Курс на столкновение с Korn
перевод главы: Izolda
В 1989-м Чуваки Любви и Мира, наконец, отправились на землю обетованную. Их пристанищем стал кишащий панками город Хантингтон-Бич (Huntington Beach) в округе Ориндж (Orange County). После переезда из Бэйкерсфилда, Манки, Филди и Дэвид были готовы приставить пушку к виску, только бы никогда больше не заходить в местные бары. В сотне миль к югу, фанк культура приняла стихийный характер, и герои LAPD - Faith No More и Red Hot Chili Peppers стремительно набирали обороты, хоть и на сцене андеграунда, но они срывали и сносили крышу везде, где только выступали. Для перспективных парней, которые хотели немного большего, чем играть до тех пор, пока не начнут атрофироваться мышцы, конечно надежней было бы остаться в старом добром городе-Б, но это не позволило бы им развиваться.
Когда Брайан "Хэд" Уэлш остался в Бэйкерсфилде, его связь с тремя друзьями не обрывалась. Как только LAPD, солистом которой был Ричард Моррал (Richard Morral), приехали в Хантингтон-Бич, парни начали слезами, кровью и потом добиваться предложения о подписании контракта. Как говорит Дэвид: "Это было смыслом той жизни. У нас были фанаты и люди, которые приходили на концерты. Мы просто верили, что дела пойдут лучше и нас кто-нибудь заметит. Мы верили в себя и, наконец, это случилось".
Этим "кто-нибудь" стали Triple X Records – независимый лейбл, который выпустил первый альбом Jane Addiction в 1987-м, а также станет домом для другой группы из Бэйкерсфилда, будущих Videodrones (ex-Cradle of Thorns). Пользуясь успехом, которого они достигли с помощью Jane Addiction, Triple X искали новые имена, чтобы добавить их в список своих постоянных исполнителей. "Тогда мы были на вершине мира, у нас была хитовая пластинка Jane Addiction, так что для LAPD это была удача, – сказал Дин Нэйлвэй (Dean Naleway), совладелец Triple X. – Этим ребятам повезло с контрактом. Я чувствовал в них талант. Но на тот момент они были всего лишь маленькой начинающей группой".
Впервые Нэйлвэй услышал о LAPD, когда они репетировали в "маленькой, крошечной студии". Слухи о группе разошлись по нужным людям. Хант Сэйлс (Hunt Sales), сессионный барабанщик Tin Machine Дэвида Боуи и Iggy Pop, услышал о LAPD от общего знакомого Артура фон Блумберга (Arthur Von Blomberg). "Я работал с Хантом над разными проектами", – вспоминает Нэйлвэй, "и он сказал мне, что у его друга, Артура, есть группа, которую я должен увидеть. Ну, я и пошел посмотреть на них, послушать, и они мне понравились… Дэвид был так талантлив, просто потрясающе. Он и Реджи, их совместная ритм секция была невероятна. Когда я первый раз их увидел, я сразу понял, что хочу работать с ними… Так что мы договорились делать первую пластинку вместе".
Маленький лейбл вряд ли мог предоставить группе бюджет промоушена достойный Billboard Top 50, но заключение контракта само по себе уже было источником огромного самоутверждения и принесло облегчение пробивающейся группе. Как и для тысячи других музыкантов, наводнивших ночные клубы и пиццерии, для парней из LAPD вопрос подписания на какой-либо лейбл был очень деморализирующим. "Чувак, они бедствовали", – говорит Нэйлвэй, "денег у них хватало только на еду. У них у всех была какая-то работа, которая их не особо волновала, они работали на ней только для того, чтобы заплатить за жилье и купить еду".
После нескольких лет оттачивания мастерства, оплаты счетов, получения денег за выступления, все это время они лезли из кожи вон, и наконец-то были вознаграждены. "Игра в LAPD действительно пошла нам на пользу, – размышляет Дэвид. – Мы много узнали об этой индустрии и о том, как делаются дела. Около двух лет мы играли во всех клубах L.A., даже в некоторых оплачиваемых. Даже когда нам не обещали заплатить, мы играли просто так, нам все равно в итоге платили. Конечно, нам не предложили подписать контракт сразу после того как мы сыграли пару песен, мы добивались этого долго и упорно".
Долгожданный контракт, празднование, дружелюбные рукопожатия и вспышки камер ознаменовали вступление группы в семью Triple X. Наконец-то, группа стала признана.
