Е.С. Кубрякова. Роль словообразования в формировании языковой картины мира*

Проблема соотношения языковой и неязыковой картин мира формулируется как проблема определения той части картины мира вообще, которая опосредована языковыми знаками или даже – шире – знанием языка, его единиц и правил и, главное, содержанием его форм.

Мысль о разграничении «концептуальной модели мира» (КММ) и «языковой модели мира» (ЯММ) уже развивалась не только в советской философии, но и в советской лингвистике. <…>

Для нас … КММ шире и богаче ЯММ, и потому, определяя сферы их соприкосновения, мы изображаем сферу ЯММ как подчиненную КММ. Более того, мы полагаем, что внутри КММ выделяются области, более или менее подверженные языковому влиянию или же связанные с языком и с использованием вербального опыта. В целом можно было бы говорить, на наш взгляд, по крайней мере о существовании двух разных зон языкового воздействия внутри концептуальной картины мира (ККМ).

Существует одна зона (на рис.1 она обозначена ЯКМ-1), где ККМ смыкается полностью с концептуально-языковой. Эта зона – зона непосредственного влияния языка на формирующиеся концепты и понятия, в которой и те и другие имеют конвенциональную языковую форму их выражения и в которой как отдельные концепты, так и их объединения по тому или иному признаку опосредованы их языковым обозначением (концепт или группа концептов как бы подводятся под определенные «тела» знаков, языковые формы).

В каком смысле можно говорить о влиянии языка в этой зоне? С одной стороны, в том, в каком вообще можно говорить о влиянии знаний и сведений, облеченных в языковую форму и имеющих в первую очередь вербальный, а не эмпирический характер. Ведь значительный объем информации приобретается нами через тексты и устные речевые произведения (лекции, выступления, беседы, сообщения и т.п.). Это любые описания мира – научные, художественные, фольклорные, отразившиеся на нашей концептуальной модели, но прошедшие перед этим вербальную обработку другими говорящими и потому приходящие к нам тоже в языковой форме.

С другой стороны, непосредственное влияние концептов, уже имеющих языковое обозначение, достаточно очевидно при наблюдении за ролью терминологических систем разных разделов науки. Появление новых понятий в научных дисциплинах и отраслях, уже обладающих достаточно упорядоченной терминологией, нередко сопровождается их номинацией по уже принятой схеме. … влияние языка скажется в облике термина, который, скорее всего, будет в акте номинации подогнан под имеющиеся словообразовательные образцы. Так, одно из первых названий синтетических тканей, нейлон, представляющее собой аббревиатуру из инициалов городов New York и London (nylon), послужило затем прототипом для многих обозначений тканей и даже привело к возникновению своеобразного суффикса –лон или –он. Нельзя, наконец, исключить и возможность воздействия отдельных слов – отдельных обозначений ключевых понятий той или иной культуры, вызывающих своим появлением стойкие ассоциации и т.п. <…>

Существует, однако, и другая зона (ее мы обозначим ЯКМ-2, рис.1), где влияние языка принимает иную форму, опосредованную не столько существующими языковыми знаками как таковыми, сколько абстракциями, сформированными на основе обобщения неких свойств этих знаков и анализа (сознательного и бессознательного) их поведения и функционирования. Таково, например, влияние языка, ощутимое при категоризации и членении мира, но проявляющееся не столько в использовании и комбинаторике наличных знаков языка, сколько в подведении нового опыта и обозначений для его отражения в концептуальной системе человека под привычные рубрики человеческой классификации.

Есть, наконец, в ККМ и третья, предельно высвобожденная от языкового влияния зона (рис 1, ЯКМ-3), в которой концепты и другие абстракции приобретают невербальную форму, т.е. «мыслятся» в каком-то невербальном субстрате (образов, схем, стереотипов, представлений и т.д.).

Рис.1 Соотношение языковой и концептуальной картин мира

ЯКМ-1

КМ

Языковая картина мира (ЯКМ) формируется за счет сосуществования двух указанных зон, и ясно, что лингвиста интересует прежде всего, можно ли отличить зоны прямого и опосредованного влияния языка на существующую и постоянно развивающуюся ККМ и разграничить понятия, существующие главным образом в привычной ассоциации с их языковой оболочкой, и абстракции, индуцированные формами языка или общей организацией языковых систем, но не имеющие прямых языковых корреляций и прямо соотносимые не столько с индивидными языковыми формами, сколько с «вытащенными» из них «общими знаменателями».

Для того чтобы обосновать такое разграничение, мы и обследуем по отдельности меру и характер воздействия грамматики, с одной стороны, и лексики – с другой, на картину мира, а также изучаем вопрос о роли первичной или вторичной номинации в этом процессе.

Наиболее очевидны и наглядны связи ККМ и ЯКМ в области лексики. Ведь язык соприкасается ближе всего с действительностью, давая обозначения отдельным ее фрагментам. <…>

Не вызывает сомнения, что лексикон репрезентирует ту часть ЯКМ , которая вырисовывается благодаря наречению отдельных объектов или фрагментов действительности. Аналогия со звездной или географической картой здесь вполне очевидна. Лексикон тесно связан с членением окружающей нас действительности, с выделением во внешнем мире (природе и обществе) и внутреннем мире человека (его психике и т.д.) неких отдельных величин. И хотя, как мы уже говорили, не все элементы концептуальных систем «прикреплены» к языковым формам, да и в предметном мире названы далеко не все предметы, явления, процессы и свойства, верно обратное: все, что названо отдельным словом, вычленено разумом человека, остановило по тем или иным причинам его внимание, уже вошло в фонд знаний, разделенных другими людьми.

Наречение «кусков» концептуальной системы с помощью языковых средств (чаще всего с помощью слов или же несколькословных оборотов) носит всегда лишь частичный и выборочный характер. Вместе с тем, конечно, в развитом языке основные элементы (единицы) концептуальной системы выступают как имеющие свои названия, да и категориальная их схема уже сложилась: предпосылки для категоризации всех вновь образуемых названий уже существует. Подведение любого обозначаемого под сложившуюся в данном языке категориальную схему выступает поэтому как речемыслительный акт. Исследование процесса номинации позволяет проникнуть в движущие силы этого акта, обнаружить известные стереотипы соотнесения объекта с его будущим именем, установить параметры классификации слов, активно действующие в момент наречения тех или иных объектов. Анализируя существующие классификации лексики, мы можем поэтому реконструировать принципы осмысления и членения мира. <…>