Математика, астрономия, медицина

И платоновская Академия, и Ликей оказали неоспоримое вли­яние на естественные науки того времени. Сам Платон считал математику одной из самых важных областей знания, и не удиви­тельно, что из его Академии вышел Февдий из Магнесии, автор учебника математики. В Академии обучался и выдающийся астро­ном и географ Эвдокс с острова Книд, ранее получивший образование у поклонников чисел -— пифагорейцев; к заслугам Эвдокса относятся разработка нового метода математического анализа, новое определение пропорциональности, а также приз­нание шарообразности Земли и попытки, хотя и неудачные, вычи­слить длину ее окружности. Среди многих других известных тогда математиков упомянем еще одного ученика пифагорейцев Архи-та, которого сами древние считали создателем научной механики.

Об успехах медицины свидетельствует фрагмент сочинения крупнейшего врача IV в. до н. э. Диокла из Кариста. Здесь содер­жатся указания, как правильно построить свой день, чтобы сохра­нить здоровье, применительно к тому или иному времени года. Есть и предписания, касающиеся гигиены тела, диеты, пред­почтительной организации досуга. Сочинение это заметно отли­чается своим рационалистическим духом от современных ему надписей, найденных в храме Асклепия в Эпидавре, где выздо­ровевшие люди описывают течение болезни и свое исцеление благодаря некоему чуду. Так, одна женщина рассказывает, как была беременной пять лет, после чего родила мальчика, а тот сра­зу же искупался в источнике и побежал вслед за матерью. И не­мало можно обнаружить там подобных историй, в которые совре­менники математиков и врачей-рационалистов продолжали свято верить.

Поэзия

IV в. до н. э. был эпохой скорее прозы, чем поэзии. К началу столетия эпос был уже почти мертв, иссушенный и оскудевший в поэмах эпигонов Гомера и Гесиода. Попытка поэта Антимаха из Колофона возродить героический эпос (поэма «Фиваида») не вызвала интереса и одобрения у большинства слушателей. По-видимому, старые мифы, не связанные с жизнью, с пере­живаниями людей, во многом уже утратили былую привлекатель­ность.

Напротив, хоровая лирика к концу V в. до н. э. вновь расцвела; что было связано с новым подходом к музыке, усилением музы­кального аккомпанемента. Произведения, относящиеся к двум главным лирическим жанрам той эпохи: дифирамбу и ному, различавшимся тогда лишь соотношением хорового и сольного начал выделяются прежде всего богатыми и разнообразными на чыкальными эффектами. Очень популярен и ценим был Филоксен Киферский, создавший дифирамб «Киклоп», описывающий безнадежную любовь грубого великана-киклопа Полифема к изыс-янно нежной нимфе Галатее; песню эту часто пели при дворе македонского царя Филиппа II. В одном из египетских папи-nvcOB сохранился и текст нома Тимофея из Милета «Персы», предназначенного для сольного исполнения под аккомпанемент кисЬары; сильные и яркие метафоры придают особую пышность описанию морского боя при Саламине.

Но наибольшие и самые интересные перемены произошли в IV в. до н. э. в афинском театре. Несмотря на небывалую любовь к театральным представлениям, понимание искусства актеров и, на­конец большое разнообразие в драматургии (позднейший автор, Афиней, относит к IV в. до н. э. около 800 комедий!), место театра в обществе изменилось. Трагедия, в которой столетие назад афинская демократия столь мощно выражала свои социаль­ные, политически^ и культурные чаяния, стала теперь чистым «искусством для искусства». Новые обработки трагических исто­рий Эдипа или Ореста выделялись только обилием риторики. Уже младший современник Еврипида Агафон, ученик софистов, начал широко использовать приемы софистического красноре­чия — антитезы, параллелизмы. Хоровые партии превратились, как говорилось выше, в простые вставные музыкальные номера, не связанные с сюжетом драмы. Число трагедиографов не убывает: нам известны имена и фрагменты творений Херемона, Феодекта, Мосхиона, Астидаманта и многих иных трагических поэтов. Однако уже Херемон стал создавать трагедии, предназначенные лишь для чтения, а это значило, что великая общественная, гражданственная, воспитательная роль трагедии в афинском , обществе окончательно отошла в прошлое.