В это время, Джонатан преодолевал свои собственные тяготы и испытания в Бэйкерсфилде. В первый год работы патологоанатомом Джонатан действительно наслаждался своей работой. Многие люди никогда не подошли бы к покойнику, это была тёмная сторона и он "действительно любил её". С таким интересом к своей обучающей программе он решил делать карьеру в этой определенно ужасной области могильных наук.
Однако музыка никогда не выходила у него из головы. Он мог бы всегда оставаться преданным поклонником Duran Duran, но его музыкальный кругозор постепенно расширялся, сначала он увлекся индастриал битам Ministry и Skinny Puppy, затем готическим размеренным Christian Death, до тех пор, пока не стал металхэдом, в то же время, подрабатывая на вертушках хип-хоп ди-джеем. Эта работа связала Джонатана с его единомышленниками, что позволило ему также расширить, прежде ограниченный, круг друзей. Его желание собирать стадионы было огромно, но его родители постоянно закатывали глаза, как бы спрашивая: "Неужели ты ничему не научился на примере своего отца?"
К этому времени Рик Дэвис развелся с ненавистной мачехой Джонатана. Так же он стал банкротом, что привело его к нищете. Сваливая все финансовые и эмоциональные проблемы на свою работу, отец Джонатана посмотрел на сына и сказал: "Чтобы продержаться, у тебя должна быть стабильная работа".
Разочаровав своих родителей достаточно много раз постоянными драками и невыдающимися успехами в школе, прочность семейных уз Джонатана была под угрозой. Выставленный из дома в 1989-м, блудный сын знал, что он должен исправить ошибки прошлого. Без сомнения, после того, как он поступил в школу Судебной Медицины в Сан-Франциско, по окончании которой получил степень и работу в Kern County Coroner's Office, всё былое было прощено. Как он объясняет в дальнейшем: "Я работал для округа. Округ оплачивал мою работу. В моей семье считали, что это круто. Они гордились мной".
Казалось, что у семьи Дэвисов не было никаких причин, чтобы быть недовольными прогрессом своего сына. За год он полностью изменился, из ленивого бездельника он превратился в человека с планами на пять лет вперед. Разделяя время между обучением бальзамированию в местном похоронном бюро и работой помощника патологоанатома, Джонатан стремительно двигался по пути к званию "взрослый". "Я работал в похоронном бюро и в офисе патологоанатома, потому что я хотел быть его помошником, как следователи по убийствам, они никого не режут, – рассуждает он. – Они просто осматривают место преступления и записывают рапорт, это нормально. У тебя есть пистолет, значок, крутая машина и тому подобное дерьмо".
И Джонатану действительно нравилась его работа. На самом деле, немного вещей так же притягивало его, как вид трупов. "Я был просто одержим бальзамированием и вскрытием трупов, – объясняет он. – Но я не хотел трахать трупы или что-то ещё в этом роде. Я просто балдел, разрезая людей. Я делал то, что делали серийные убийцы и мне за это платили. Я мог потрошить тела".
Имея жилье от работы, возможность повышения и приличную зарплату для новичка, работа казалась слишком хорошей, чтобы быть правдой, и конечно, так оно и было. Джонатан тогда не мог знать, что работа в морге по ночам станет изобиловать призраками, которые, появившись однажды, никогда не исчезнут из памяти. И не удивительно, что потрошение детей и бывших знакомых не приносило Джонатану никакого удовольствия. На самом деле это было просто ужасно.
Однажды вечером, Джонатан тихо мирно работал себе в морге, когда его прервала отчаянная пожилая женщина. Говоря на выдохе и явно беспокоясь, она поведала Джонатану о своем горе. Из этого бреда он смог понять: она была убеждена, что муж её дочери хочет убить её дочь. Сначала Джонатан не понял, почему она пришла к нему и что она от него ожидала, но он благосклонно отнесся к этой женщине. Он не мог ей отказать, стараясь изо всех сил помочь, Джонатан утешал её добрыми словами и сочувствием. Он даже позвонил её дочери, чтобы убедится, что всё в порядке. И, в конце концов, он её успокоил.
С мыслями, что он выполнил свою миссию, Джонатан обнял её и пожелал всего хорошего. "На следующее утро я пришёл на работу и увидел её на столе, – сказал он. – Она пошла домой и убила себя. Я чувствовал себя действительно хреново".
