4. Начнем нашу чудесную работу
перевод главы: Nick
К июню 1993-го, у Korn была готова демо кассета с четырьмя трэками 'Neidermeyer's Mind', спродюсированная Россом Робинсоном, который активно поддерживал их и был их преданным другом. Кроме того, в группе установилось как слаженное написание песен, так и непринужденный дух товарищества, совершенно лишенный эгоистического дерьма, которое есть, и будет, Ахиллесовой пятой многих рок групп. Взаимопонимание было настолько сильным, а отношения в группе настолько дружескими, что казалось, как будто Джонатан уже много лет тусовал с Филди, Манки, Хэдом, и Дэвидом, а его воспоминания об отчаянном одиночестве, всего лишь результат дикого воображения испуганного ребенка.
Наблюдая за тем, как квинтет резвится после полуночи, обнаружить хоть какой-то след отчуждения и былых мук Джонатана, можно было только если обратиться к его лирике. Принимая во внимание то, что произведения певца были экспериментами в направлении "катартического гнева", можно было легко понять, почему его времяпрепровождение с группой в свободное от музыки время было наполнено весельем и жизнерадостностью.
Джонатан недолго работал над 'Daddy', его самым личным и волнующим трэком до настоящего времени, в котором он выражал всю свою злобу, преследовавшую его как тень до присоединения к Korn. Лирика открыла ранее неизвестную главу из детства вокалиста – его переживания после сексуального насилия. Вопреки названию, вышеуказанное преступление совершил не Рик Дэвис. Насколько Джонатан испытывал крайне неприятное чувство при обсуждении очень личной песни, настолько же он хотел, чтобы тень все-таки была брошена на его отца. "Люди думают, что 'Daddy' была написана, потому что мой отец трахнул меня, но этого не было, – разъяснил Джонатан. – Песня не о моем отце или матери. Меня совращал другой человек, когда я был ребенком, я пришел к родителям и рассказал им об этом. А они посчитали, что я вру или шучу, они никогда не воспринимали это всерьез. Они не верили, что такое может произойти с их сыном".
Доказательство этого – неистовый вокал Джонатана. Под чутким руководством Росса Робинсона, Джонатан докопался до самых темных уголков своего сознания и вернулся оттуда с опустошительной силой, которая с тех пор не позволяет ему исполнять эту песню вживую. Согласно Дэвиду, именно их продюсер оказывал такое влияние. "Росс – человек с очень чистой душой и вы чувствуете это, когда он рядом. Он из тех, кто может помочь раскрыться".
Хотя Росс никогда прежде не был продюсером, он плотно общался с группой с того времени, как они превратились из LAPD в Creep. Он знал их звучание, понимал их видение и ужасно хотел испытать себя в роли продюсера. В то время, когда Джонатан нуждался во вспомогательном толчке, который мог обеспечить только Росс, остальные члены группы, особенно Филди, не разделяли его нужды в такой помощи. Кроме избытка энергии парням было нечего терять, смешав различные стили, они получили настолько своеобразное звучание, что оно могло бы быть безошибочно опознано только как 'Korn'.
"Такое звучание получилось само собой, – вспоминает Брайан. – Мы никогда не пытались сделать это специально. Филди слушал много хип-хопа, я и Манки слушали много гитарной музыки типа Mr. Bungle и старого Cypress Hill". Джонатан позже согласится с этой теорией "разнообразных влияний", сказав: "Эта музыка – совокупность наших вкусов, которые дополняет наш жизненный опыт. Мы не пытались смешать различные стили, мы и есть смесь этих стилей".
Превращение этого странного варева звуков в связанное единое целое было процессом таким же методичным и точным, как и эксцентричность и непредсказуемость самих песен. Хотя, пристальный взгляд СМИ на Джонатана мог означать, что Korn – это всего лишь экскурсия в его раненную душу, на самом деле вся группа в целом представляла собой намного большее, чем одна из её составляющих.
