4. “Земля и воля” 1870-х годов

К середине 70-х гг. революционные народники пришли к мысли, что добиться своих целей они смогут, лишь создав единую, сплоченную организацию. Только такая организация будет способна на равных бороться с властью и оказывать постоянное

воздействие на народ и общество. Подпольная организация, возникшая к концу 1876 г., называлась, как и ее предшественница начала 60-х гг., “Земля и воля”. В этом названии предельно четко выражались цели народников— землю и волю они хотели дать крестьянам, веря, что после этого скрытый в общине “зародыш социализма” сам собой пойдет в рост.

У истоков “Земли и воли” стояли люди, уже зарекомендовавшие себя как опытные революционеры: Г.В. Плеханов, М.А. Натансон, А.Д. Михайлов. Позже в нее вступили Л.А. Тихомиров, А.И. Желябов, С.М. Кравчинский, В.Н. Фигнер, С.Л. Перовская и др. Всего в организации было около 200 членов. Руководил ею выборный Центр в количестве 30 человек. В целом “Земля и воля” представляла собой скорее объединение ряда кружков, чем единую централизованную организацию.

Землевольцы пытались действовать в духе наказов Лаврова — устраиваться на работу в земские учреждения, волостные правления, создавать интеллигентские поселения на земле — делать все возможное, чтобы приблизиться к крестьянам, установить с ними надежные связи и вести в их среде хорошо организованную пропаганду народнических идей. Однако, несмотря на гораздо более основательный подход к делу, чем у участников

первого хождения в народ, землевольцы тоже не смогли добиться никаких серьёзных успехов.

Результаты деятельности интеллигентов-разночинцев в деревне носили в это время трагически двойственный характер. С одной стороны, им было чем заняться в крестьянской среде. Впервые за всю историю России образованные люди в таком количестве соприкоснулись с крестьянством; их деятельность оказалась в высшей степени востребованной. Поскольку же в этом движении участвовало множество людей по-настоящему талантливых, знающих и искренне сочувствующих крестьянству, то из них нередко получились замечательные врачи, фельдшеры, учителя. Многие из них сумели заслужить уважение крестьян, стали пользоваться у них авторитетом, почувствовали себя на своем месте.

Но все это продолжалось лишь до тех пор, пока народники действовали в границах принятых на себя легальных обязанностей. Однако для тех, кто шел поднимать крестьян на революцию, земская и прочая деятельность подобного рода была, ведь, не более, чем

прикрытием для антиправительственной агитации. Между тем достаточно было в общении с крестьянами затронуть какую-нибудь тему вроде "долой царя" — пусть даже это и делалось с достаточной осторожностью, чтобы у народника-интеллигента начались неприятности. В лучшем случае крестьяне по-прежнему уклонялись от каких бы то ни было разговоров на подобные темы; нередко же находились и такие, которые доносили на "смутьянов". Чиновники и полиция, уже подготовленные к подобной ситуации

предыдущими событиями, реагировали, как правило, немедленно: на "подрывателей устоев" обрушивались самые жесткие репрессии.

Таким образом, участники этого нового, казалось бы, несравнимо лучше подготовленного "хождения в народ", оказывались перед непростым выбором. Можно было ограничиться легальной деятельностью: лечить крестьян, учить их детей, пытаться улучшить положение русской деревни мирными средствами. Однако при таком подходе к делу "прорыв к социализму" откладывался на неопределенный срок, что не могло удовлетворить людей с революционным темпераментом.

Следует отметить к тому же, что само правительство своим жестким репрессивным курсом способствовало разочарованию интеллигенции в перспективах мирной деятельности. Сплошь и рядом из земства изгонялись деятели, вся вина которых заключалась в добросовестной работе на пользу крестьян, в попытках самым

законным образом отстоять их интересы и так далее. В этой ситуации многие народники пытались рисковать, форсировать события, обращаясь к крестьянам с революционными

призывами — и, как правило, оказывались в ссылке, не добившись ни

малейшего успеха.

Исключения лишь подтверждали правила. В 1876 г. группа народников пыталась поднять крестьянское восстание в Чигиринском уезде Киевской губернии. При этом они использовали веру народа в “доброго царя”. Один из революционеров, Я.В. Стефанович, явился к крестьянам под видом тайного посланца императора для сбора жалоб, ведь чиновники и помещики скрывали от царя “правду”. Крестьяне с охотой подали жалобу. Стефанович уехал с ней якобы в Петербург, а через некоторое время вернулся с “царской грамотой”, в которой крестьянам повелевалось создать тайную организацию под руководством его посланца и ждать дальнейших указаний. Организация во главе со Стефановичем вскоре насчитывала уже около 3000 членов. Однако в 1877 г. она была случайно раскрыта полицией.

