16.П.Я.Чаадаев и его «Философические письма».

Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) – русский философ и публицист. Родился 7 июня 1794 г. в старинной зажиточной дворянской семье Чаадаевых, по материнской линии внук академика, историка М. М. Щербатова. Рано остался сиротой — его отец умер на следующий год после его рождения, а мать в 1797. Воспитывала его старая дева, княжна Анна Щербатова. Она учит его прекрасной русской речи, после чего ее сменяет известный гувернер из французов – католик. Затем легкомысленного француза сменил домашний англичанин. Он научил Чаадаева любить Англию и приобщил к дендизму (искусство одеваться, диктатура элегантности). В 1807—1811 годах учился в Московском университете, дружил с А. С. Грибоедовым, будущими декабристами Н. И. Тургеневым, И. Д. Якушкиным, А. С. Пушкиным. По окончанию Московского университета поступает в лейб-гвардии Семеновский полк. Пройдя французскую кампанию, переходит в Ахтырский полк. Во время войны 1812 года получил крест за храбрость, дрался под Кульмом и в «битве народов» под Лейпцигом. Далее – возвращение с победой в Россию… Ахтырский полк стоял в Царском Селе, там и произошло его знакомство с Пушкиным. В 1820-м г. он переживал высшую точку своей карьеры. Он адъютант командира Петербургского гвардейского корпуса, член могущественной масонской ложи, в той же ложе – друг Грибоедов. В том же 1820 году происходил конгресс в Тропау. Вчерашние союзники, победившие Наполеона, выясняли: как усмирять народы, коли пожелают они жить не так, как того им, победителям, захочется. И во время завтрака А I с князем Меттернихом австрийский министр спросил своего русского союзника: «Что нового в России?» Государь ответил что-то вроде: «В России ничего нового…» Тогда Меттерних сказал: «Если не считать восстания в одном из гвардейских полков Вашего Величества». И А I побледнел: он ничего об этом не слышал… Действительно, именно в то время состоялось восстание, потрясшее Петербург. Но оно было отнюдь не в «одном из полков», но в знаменитом лейб-гвардии Семеновском, где прежде служил Чаадаев. Командир полка Шварц был назначен самим А I. Со Шварца все и началось. С ним случилось то, что часто бывает в России: он озверел от вседозволенности и уже не только изнурял несчастных солдат муштрой, придирками к амуниции, но полюбил рукоприкладство. В конце концов, солдаты не выдержали. После подавления мятежа предстояло самое неприятное: сообщить об этом Государю. Курьер был отправлен в Тропау, но передвигался медленно и опоздал, так как прибывший из Петербурга австрийский курьер сообщил Меттерниху новость раньше. Опоздавшим курьером и был Чаадаев. И взбешенный Государь выгнал его в отставку. Так появился ротмистр в отставке Петр Яковлевич Чаадаев. Так начинается его свободная жизнь. В этой свободной жизни он тотчас совершает то, что и должен был сделать, – по рекомендации сослуживца и друга Якушкина он вступил в тайное общество. Правда, «принятием в общество» участие Чаадаева в нем и ограничилось – более он там не появляется. Потом по столице поползли слухи: Чаадаев решил уехать и, кажется, навсегда. «Давно бы так!» – скажет его друг. И Чаадаев уезжает навсегда. Произошло это в 1823 году. Прошло три года, но Чаадаев все странствует, встречается с немецкими философами. Через полгода после восстания декабристов «уехавший навсегда» Чаадаев возвращается! Заграницей он писал в русской тоске: «Хочу домой, а дома нету». И все-таки приехал – в бездомье. Запад ему не понравился. Наступает один из темных периодов его жизни. Стремился домой, а дома нет. То, что именовалось прежде «светом», – подлая пустота. Его старые знакомцы – кто в петле, кто на каторге. В гостиных – другие люди. И вернувшийся путешественник затворяется, знаменитый «человек света» не появляется в свете. Он «задохнулся от отвращения». Затворничество продлится до 1830 года. Именно тогда, будто подытожив «период отвращения», он и составляет некое письмо… Он вновь является в свете. Но за время затворничества сформировался его новый облик, который остался на множестве гравюр и портретов. Вокруг стареющего красавца всегда собирался дамский