14. Сравнительная характеристика героев эсхила и софокла

Достаточно один раз прочесть любую трагедию Эсхила, чтобы почувствовать в ней какую-то старую культуру зрелищ и лицедейства. Прежде всего бросается в глаза непременное присутствие хора — особенность, на современный взгляд, странная. А потом, вчитываясь, замечаешь, что без хора, пожалуй, и действие не двигалось бы: в одном случае не получилось бы диалога, в другом — не было бы необходимой для понимания происходящего экспозиции, в третьем — и это самое поразительное — вообще не было бы главного действующего лица, потому что хор как раз и есть тот герой, вокруг которого вертится драма. И еще замечаешь, читая Эсхила, что партии хора подчинены каким-то своим композиционным правилам и правила эти разработаны весьма изощренно. Хор поет и в начале, когда появляется перед зрителями, и в середине пьесы, когда актеры уходят, и в конце ее, покидая свою площадку — орхестру.

Сюжеты для своих произведений Эсхил, как затем и другие трагики, черпал в мифологии, а самым обильным источником мифологических историй были «Илиада» и «Одиссея».

Софокл, как и Эсхил, полон интереса к человеку. Но у Софокла люди пластичнее, чем у его предшественника. У Эсхила были контрасты лишь самые резкие — между добром и злом, цивилизацией и дикостью, гордыней и благочестием. Софокловская контрастность богаче оттенками, и богаче оттенками софокловский человек.

Софокловский человек в своем страдании — изумительно тонко настроенный инструмент, из которого рука поэта может извлечь все тоны трагического плача. Чтобы заставить его звучать, он приводит в движение все средства своей драматической фантазии. Мы чувствуем в софокловской трагедии — по сравнению с эсхиловской — колоссальное нарастание драматического воздействия.

Греческие трагики «очеловечивали» миф, они смотрели на него сквозь призму более поздней культуры и вкладывали в его толкование свое мироощущение, свои представления о нравственном долге и справедливости, даже свои ответы на конкретные политические вопросы.

15. Сравнительная характеристика героев софокла и еврипида

Герои Софокла гармоничны, величественны и благородны, а еврипидовские истерзаны страстями, поглощены иногда семейными неурядицами и обитают порою не во дворцах, а в хижинах. Софокл писал не "как на ум придёт", а как положено по артикулу, т.е. он вершил классику. Его произведения были выстроены строго по установившимся канонам жанра, действие развивалось по принятым вертикалям и горизонталям, да и сюжеты произведений черпались только из греческой мифологии. Современник поэта не мог попасть на станицы его творений - там жили только боги и герои. Которые и вели себя соответствующе: говорили "высоким штилем", совершали великие поступки, демонстрировали значительные страсти. Были там конечно и недостойные личности, в частности рабы, но и те вели себя соответствующе: хитрили, лгали, обманывали, не говорили - но блеяли, предавали и делали прочие мерзопакостные деяния, положенные рабам.

Эврипид в своих трагедиях "заговорил" простым и понятным языком, что значительно отличалось от устоявшихся норм подачи литературных произведений того периода. Его герои, коим, согласно трагедийным нормам того времени, положено было сиять, оторвавшись от мира простых смертных, утратили "высокий штиль" и вдруг заговорили "человеческим" языком. Причём не только герои и полководцы, но и боги; благодаря чему стали гораздо понятнее и ближе обычным людям, чем герои Софокла.

Еврепид старался изображать людей такими, каковы они на самом деле. Он смело вводил в трагедию бытовой материал и так же смело включал в ее поле зрения темные страсти. Еврипид смело вводил в трагедию, говорившую возвышенным, а порой и выспренним языком, самые реальные бытовые подробности. У Эсхила и Софокла рабы если и появлялось на сцене, то лишь в небольших, «проходных» ролях, а чаще как статисты.

Поэт скептичен, у него нет твердой, эсхиловско-софокловской убежденности в высшей нравственной правоте богов, устраивающих человеческие дела. Приверженец патриархальной старины Аристофан недолюбливал за это Еврипида и всячески противопоставлял ему Эсхила, как певца мужественного поколения марафонских бойцов. И все же Еврипид был настоящим преемником Эсхила и Софокла. Такой же гражданственный поэт, как и они, он так же сознательно служил самой гуманной политической системе своего времени — афинской демократии.

Эврипид изменил даже устои греческих произведений. Не придавал значения сопровождающему действия хору. Тот у него вторгался в произведение время от времени, а в основном люди слышали споры героев, причём добропорядочные боги не всегда выходили из них победителями. Софокл «изображает людей такими, какими они должны быть, а Еврипид такими, каковы они на самом деле»

Греческие трагики «очеловечивали» миф, они смотрели на него сквозь призму более поздней культуры и вкладывали в его толкование свое мироощущение, свои представления о нравственном долге и справедливости, даже свои ответы на конкретные политические вопросы.