Известный писатель Г.И. Успенский рассказывал, как один авантюрно настроенный народник в качестве эксперимента возил его по селам Петербургской губернии, выдавая за некоего "царевича Константина" — крестьянского заступника из царской семьи. Крестьяне этого небывалого царевича встречали с величайшим доверием и готовностью подчиняться его приказам.

Стефанович и его друзья действовали недобросовестно. Большинство народников отнеслось к этому "эксперименту" отрицательно и не только из морально-этических соображений. Вспомните, что они стремились к сознательному движению народных масс, к построению социализма в России — подложная же "царская грамота", как средство, полностью противоречила этим высоким целям. Однако отрицая обман, как средство, годное для того, чтобы поднять крестьян на восстание, народники тем не менее неизбежно должны были задумываться о причинах своих постоянных неудач.

Было очевидно, что крестьяне, чье материальное положение после отмены крепостного права лишь ухудшалось, мечтают о лучшей доле. Их скрытая ненависть к помещикам и чиновникам, казалось бы, давала народникам надежды на то, что русскую деревню можно вовлечь в революционную борьбу. Однако раз за разом интеллигенты-разночинцы сталкивались с глубоким и, казалось, непреодолимым недоверием крестьян к себе — людям с непонятными для простого человека стремлениями, недоступными

понятиями, идеалами… Раз за разом выяснялось, что при всей своей нелюбви к местным властям, тесно связанных в глазах крестьян с помещиками, народ продолжает верить в справедливость высшей царской власти и именно от нее ждет благих перемен. Все свои беды крестьяне склонны были объяснять тем, что царь или не знает о них, или от народа скрывают истинную царскую волю.

В 1879 году внутри "Земли и воли" складывается группа единомышленников, которая пытается вывести организацию на новый путь, принять принципиально новую программу деятельности. Необходимость этого обосновывалась ими следующим образом: пока в стране господствует деспотический режим, который вместо решения жизненно важных проблем проводит сугубо репрессивную политику, народническая пропаганда в крестьянской среде будет обречена на неудачу. При полном отсутствии свободы слова и печати, при полном отсутствии гарантий прав личности эта пропаганда неизбежно будет приводить лишь к массовым ссылкам, ослабляющим и без того не слишком плотные ряды революционеров. О каких серьезных контактах с народом, о каком идейном воздействии на него может идти речь, когда зачастую одно неосторожное слово служит поводом к серьезным репрессиям. Из этих рассуждений следовал вывод: пока в России не будут

введены демократические свободы, пока деспотическая власть не будет ограничена конституцией, ни о каких серьезных успехах в борьбе за социализм мечтать не приходится. Сначала необходимо превратить Россию в правовое, демократическое государство.

В рамках народнической идеологии это был принципиально новый подход. До сих пор большинству народников борьба за преобразование государственного строя казалась вторичной или вообще ненужной или даже вредной. Ссылаясь на пример западноевропейских государств, народнические идеологи доказывали, что перемены политического характера — введение конституции и разнообразных свобод — важны прежде всего для либеральных буржуа, возможно, для самой интеллигенции, но мало что

дают народу. Для народа же главное — получить возможность распоряжаться всем земельным фондом страны в своих интересах и сбросить налоговый гнет со стороны государства. Однако теперь часть народников, ни в коем случае не отказываясь от этих целей, заявляла, что они не достижимы без промежуточных перемен — демократизации страны.

Задав своему движению такую задачу, сторонники нового подхода должны были попытаться ответить на вопрос, как эту задачу выполнить? На какие силы здесь можно опереться, при сознании того, что на народную революцию рассчитывать пока

не приходится? Рассчитывать в этом деле нужно было, прежде всего, на свои собственные силы, то есть на разночинную интеллигенцию. А поскольку она малочисленна, то в борьбе с прекрасно организованным деспотическим государством эти силы должны быть предельно мобилизованы и сплочены; им следует придать целенаправленно боевой характер. Единственным способом борьбы, которым немногие сотни революционеров

могли потрясти мощное государство, напугать правительство, заставить его пойти на уступки был индивидуальный террор — политические убийства. Таким образом, часть народников в конце концов обращается к методам, рекомендованным Ткачёвым.

Весной 1879 г. сторонники нового направления организовали свой независимый от Центра исполнительный комитет. 2 апреля один из его членов А.К. Соловьёв совершил неудачное покушение на Александра II. Это вызвало арест многих землевольцев. Местные общества “Земли и воли” стали сворачивать деятельность. Среди землевольцев были и противники новой точки зрения. Они считали, что никакие конституции не смогут реально улучшить положение крестьян; террор же лишь отвлекает от главного дела — подготовки крестьянской революции. Споры между “деревенщиками”- пропагандистами и “политиками”-террористами становились все более ожесточенными