Протестант­ский церковный гимн

(Перевод В. Микушевича)

Твердыня наша – наш Господь.

Мы под покровом Божиим.

В напастях нас не побороть.

Все с Богом превозможем.

Наш злой супостат

Свирепствовать рад

Лукавый силен.

И нет ему препон,

И нет ему подобных.

Давно бы нам пришел конец,

Когда бы не подмога.

Грядет Он, праведный боец,

Святой подвижник Бога.

Гонимым принес

Победу Христос.

Наш Бог Саваоф,

И больше нет богов.

За Ним всегда победа.

Пускай вселенная полна

Исчадиями ада,

Нас не поглотит Сатана,

Не нам бояться надо.

Осилим его!

Князь мира сего,

Наш враг осужден.

Всесильный, рухнет он

От одного словечка.

Осталось только бы при нас

Навеки Божье слово!

Не пожалеем в грозный час

Имения мирского.

Берите в полон

Детей наших, жен!

Лишите всего!

За нами – торжество!

И царство будет наше!

* * *

(Переложение псалма 129)

Из глубины моих скорбей

К Тебе, Господь, взываю.

Дух преклони к мольбемоей.

Я в муках тзнываю.

Когда за первородный грех

Ты будешь взыскивать со всех,

Кто на земле спасется?

В небесном царствии Твоем

Лишь благодать всевластна.

И даже праведным житьем

Кичимся мы напрасно.

Не с горделивой похвальбой

А со смиренною мольбой

Обрящешь милость Божью.

На Господа надеюсь я, -

Не на свои заслуги.

Зовет Его душа моя

В земном своем недуге.

Не нужно мне других наград.

Мой самый драгоценный клад

Святое слово Божье.

И пусть продлится долго ночь,

И снова на рассвете

Под силу превозмочь

Сомненья злые эти.

Иаковлев завет храни,

Который нам в былые дни

Дарован духом Божьим!

Пускай, блуждая наугад,

Мы нагрешили много,

Простится больше во сто крат

Тому, кто помнит Бога.

Бог – пастырь добрый. Бог спасет

Заблудший, грешный свой народ

От всяческих напастей.

Ганс Сакс

О виттенбергском соловье, чья песнь слышна теперь везде

(Перевод В. Шора)

Проснитесь! Утро настает!

Я слышу: соловей поет

Среди листвы в лесу зеленом;

Несется трель по горным склонам,

Звенит в долинах, ночь гоня,

И возвещает царство дня.

Заря восходит золотая,

И солнце, тучи разгоняя,

На землю шлет свои лучи.

Луна, сиявшая в ночи,

Теперь бледнеет и тускнеет

И власти больше не имеет,

Над стадом жалобных овец,

Которых страшный ждал конец:

Смущал их свет луны неясный;

Они дорогою опасной

Ушли, хоть ночь была глуха,

Вдруг услыхали голос львиный

От пастбища и пастуха.

И поплелись дорогой длинной

Вослед за львом, а он, хитрец,

В пустыню завлекал овец.

Они один репейник ели

И отощали, ослабели;

В траве же змей кишела уйма.

Присасывала пасть змея

И напивалась тварь сия

Досыта молока густого.

А волки тут как тут – готовы

Похитить жизнь у той овцы,

Чьи опустошены сосцы

Гадюкой мерзкой… Так вот было,

Покамест ночь над всем царила.

Но вот защелкал соловей

В зеленой роще меж ветве

Рассеялось тут наважденье,

А лев веревкой их оплел

И потащил их, рад и зол,

К себе во львиную берлогу.

Явились волки на подмогу

И ну овечек загонять,

Их стричь, доить и обдирать

И пожирать затем их буйно.

И вышло из оцепененья

Овечье стадо. Свет вокруг

Все озарил – и мнимый луг,

И льва, и злую волчью стаю;

И, пенью соловья внимая,

Конец свой чует грозный лев:

Скрывая до поры свой гнев,

Он хочет подобраться к птице,

Да все никак не уцепиться:

Укрылся в роще соловей,

Поет все громче и слышней!..

"Что возвещает нам певец? –

Друг друга спрашивают звери.

Он о какой-то новой вере

Поет и славит солнца свет,

К луне же в нем почтенья нет.

Сидеть ему бы молча надо,

Не бунтовать овечье стадо;

Костра заслуживает он!"