Несомненно, именно свежий и необыкновенно мрачный взгляд Джонатана на жизнь позволил группе начать мыслить по-новому. "Когда они слышали мою лирику, у них получалось более жесткое звучание, начиная развивать это звучание, мы продолжили в том же духе и песни начали появляться одна за другой, мы работаем как команда, каждый в группе привносит что-то свое и в итоге это превращается в песню Korn".
После вступления в группу нового вокалиста со столь мрачной натурой, музыканты стали создавать соответствующее душераздирающее музыкальное сопровождение. "Обычно, когда мы пишем песни, Дэвид, Манки, Хэд и я полностью пишем музыку, – рассказал Филди. – А затем присоединяется Джонатан, но он пишет лирику не сразу, он напевает мелодию из бессмысленных слов и только после этого пишет текст песни".
Джонатан описал стандартную процедуру написания песни следующим образом: "Когда мы пишем, кто-то играет что-нибудь, каждый пытается подыграть, и потом уже становится видно, нравится ли это всем или нет. Если это звучит хорошо, то мы пытаемся написать продолжение. Иногда мы играем что-то в четыре дорожки, то есть каждый играет что-то свое. Мы играем все вместе, и это звучит просто как каша. Но рано или поздно, кто-то в итоге придумывает что-то клевое. Отталкиваясь от этого, мы начинаем строить песню. Иногда мы отбрасываем это... Иногда мы соединяем все части вместе, и говорим: 'Что-то так себе...' Потом, через недели две или через месяц, мы можем попробовать снова или пытаемся приспособить это к чему-то совершенно другому, и иногда получается очень даже неплохо".
Очевидно, подход группы к написанию песен практически ничем не отличался от общепринятого формата. Результатом, однако, явилось одно из самых тяжелых звучаний, которое кто-либо, когда-либо слышал. И это благодаря семиструнным гитарам Ibanez Манки и Брайана. И когда эти ребята сказали: "Давайте опустим их на тон ниже", – они не шутили. "Когда группа только начинала, у Филди был пятиструнный бас Ibanez, – вспоминает Брайан. – Он сказал Манки, что тот должен заценить одну из их семиструнных гитар, потому что у них есть низкая Си. Когда я присоединился к ним, я тоже купил свою первую семиструнку, и мы начали развивать эту тему. С помощью семиструнных гитар можно извлекать действительно тяжелые риффы. Это звучание Korn".
Но, в то время у понятия 'звучание Korn' еще не было нынешнего статуса, на дворе был 1993-й год. Тяжелое звучание было так же чуждо, как и район красных фонарей в Манхэттене. После записи демо-кассеты с четырьмя песнями, квинтет с головой окунулся в Калифорнийский тур по клубам, в это время Росс Робинсон и их менеджер приступают к распространению этой пленки по всему городу. Как сказал Джонатан: "Люди слишком боялись такой музыки, чтобы принять ее".
Не зная, как долго будет длиться этот страх, Korn продолжали терроризировать небольшие аудитории, гастролируя вверх и вниз по побережью, оставляя после себя разбросанные бутылки пива, блевотину и звон в ушах посетителей. Через несколько месяцев после начала гастролей, крупные и малые лейблы начали проявлять интерес к группе. Очевидно, что неизгладимое специфическое впечатление, которое оставалось после безумия Korn, требовало повторных появлений группы на публике. Так или иначе, важные дяди с лейбла должны были сами увидеть группу вживую, чтобы поверить в это. "И вот, наконец, звукозаписывающие компании, пожелавшие подписать контракт, начали связываться с нами, – вспоминает Джонатан. – Мы получили предложения от Atlantic и RCA".
Теперь настало время бояться не только слушателям, но и парням. Они слышали страшные истории о несчастных группах, которых кинули их лейблы, о группах, над которыми измываются их лейблы, о группах, не раскручиваемых их лейблами... Этот список угнетения групп можно продолжать бесконечно. Не желая сразу принимать первое попавшееся предложение, Korn продолжали погоню за самой труднодостижимой целью – звукозаписывающей компанией, которая будет безоговорочно их поддерживать.