Воспоминания об этой женщине будут преследовать Джонатана до конца его дней, но это еще не самый страшный его кошмар. "Бывало еще хуже, я вскрывал десятимесячного ребёнка, которого отимел её отец. Её ноги были сломаны, просто потому, что её трахали. Я видел много подобных вещей, так что за время работы в морге я научился ценить жизнь и узнал каковы люди на самом деле и каков этот мир".
В итоге, Джонатан потом напишет песню, чтобы почтить памятью смерть этого ребенка. Но тогда на дворе был еще 1990-й год, Джонатан еще не мог выражать себя в песнях. Ему еще предстояло стать свидетелем бесчисленного множества несчастий до того, как он мог действительно вынести урок из трудовых будней в морге.
Кроме того, что это был волнующий год для хард-рока, с такими звездами как Guns N' Roses, Metallica и Nirvana, которые старались для подрастающего поколения, 1991-й также был годом записи первого LP альбома LAPD, ‘Who's Laughing Now?’ Через год после подписания контракта с Triple X, группа выпустила EP альбом с тремя песнями, который назывался Love and Peace, Dude. Спродюсированый Артуром фон Блумбергом, Love and Peace, Dude был издан на виниле и на кассетах в 1990-м году. Это было первым знакомством более широкой публики с творчеством LAPD.
Реакция на альбом обещала возврат в студию. На этот раз Манки, Дэвид, Филди и Ричард собирались записать полноценный альбом. Благодаря продюсерским способностям Дина Нэйлвэя и годам изнурительных репетиций, новички не испугались вызова.
Записанный на Pen Dragon Studios в Калифорнии, «Who's Laughing Now?» являлся не только свидетельством большого потенциала LAPD, настолько же он являлся и выражением ранней музыкальной дальновидности Филди. На альбоме LAPD Басист был также хорош, как и на последующих альбомах Korn. "Они все талантливы, но я думаю, что у Реджи больше способностей к написанию песен, – сказал Нэйлвэй. – Многие идеи исходили именно от него. Ричард вносил большую лепту, он писал тексты. Но действительно основой в написании песен является создание ее структуры, также как и бас партий, это, безусловно, было заслугой Реджи".
Несмотря на бас партии Филди, остальное звучание нельзя было назвать стилем Korn. "Тогда мы только еще пытались найти собственное звучание и развивать свой саунд, звучание своих инструментов, – объясняет Дэвид. – Если вы слушаете те записи сейчас, вы подумаете, что на инструментах играют другие парни. Это типа утяжеленный, ускоренный панк, совсем не то, что мы играем сейчас".
Пока Korn был еще в зародыше, основа группы – чёрный юмор и обильное потребление алкоголя в процессе написания песен, уже присутствовали. Уже не являясь группой неотесанных деревенщин, LAPD значительно окрепли за те два года, что они провели в Лос-Анджелесе. Неожиданно парни стали говорить людям, что LAPD обозначает не «Любовь и Мир, Чувак» (название также не лишенное иронии), а «Смеясь над Смертью Людей» (Laughing as People Die). Со слов Нэйлвэя: "Фраза ‘Love and Peace, Dude’ стала банальна, они хотели называться ‘Laughing as People Die’. Мы хотели их отговорить, потому что это было слишком". Все же, как бы сильно они не хотели переименовать группу и их альбом на "Laughing as People Die", еще сильней они не хотели портить отношения с лейблом. Считаться с мнением лейбла было не так уж и тяжело, хорошие отношения были как в студии, так и вне ее стен.
Дин Нэйлвэй вспоминает многочисленные "Miller times" вместе с бедными музыкантами, когда они записывали первый альбом. "У них не было денег, так что мы питались в McDonald's, – вспоминает он. – Мы должны были быть уверенны, что нам хватит денег на пиво, а на оставшиеся деньги мы покупали гамбургеры".
Хотя, время от времени некое напряжение все-таки имело место, конфликт между группой и их лейблом никогда не перерастал в большое разногласие. Единственное разногласие, которое могло привести к разрыву, касалось закулисных выходок группы. Когда в 1991-м вышел «Who's Laughing Now?», группа была готова поддержать свой альбом, чего нельзя было сказать о владельцах клубов Лос-Анджелеса. Хотя, альбом был хорошо принят в Европе и немного расшевелил США, квартет вскоре стал персоной нон грата во многих клубах Лос-Анджелеса.