Напрасно было бы искать большие политические, публицисти­ческие темы и в «средней комедии» первой половины IV в. до н. э., как и в «новой комедии» конца столетия. Комедии Антифана, Анаксандрида, Алексида вводили зрителя в мир повседневности, мелких проблем жизни зажиточных горожан, их жен и возлюб­ленных, слуг и прихлебателей. Умолк щедрый, открытый смех Аристофана, державший в страхе вождей государства, полковод­цев, философов. Ему на смену пришли почти беззлобные насмеш­ки над уродливыми нравами рядовых сограждан, соседей, домо­чадцев. Антифан и Алексид писали комедию за комедией, забавляя публику яркими сценами из жизни богачей. Другим популяр­ным мотивом было пародирование сюжетов известных всем мифов (таковы произведения Антифана «Ганимед», «Бусирис», «Рожде­ние Афродиты») или даже сюжетов трагедий Еврипида (таковы созданные разными авторами комедии «Антиопа», «Медея», «Беллерофонт», «Эрехтей»).

Проявившаяся уже в «средней комедии» тенденция к бытовиза-ции достигла наивысшего воплощения в «комедии новой», представленной именами Менандра, Дифила, Филемона. Самый извест­ный из них — Менандр, чьих текстов обнаружено больше всего причем особенно в последние полвека. Мы располагаем почти полными текстами многих комедий этого замечательного автора о творчестве которого ранее судили лишь по отдельным фраг­ментам да позднейшим римским переработкам. Творения Менан­дра «Брюзга», «Самиянка», «Третейский суд», «Остриженная» показывают, в чем заключались самые сильные стороны таланта мастера: в искусном изображении индивидуальных характеров тонких психологических мотивировках, сюжетной и композицион­ной изобретательности, богатстве языка. Когда ранняя комедия «Брюзга», единственная сохранившаяся до нашего времени цели­ком (она была случайно найдена в 1956 г. у египетского антиквара в Александрии швейцарским коллекционером М. Бодмером), по­лучила в 317 г. до н. э. главную награду на состязании драма­тических поэтов в Афинах, двадцатипятилетний Менандр был уже поистине зрелым мастером, прекрасно владевшим драматургичес­кой техникой. В центре его внимания — эволюция характера глав­ного героя, аттического крестьянина Кнемона. Нелюдимый, не­сносный для окружающих старик вечно ругает всех и вся. Но, после того как люди помогли ему, вытащили из колодца, мизан­троп раскаивается, говоря:

...Думал я, что и один,

Обособившись от мира, преспокойно проживу,

А теперь, когда воочью смертный свой увидел час,

Понял я, как заблуждался, как от правды был далек.

Без помощника под боком человеку жить нельзя.

Но и здесь комедиограф остается верен психологической правде: Кнемон смягчается; он примиряется с людьми, но no-прежнему тяготеет к ворчливому одиночеству. Другие герои «Брюзги» вполне традиционны и стереотипны, унаследованы автором от его пред­шественников: благородный молодой влюбленный Сострат, добрый и снисходительный отец Каллипид, хитрый раб Гета. Автор не столько высмеивает дурной характер главного героя, сколько лю­буется добрыми и естественными отношениями своих персонажей друг к другу, сочувствует их трудному крестьянскому бытию. Вызывать смех у зрителей призваны, скорее, традиционные маски аттической комедии — повар и прихлебатель.

Необычайно плодовитый поэт, Менандр написал около 100 ко­медий, главным образом характерологических, а также сценки, близкие к водевилю и фарсу. Некоторые из этих комедий послу­жили позднее образцом для произведений того же жанра римля­нина Плавта. Прекрасное знание и изображение человеческих характеров, психологии восхищали в Менандре уже самих антич­ных писателей. «О Менандр и жизнь, кто из вас кому подра­жал?» — задает риторический вопрос александрийский филолог III — начала II в. до н. э. Аристофан из Византия. Напротив, социальная критика, отражение общественных противоречий и конфликтов комедиографа не привлекает. Для него, как и для мических поэтов Дифила и Филемона, чувства важнее полити-к Человеколюбие, гуманизм, сочувствие к ошибающимся, не 'пособным преодолеть свои слабости, а тем более к обиженным и °тавшим жертвами несправедливости — наиболее ценные черты аттической «новой комедии». А ее сентиментализм, увлечение любовными историями, доходящее до эротизма, — верные призна­ки того, что уже- близка была новая эпоха в культурном развитии, эпоха эллинизма.