Встречаем Пола Понтиуса (Paul Pontius).
Сразу после того, как агент A&R услышал демо Korn, он начал наблюдать за выступлениями группы, чтобы подписать их на Immortal Records (маленькое и относительно молодое подразделение огромного Epic Records). После того как он побывал на не менее чем восьми выступлениях группы, Понтиус появился из теней тускло-освещенной клубной сцены и представился. С самого начала группа поняла, что они станут семьей. "До Immortal у нас было много предложений от различных лейблов, но Immortal позволили нам почувствовать себя как дома, – объяснил Джонатан. – Пол был действительно клевым чуваком и убедил, что они стопроцентно верят в нас. Именно это действительно заинтересовало нас в лейбле, мы знали, что придется много работать и полностью посвятить себя делу, и они были способны гарантировать нам необходимую поддержку".
Поиск был окончен. Тяжелая работа, однако, только начиналась. Работа над одноимённым дебютным альбомом Korn началась, чуть ли не раньше, чем успели высохнуть чернила на контракте с лейблом. Арендуя репетиционную студию в Anaheim, музыканты работали день и ночь, не выходя на свежий воздух до тех пор, пока не запишут убийственные риффы или сочетание аккордов, которые впоследствии станут такими хитами, как 'Ball Tongue', 'Clown', 'Faget', 'Shoots and Ladders' и 'Helmet in the Bush'. Песни писались настолько хорошо, что это удивляло даже их авторов. "Мы написали целый ряд потрясающих песен. Они шли прямо от сердца. Одна за другой, они просто появлялись сами собой, удивительно как все получалось, – с восторгом сказал Манки. – Мы не ожидали ничего настолько удивительного. Мы ведь и до этого играли музыку уже долгое время, но это кажется просто невероятным".
Работая над 'Shoots and Ladders', при нанесении последних штрихов парни решили, что чего-то не хватает. Вдруг, кто-то предложил Джонатану сыграть на его старой волынке. Сначала идея добавить элементы народной музыки звучала забавно, даже нелепо. Что касается Джонатана, он уже давно оставил надежду на то, что когда-нибудь его умение играть на волынке принесет пользу. Но, ко всеобщему удивлению то, что началось как шутка, впоследствии оказалось гениальным ходом. С этого момента, фронтмен мог иметь две надписи напротив своего имени на буклете альбома: Джонатан Дэвис – вокал, волынка. Это было достаточно заманчиво, чтобы работать в этом направлении.
Как только записывалась инструментальная часть, Джонатан принимал готовую запись и скрывался за закрытыми дверьми. "Я жду до последней минуты, – сказал он. – Только тогда, когда инструментальная часть песни полностью готова, я начинаю писать лирику для нее. Я должен делать это в одиночестве".
Все, что составляло ему компанию, это была бутылка Jager'a и запасы амфетаминов. Джонатану предстояло вызвать духов Детских Воспоминаний и гнева, который породила жестокость, подорвавшая его невинность в детстве. Каждое слово, излияние чувств, и крики отчаяния берут свое начало из его собственного горького опыта. 'Faget' – отнюдь не гимн ненависти, напротив, это призыв к терпимости, это воспоминание о проблемах, с которыми Джонатан имел дело из-за своего низкого социального статуса в средней школе. "Это действительно обо мне, о том, как всякие уроды доставали меня в школе, называли 'педик', 'пидар' и тому подобное".