"Когда мы начали организовывать выступления, они творили на них черти что, они были просто ночным кошмаром, – объясняет Нэйлвэй. – Они несли убытки владельцам клубов, они громили гримерки, мочились со сцены, кидались едой, просто настоящий ужас. Это было действительно проблемой. У нас мог быть тур по Европе, но мы хотели, чтобы они перестали дебоширить до того, как мы получим репутацию лейбла, который раскрутил группу, разрушившую Европу".
В этом и была вся проблема. Несмотря на сильные протесты лейбла, парни из LAPD продолжали осквернять одну гримерку за другой. Шокированные и испытывающие отвращение к пьяным выходкам группы, владельцы многих клубов не были намерены терпеть это. Те, кто видели лучшую сторону этого веселья, чувствовали, что это безбашенная группа. Прошло некоторое время с тех пор, как LAPD были вынуждены собирать всех своих приятелей, чтобы избежать потери денег из-за плохой посещаемости концертов и вот парни были готовы отправиться в тур. Журнал «Kerrang!» дал альбому «Who's Laughing Now?» хорошую оценку, и теперь их требовали в Европе.
"О Европе не может быть и речи, если вы парни, не повзрослеете", – сказал Дин Нэйлвэй, заводя отношения LAPD с Triple X в тупик.
"Да и похер", – подумали музыканты. В возрасте 21-го и 22-х лет, парни всё ещё прожигали жизнь. Они были не единственными музыкальными изгоями, которые покоряли L.A., хотя кажется, что они были единственными, кого наказал лейбл. Было ли это не справедливо? Их мольбы не были услышаны. Triple X стояли на своём. Как говорит Нэйлвэй: "Мы звукозаписывающая компания, у нас много дел, много групп, с которыми мы работаем. Они расстроили нас своими выходками. Напряжение нарастало, и мы вместе решили: Ладно, давайте разойдёмся". Это означало: нянькаться с вами – не главное в списке дел лейбла.
Тем временем, у LAPD были проблемы внутри группы, которые привели к внезапному уходу их вокалиста, Ричарда Моррала (на альбоме «Who's Laughing Now?» его обозначили как Ричард Моралес). "Между ними нарастала неприязнь, которая затем, видимо, достигла своего пика, – объясняет Нэйлвэй. – Ричард ушёл, и это было его самой большой ошибкой".
Вскоре, уход Ричарда и расторжение контракта, как мы видим, превратились в неожиданную удачу. После потери вокалиста, Филди, Манки и Дэвид вынуждены предпринимать активные действия. Для уплотнения своего звучания, они пригласили Брайана, который уже выбрался из Бэйкерсфилда, выступал вместе с LAPD и стягивал их выпивку, а затем стал их постоянным участником и подбрасывал новые идеи для названия группы. Отбросив Crunchy Taters и остановившись на Creep, единственное, что удерживало четырёх друзей от демо записи и поиска нового лейбла это отсутствие вокалиста.
И тут пришло время, когда человек осознаёт, что он идёт по пути наименьшего сопротивления. У Джонатана это произошло, когда он понял, что работа в морге была идеей его родителей, не его собственная. Потратив два года, стараясь жить согласно ожиданиям своей семьи и подавляя рвение к рок-н-роллу, он, наконец, был готов повесить свою униформу, чтобы присоединится хотя бы к местной группе. По правде сказать, любовь к работе, которую он испытывал вначале, уже давно исчезла. От запаха разлагающейся плоти казалось, что трупы выползают из гробов. "Там работал один ублюдок, он трахал мертвецов, – вспоминает Джонатан. – Он был гребаным извращенцем. Каждый раз, когда я привозил тела, он таким мерзким голосом обращался ко мне: "Привет, Джонатан, как дела? Как дела? Подойди-ка сюда…" Он всегда меня раздражал".
Но извращенцы в морге были не одиноки в своих пристрастиях, духовенство, как Джонатан вскоре обнаружил, были еще более худшими нарушителями морали. Во время второго брака его матери, Джонатан стал католиком, и его скептицизм усилился, когда несколько священников приняли его за невинного мальчика-прислужника. Как он потом объясняет: "Я работал в морге, и мне довольно часто приходилось иметь дело с духовенством. Именно тогда я понял, что религия это полный отстой. Я верю в Бога и Иисуса, но я поклоняюсь им по-своему. Я не верю в организованную религию, я имел с ними дело и куча католических священников пытались приставать ко мне. Они говорили, что я гей, что я должен пойти к ним домой и тому подобную херь".