кружок. Недруги прозвали Чаадаева дамским философом – и он не только не отрицал, но ценил это прозвище. Свое «Философическое письмо» Чаадаев адресовал Екатерине Пановой, одной из «зачарованных женщин» его кружка. Это был ответ на ее послание. В своем послании она спрашивала: почему высоты духа, которые он ей открыл, и религиозные истины, которые он ей разъяснил, не только не внесли в ее душу успокоения, но, наоборот, сделали ее чувства странно печальными, и нервное раздражение поселилось в ее душе, и это даже «повлияло на здоровье». В письме Чаадаев объяснял, что высокая религиозность печально разнится от той душной атмосферы, в которой мы живем, всегда жили и, видимо, будем жить, ибо пребываем мы между Западом и Востоком, не усвоив до конца обычаев ни того ни другого. Мы – между. Мы в одиночестве. Если мы движемся вперед, то как-то странно: вкривь и вбок. Если мы растем, то никогда не расцветаем. В нашей крови есть нечто, препятствующее всякому истинному прогрессу. У нас не существует внутреннего развития, естественного прогресса. Новые идеи выметают старые, так как они не вытекают из последних и сваливаются на нас неизвестно откуда. Наше прошлое, наша история – это ноль. Наше нынешнее состояние – это мертвящий застой. Мы живем в настоящем, самом узком, без прошлого и без будущего, среди полного застоя. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру. Далее следовало совсем ужасное – он обвинял православие, писал о том, что мы приняли христианство от безнадежно устаревшей Византии, которую уже презирали в то время другие народы. Влекомые роковой судьбой, мы отправились в презренную Византию, предмет презрения народов, в поисках нравственного свода, который должен был составить наше воспитание. И это не только раскололо христианство. Это не дало нам возможности идти рука об руку с другими цивилизованными народами. Уединенные в нашей ереси, мы не воспринимали ничего происходящего в Европе. Разъединение церквей нарушило общий ход истории к всемирному соединению всех народов в христианской вере, нарушило «Да приидет царствие Твое». И так далее, вплоть до конечного приговора – Россия не имеет ни прошлого, ни будущего… Письмо сочинялось долго. За это время Чаадаев предпочел, видимо опасаясь экзальтации дамы, прервать с ней знакомство. Так что, когда он закончил бессмертный свой ответ, отсылать его было некому. Письмо – всего лишь удобная литературная форма. Впоследствии он снова ею воспользовался: написал новые философические письма, обращенные к даме (всего их собралось восемь). Поразительно, но в следующих семи письмах он стал проповедовать взгляды… с первого взгляда совсем противоположные. Он провозглашал: наше большое преимущество в том, что приняли мы христианство от Византии – первоначальное, суровое христианство. И то, что мы так долго «пребывали во младенчестве» и вышли на путь цивилизации несколько позже других народов, теперь уже казалось ему великой надеждой, ибо мы сможем принять все блага цивилизации, накопленные народами, но избежим ошибок их пути. И вообще, «Россия должна дать миру какой-то важный урок». В 1836 году письма уже были написаны, Надеждин предложил Чаадаеву напечатать в журнале «Телескоп» то первое, известное в обществе крамольное письмо. И «переменивший взгляды» Чаадаев согласился. Письмо это Надеждин напечатал. Публикация первого письма вызвала резкое недовольство властей из-за выраженного в нём горького негодования по поводу отлучённости России от «всемирного воспитания человеческого рода», духовного застоя, препятствующего исполнению предначертанной свыше исторической миссии. Журнал был закрыт, а Чаадаев — объявлен сумасшедшим. Написанная Чаадаевым в ответ на обвинения в недостатке патриотизма «Апология сумасшедшего» (1837) осталась неопубликованной при жизни мыслителя. В ней, говоря о России, Чаадаев утверждал, что «…мы призваны решить большую часть проблем социального порядка… ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». После Крымской войны, не видя улучшения в положении России, думал о самоубийстве. Умер 14 апреля 1856 г. от воспаления легких, похоронен на Донском кладбище в Москве.