Концепция 'Shoots and Ladders' возникла из отвращения Джонатана к обществу, прогнившему изнутри настолько, что это не позволяет душе оставаться действительно чистой в течение какого-то продолжительного отрезка времени. "'Shoots and Ladders' раскрывает тайные послания в детских стихах, в самых первых песнях, которые многие из нас слышат, – начал он. – В 'Shoots and Ladders' детские рифмы отображены так, как они выглядят на самом деле. Я выбрал каждую рифму по разным причинам - 'Baa Baa Black Sheep' имеет расистский подтекст. 'London Bridge' говорит о смерти всех жителей Лондона [от Черной Чумы], так же как и 'Ring Around the Roses', 'Little Red Riding Hood' – история о том, как волк насилует Красную Шапочку и убивает ее". Этим треком, Джонатан хотел обнажить то, что каждый должен знаь о цензуре. "Пока вы не родились, вы защищены от этого мира, потом вы появляетесь на этот свет, открываете глаза и теперь вы беззащитны".
В то время как большинство лирики Джонатана опиралось на воспоминания из давнего прошлого, были такие песни, как например 'Clown', в которой говорится о недавних событиях. "Мы выступали в Сан-Диего, на концерт пришел какой-то скинхэд и крикнул: съебывайте нахуй, убирайтесь обратно в свой Бэйкерсфилд! Я не расслышал и наклонился к нему, а он попытался меня ударить. Наш дорожный менеджер Джеф выставил его. Так родилась песня 'Clown'".
Часто Джонатан работал всю ночь, принимая наркотики так, как будто это был его ингалятор от астмы. Перерывы он делал только для того, чтобы развеяться с друзьями. Хотя, эта самоубийственная вредная привычка на самом деле началась еще в Бэйкерсфилде, задолго до того как началась работа в Korn, во время записи альбома пристрастие к наркотикам усилилось. Несколько лет спустя, он признается: "На первом альбоме большинство материала я написал под наркотой, под гребанными амфетаминами".
Слова к 'Helmet in the Bush' отражают страх, который охватил вокалиста на пике его проблемы с наркотиками. Он просит вмешательства Бога и освобождения от кошмара, происходящего на яву, как будто он не мог даже начать помогать самому себе – и действительно, в то время он не мог. "Я просыпался утром и принимал наркоту, для того чтобы просто встать с кровати, – признавался он. – Это было так стремно. Обычно бывало так, что примешь один раз и не спишь всю ночь, но потом тебе надо что-то сделать на следующий день, и тебе приходится еще раз принять дозу, чтобы не уснуть. В конечном счете, от нехватки сна начинает кружиться голова. Появляются галлюцинации, и всякая подобная херь".
В итоге, Джонатан вернулся в группу эмоционально опустошенным и сильно пристрастившимся к наркотикам. С готовой лирикой и буксиром в лице Росса, группа была готова приступить к записи материала.
В 30 минутах к северу от душного и загазованного Лос-Анжелеса, расположенные вдоль живописного берега, пляжи Малибу являются местом обитания различных звёзд, важных персон и толстосумов Америки. Безмятежная красота земель, истоптанных Стивеном Спилбергом и Робертом Редфордом, сильно отличается от городского упадка Сансет Стрип. Даже прибытие Korn в Студию Indigo Ranch летом 1994-го, не нарушило спокойствия Западного побережья. На самом деле, группе это место нисколько не понравилось. "Повсюду была зелень. Можно было срывать фрукты прямо с деревьев, – неодобрительно сказал Джонатан. – У вас должно быть определенное настроение, чтобы петь такие песни. Малибу не подходящее место для этого".
Хотя, не совсем подходящая окружающая обстановка поначалу подкашивала группу, они, так или иначе, сумели приспособиться ко всей этой проклятой зелени. Безусловно, отсутствие окон в студии, сыграло свою роль в изменении точки зрения группы на это место. Изолированные от внешнего мира, со звуками Pharcyde, разрывающимися из каждой колонки, они все-таки нашли необходимое вдохновение.
