный европейский социализм, не разделяя пессимистического взгляда Герцена на развитие Запада, Анненков, с одной стороны, с практически одинаковым вниманием рассматривает все возможные оттенки социализма во Франции 1848 года (от идей того же Прудона до умеренного, христианского социализма Ламеннэ), а с другой – придает гораздо большее значение конкретным действиям, а не словам и планам. Весьма показательно, к примеру, что первым действительно важным документом в истории социализма Анненков считает циркуляр министра народного просвещения Карно (провозглашавший особое внимание республиканского правительства к образованию народа и к привлечению широких масс, прежде всего крестьянских, к выборам)¹²⁴ – документ, на который Герцен не обратил совершенно никакого внимания.

Таким образом, различия в оценке конкретных французских деятелей 1848 года у Герцена и Анненкова следует, прежде всего, искать в различном понимании ими того, что подразумевается ими под «социализмом». Они оба, в сущности, выступают за него, но для Герцена он – нечто принципиально новое, что может развиться лишь в условиях полного освобождения от наследия прежней европейской истории, а для Анненкова – всего лишь политика, направленная на постепенное улучшение жизни простого народа и его вовлечения в политическую жизнь. Если для Герцена существующая республика совершенно неудовлетворительна, то Анненков видит в ней потенциал для развития – отсюда, например, отношение обоих к Ледрю-Роллену – оба его критикуют, но в прямо противоположных смыслах: Герцен – за то, что он не проявил политическую волю и не захватил в подходящий момент единоличную власть, а Анненков – за то, что своими необдуманными действиями он ставил под сомнение авторитет и целостность Временного правительства.