Стоит в пустыне вой и стон…

Я вам скажу, кто назван мной

Тут соловьем: не кто иной,

Как Мартин Лютер, доктор славный,

Тот августинец своенравный,

Что в Виттенберге песнь завел,

И нас от гнета тяжких зол,

Из мрака выведя, избавил,

Что пробудиться нас заставил

От неестественного сна,

В который ввергла нас луна.

Свет лунный – ложное ученье,

Софистов злостных измышленье –

Тех, что четыре сотни лет

Нам застит солнца ясный свет,

Евангелье толкует криво,

Смущая проповедью лживой

И заводя в пустыню нас,

Чтоб мы попали там как раз

Льву хищному и злому в лапы.

Лев здесь – обозначенье папы;

Пустыней же, подвластной льву,

Я с основанием зову

Духовные владенья папства,

Нас повергающего в рабство.

А то, чем нас кормили там

(Поймет любой из вас и сам),

Есть исповедание веры,

Что ныне безо всякой меры

Распространилось по земле

С монахами в зловещей мгле

Молелен, с мрачными попами,

С тонзурами и клобуками,

С глупейшим хныканьем в церквах

И с умерщвлением в постах

И бдениях желаний плотских,

С великим множеством уродских

Обычаев, гнетущих нас,

С молебнами на дню пять раз,

С обильем долгих песнопений,

С привычкой преклонять колени

И пред распятьем падать ниц,

С ношеньем грубых власяниц,

С любовью к стонам и рыданьям,

С жестоким самобичеваньем,

С гудением колоколов

И отпущением грехов

За деньги – что совсем не гоже –

С продажей благодати Божьей,

С елеем, с ладаном, с водой,

Что нарекается святой,

И с прочим и тому подобным;

С как будто бы богоугодным

Укладом жизни прихожан,

Что раскрывают свой карман

Для нужд церковных безотказно.

В молитвах дни проводят праздно

И поклоняются святым,

Паломничают в папский Рим

И в дар святейшей церкви нашей

Подносят золотые чаши,

Подсвечники и алтари

И на свой счет монастыри

Содержат (есть тому примеры) –

Вот исповедание веры

На римский, на папистский лад.

Попы без устали твердят,

Что в рай господень попадает

Лишь тот, кто свято соблюдает

Порядок их, а не иной.

Все это – вымысел пустой

Людей, что, о себе радея,

Евангелие от Матфея

Забвенью предали, а там

Ведь ясно сказано, что нам

Не должно учреждать законы,

Которые вредят исконной

Сердечной вере, это – зло!

И все, что на земле взросло

Без Божьего благословенья,

Заслуживает истребленья.

Задумайся над этим, Рим!

Теперь о том поговорим,

Как надо понимать веревку.

То – сеть, в которую нас ловко

Отец святейший затянул;

Сеть декреталий, папских булл

Опутала овец христовых:

Под страхом разных кар суроых

Нам, малым сим, запрещено

При таинствах вкушать вино;

Нас отлучением стращают

И ежегодно принуждают

Поститься сорок дней подряд,

А также избегать велят

По пятницам яиц и мяса.

Тому, на ком надета ряса,

Нельзя жениться уж никак;

Мирянам же в законный брак

Нельзя вступать в иные числа.

Во всех запретах этих смысла

Нет ни на грош, в них только вред,

И лишь попам ущерба нет.

Постыдное их блудодейство

Сгубило не одно семейство…

Ну, прекратим об этом толки;

Посмотрим, кто такие волки,

Совместно с кем святой престол

Свой учиняет произвол.

То капелланы и прелаты,

Затем каноники, аббаты –

Все те, кто нас толкает в грязь,

Над словом Божиим глумясь.

Повадки их давно известны;

Любые средства им уместны

Для добывания деньжат:

Они молебствия творят

За деньги, мзду берут за воду,

Спасенье продают народу;

Младенца ль надо окрестить

Извольте денежки платить;

За мессу, за обряд венчанья,

За исповедь, за отпеванье, -

За все гоните чистоган!..

Страдает от попов народ,

Не перечесть его невзгод:

Зимой и летом гнет он спину,

Чтоб отдавать им десятину…

Известно – каждый поп и инок

Дом Божий превращает в рынок:

Дают реликвии доход,

А главное – в церквах идет

Продажа индульгенций бойко.

Вот что и есть овечья дойка!..

Вести бесчисленные войны,

Потоки крови проливать,

Людей нещадно убивать,

Сжигать их мирные жилища

И оставлять лишь пепелища

Там, где недавно жизнь цвела, -

Вот вам епископов дела!..