Несмотря на эту страшную антипатию к солнечному, счастливому Малибу, парни никогда не прекращали уделять время веселью. Как сказал Джонатан: "Наша группа держится на веселье. Потому мы и веселимся". Таким образом, дикие приступы смеха были таким же важным элементом в студии, как и слэповые бас партии Филди, плотные ударные Дэвида и агрессивное зловещее звучание гитар-близнецов. Благодаря каждому члену группы, которые работали и играли так старательно как никогда раньше, серьезная тема творчества, казалось, никак не влияла на небезызвестное дураческое поведение группы. "Из-за нашей музыки и лирики люди были склонны думать, что все в группе угнетены и подавлены, – как позже объяснит Дэвид. – Люди думают, что в свои двадцать пять мы находимся на грани самоубийства. И когда они встречаются с нами, с удвилением говорят что-то вроде: 'Ого, вы выглядите счастливыми'".
Играя музыку, которая им нравится, подписавшись на лейбл, которому они доверились, и, работая со своими лучшими друзьями, парни должны были осознать, что страдания остались позади. Они работали над этим материалом в течение приблизительно шестнадцати месяцев, без всяких гарантий на успех. Они знали, что спокойно могли бы работать грузчиками мебели или расносчиками пицыы. И вдруг их мечты стали осуществляться. Нет на Земле вменяемой группы, которая отказалась бы от выпавшей ей удачи. И будьте уверены, парни из Korn были в здравом уме, возможно, эмоционально расстроены, но определенно вменяемы.
Сессии в Indigo Ranch, как оказалось, были еще одним источником удовольствия. Филди, Манки, Брайан и Дэвид быстро написали свои партии, запись шла как часы. "Я играл эти песни так много, – говорит Дэвид. – Что к тому времени, как мы вошли в студию, мои партии уже стали моим вторым «Я»".
Едва были записаны барабан, бас и гитары, как группа вступила во вторую стадию процесса записи. Они отправились к единственному месту в мире, которое могло привести Джонатана в сильное эмоциональное возбуждение, достаточное для записи эффектного вокала. Бэйкерсфилд.
Конечно, в пределах Бэйкерсфилда, это можно было сделать только на одной студии – Fat Tracks. Место бывших триумфов Бака Оуэнса и собственных тайных звукозаписей Джонатана, студия Рика Дэвиса обеспечила идеальную обстановку. Хотя звуковое оборудование не было последним словом техники, для Джонатана главным была атмосфера. Он должен был настроиться на подходящее настроение, вернуться в прошлое, в места его нескончаемых детских двушевных травм, чтобы нагнать болезненные воспоминания.
"Бэйкерсфилд – очень странное место, – объяснил он. – Я испытал достаточно странные и клевые ощущения от записи вокала в том же месте, где когда-то Бак Оуэнс записал все свои альбомы. Я отправился в самое сердце Оилдэйла (Oildale), который является центром "белых отбросов". Затюненные спидстеры, бары с проволочной сеткой перед сценой. Это та атмосфера, которая была нужна мне".
Для этой записи, Korn не могли и просить ни о чём более лучшем, чем Fat Tracks. Если Джонатан собрался отбросить свои естественные комплексы, характерную застенчивость и остаться искренним в своей лирике, то он мог это сделать только в пределах этих стен. Копаться в себе и своем подсознании довольно трудная вещь сама по себе, несмотря на то, что это пойдет на пользу альбому и его многочисленным покупателям. Чтобы достичь желаемого эффекта, вокалисту требовалась помощь со стороны.
Ответственность за воспоминания Джонатана о его детских чувствах страха, гнева и боли упала на Росса Робинсона. Продюсер быстро вернулся почти к психоаналитической тактике, которую он уже практиковал на демо-записях Korn. "Я всегда работал с ребенком, которого избили и унизили, – сказал он. – Потому что самый творческий материал исходит от детей. Это и есть Korn".
Как Джонатан позже подтвердит, побуждение его к самораскрытию на первом альбоме было занятием не из легких. Но, по общему мнению, начинающий продюсер достиг большего, чем требовалось. "Долгое время у меня в голове вертелась всякая херь, которую я пытался выкинуть из головы, и наш продюсер, Росс Робинсон, помог мне выплеснуть все это наружу, – вспоминает Джонатан. – С Россом я почувствовал себя в безопасности".
Несмотря на постоянную поддержку, как от продюсера, так и от остальных участников группы, запись Korn была суровым испытанием, которое Джонатан потом еще не скоро забудет. Впоследствии он сказал: "Запись CD была ужасна для меня, это было очень трудно сделать". Но, с другой стороны, у такого мазохиста, как Джонатан, не могло получиться иначе. "Я люблю быть несчастным, – сказал он, шутя только лишь наполовину. – Я думаю, что наказываю себя сам. Я думаю, что я наказываю себя каждый день. Не знаю... в последнее время я не особо занимался самоанализом. Я просто люблю боль".
Без сомнения, мучительные боли, которые сопровождали рождение альбома, были похожи на многочисленные боевые раны или шрамы, на которые вокалист может всегда указать, как бы говоря: "Видите, через что мне пришлось пройти ради вас?". В конечном счете, Korn закончили свой первый альбом, а Джонатан смог почувствовать себя лучше. "Это было трудно для меня, но в то же время это было избавлением, – объяснил он. – Теперь, я чувствую себя лучше, намного лучше".
Всего группе потребовалось меньше четырех месяцев, чтобы записать и смикшировать альбом. Когда они принесли плоды своего труда в Immortal, лейбл не проявил никаких признаков нарушения своего обещания поддерживать группу. Дата релиза была назначена на октябрь и 'Blind' был выбран первым синглом с альбома.
После пары месяцев безделья, команда Korn решила воздержаться от уныния и сделать что-нибудь полезное. Группе не терпелось с головой погрузиться в промоушн тур, чтобы у публики начал появляться к ним интерес. Их менеджмент продолжал оставаться на высоте и добился выступления Korn на разогреве у House of Pain, а также у Biohazard. "Мы были в восторге от того, что у нас есть возможность отправиться в тур, – сказал Джонатан. – "И нам было действительно все равно с кем мы выходили, у нас была возможность выступать, это все что имело значение".
Прежде чем отправиться в путь, группе надо было кое-что доделать. Не самое последнее место занимает логотип группы, который для большего эффекта должен быть помещен на барабанной установке и на их грядущем альбоме, его то (логотипа) у группы до сих пор и не было. Фирменные детские каракули и перевернутая 'R' были идеей Джонатана. Когда их менеджер сказал группе, что им нужно придумать лого, "я сделал это примерно за 2 секунды", – вспоминает Джонатан. "Вся эта непристойная история нашего названия имела детское настроение. Вся основа альбома была о том, какого быть ребенком и о том, какого взрослеть, так что я взял большой черный карандаш и быстро, небрежно нарисовал наш логотип".
После того как парни приняли участие в работе над созданием зловещей обложки альбома и снялись всей группой для промо фотогорафии, группа оставила лейблу необычную просьбу – не помещать на альбом лирику. Подобно истинно абстрактному художнику, Джонатан считал, что размещение лирики на буклете альбома будет медвежьей услугой для слушателей – он хотел, чтобы его слова только подталкивали, а не диктовали ощущения слушателям: "Когда я покупаю CD, слушаю лирику и читаю ее, я думаю что–то вроде: 'Да, да, так и есть'. Я же считаю, музыка замечательна тем, что у каждого может быть свое собственное значение песни. В голову может прийти что-то независимо от того, о чем поется в песне – в этом и есть красота и это то, что я хочу сохранить".
Ну вот, все сделано, и группа готова отправиться в тур с рэп проектом House of Pain. Не успели парни и глазом моргнуть, как они уже полтора года играют и записываются как Korn. Бедность, бесперспективные работы, обеды mac-and-cheese... все это уже давно позади. Как объяснил Манки: "Мы записали эти песни, подписались на лейбл, а затем напротив нашего дома остановился гастрольный автобус. С тех пор назад мы не оглядывались".