Нет хищников жадней и злее…

Теперь на очереди – змеи,

Или, иначе говоря,

Монахи. Племя их не зря

Веками кровь из нас сосало:

За деньги, яйца, свечи, сало,

За уток, кур, сыры, масла

Творили добрые дела

У нас монашеские братства –

За то и нажили богатство!..

Монаха Лютера ученье

Недаром привело в смятенье

Льва, то есть папу, - этот плут

Почуял, чем запахло тут…

Филип Сидни

Из цикла "Астрофел и Стелла"

(Перевод В. Рогова)

Разлуки хмурая, глухая ночь

Густою тьмой обволокла мне день –

Ведь очи Стеллы, что несли мне день,

Сокрылись и оставили мне ночь;

И каждый день ждет, чтоб настала ночь;

А ночь в томленье призывает день;

Исполнена безгласных страхов ночь;

Вкусил я зло, что дарят день и ночь,

Нет ночи непроглядней, чем мой день,

И дня тревожней, чем такая ночь;

Я знаю все, чем плохи ночь и день:

Вокруг меня зимы чернеет ночь,

И жжет меня палящий летний день.

Из романа "Аркадия"

С любимым обменялись мы сердцами:

Он взял мое и дал свое взамен;

Не может лучшей сделки быть меж нами,

И нас обоих радует обмен.

С любимым обменялись мы сердцами.

И сердце милого во мне стучит,

Мое – его умом повелевает;

Мое – теперь ему принадлежит,

Его – теперь со мною пребы­вает.

С любимым обменялись мы сердцами.

Эдмунд Спенсер

(Перевод А. Сергеева)

* * *

С таким коварством золото волос

На ней покрыла сетка золотая,

Что взору вряд ли разрешить вопрос,

Где мертвая краса и где живая.

Но смельчаки глядят, не понимая,

Что глаз бессильный каждого обрек

На то, что сердце чародейка злая

Уловит тотчас в золотой силок.

А посему я зренью дал зарок

Игрой лукавой не пленяться боле,

Иначе, поздно распознав подлог,

Потом вовек не выйти из неволи.

Безумен тот, кто предпочтет взамен

Свободе – плен, хоть золотой, но плен.

* * *

Как пламень – я, любимая – как лед;

Так что ж я хлад ее не растоплю

И он в жару моем не изойдет,

Но крепнет лишь, чем больше я молю?

И почему я жар не утолю

На том морозе, что в душе у ней,

А все в поту клокочущем киплю

Средь ширящихся яростно огней?

О, всех явлений на земле странней,

Что огнь твердыню льда лишь укрепил,

А лед, морозом скованный сильней,

Чудесно раздувает жгучий пыл.

Да, страсть в высоких душах такова,

Что рушит все законы естества.

В безбрежном океане звездный луч

Поможет к гавани корабль вести,

Но развернется полог черных туч,

И мореход сбивается с пути.

Я за твоим лучом привык идти,

Но скрылась ты – потерян я, несмел,

Твой прежний свет я жажду обрести,

Гадая, где опасности предел.

И жду, хоть лютый ураган вскипел,

Что ты, моя Полярная Звезда,

Вновь озаришь сияньем мой удел

И тучи бед разгонишь навсегда.

Пока ж ношусь по волнам без утех,

Тая задумчивость и скорбь о всех.

* * *

Я имя милой вздумал написать

На дюнах, но его смела волна.

Его решил я вывести опять,

И вновь прибоем смыло письмена.

"Бесплодны тщания, - рекла она, -

То наделить бессмертьем, что умрет!

Уничтоженью я обречена,

И время без следа меня сотрет".

"Нет! – молвил я. – Пусть низших тварей род

Падет во прах – жить будешь ты в молве:

Мой стих тебя навек превознесет,

Напишет имя в горней синеве;

Коль смерть одержит верх над всем живым,

Мы жизнь любовью вечной возродим"

Уолтер Рэли

(Перевод В. Рогова)

Прощание с двором

Все радости прошли, как лживый сон,

Веселья дни исчерпаны до дна,

Любовь обманута, ум притуплен:

Все минет, остается скорбь одна.

Один бреду неведомой тропой,

Утехи в море унесла волна,

Дух гаснет, жизнь – в руках судьбы слепой:

Все минет, остается скорбь одна.

Как заблудившийся в чужой стране,

Зову я смерть, чтоб шла скорей она,

Уходит лето, не бывать весне:

Все минет, остается скорбь одна, -

И к цели до прихода зимних дней

Довесть меня велит забота ей.