Все выше перечисленные неблагоприятные условия на работе заставили Джонатана унести свои ноги и начать жить так, как он действительно хотел. Но, в конечном счете, по-видимому, нескончаемый караван трагических смертей, которые прошли через его скальпель, и послужил толчком к осознанию мысли «живи сегодняшним днем», лови момент, пока жив. "Я вскрывал людей, которых я знал, они умирали от передоза, умирали в авариях, был парень, которому на голову упала печатная машинка. Такие вещи заставили осознать, что ты можешь умереть в любую минуту".
Джонатана осенило, и он стал жить так, как будто это его последний день. Конечно, ему пришлось потратить много времени, пока он пришел к этой простой истине. Понять умом – это одно, а по-настоящему почувствовать – совсем другое. Всё больше и больше размышляя о смерти, он решил, что жизнь слишком скоротечна, чтобы тратить её на всякие мелочи. Поиски смысла его жизни привели Джонатана прямо к порогу астролога. Так как эта ясновидящая, обучила его тетю всему, что она знала о гаданиях по звездам, Джонатан решил, что эта женщина, на предсказание которой можно положиться.
В течение сеанса, астролог красочно описала будущую жизнь Джонатана. Согласно её пророчеству, музыка перевернёт его жизнь. Теперь, у бывшего помощника патологоанатома были все основания, чтобы следовать за мечтой своей жизни. "Я молод, и сделаю это сейчас, – подумал он про себя. – Если я этого не сделаю, то когда я буду 55-летним стариком, который режет людей, я буду ненавидеть себя за то, что упустил свой шанс".
И что могло быть самым худшим в том случае, если он доверится астрорлогу? Джонатан подумал, что даже если предсказание было ошибочно, и его музыкальная карьера провалится, то он всегда может вернуться к работе патологоанатома. Смерть никуда не денется; его же молодость, напротив, ускользала с каждым днем.
И вот он решился, часть легенды Korn "быстро заняла своё место". Несколько недель он разделял своё время между работой в морге и Бэйкерсфилдской группой SexArt. Джонатан вступил в группу после того, как встретился с гитаристом Райаном Шаком, он познакомился с ним в, подумать только, местном колледже стилистов, где учился Шак, и где можно было подстричься бесплатно. "Он был моим подопытным кроликом, – шутливо говорит Шак. – Однажды он пришёл из морга, в котором он работал, и у него на рукаве была кровь. Он пытался закатить рукав и спрятать кровь, отвратительно".
После вступления в группу в качестве вокалиста, Джонатан обнаружил, что у него есть реальные навыки. "Я понятия не имел что делать, это получалось само собой, и людям это нравилось. Я просто пел, как умел, потому что я не представлял какого чёрта мне делать с голосом". Хотя он и описывает группу как "копию Ministry и Pearl Jam", и называет ее "полным отстоем", SexArt открыл Джонатану глаза на его будущее: музыка будет главным событием в его жизни, и будь прокляты возражения его родителей.
В начале 1993-го, Брайан и Манки навестили своих родственников в Бэйкерсфилде. То, что парни не собирались там искать вокалиста для своей группы, а просто приехали навестить своих родных и случайно наткнулись на Джонатана, подтверждает поговорку "если смотреть на чайник, он никогда не закипит". Уже несколько месяцев Creep прочёсывали Лос-Анджелес в поисках вокалиста. Они отметали одного кандидата за другим, и не нашли ни одного, кто мог бы им подходить. Оставаясь почти без денег, Брайан уже подумывал остаться в Бэйкерсфилде и работать на местной заправке, как и обещал отцу, напоследок они с Манки решили заглянуть в местную забегаловку и попить пивка.
Промочив горло и расплатившись, оба были уже у порога, как что-то их заставило замереть на месте. На сцену вышли SexArt, и Джонатан начал петь. Они смотрели друг на друга, и не могли поверить. Этот голос… ничего подобного они никогда не слышали, и не услышат. "О мой Бог, – сказал Манки. – Я знаю, – сказал Брайан".
Развернувшись на 180 градусов, парни вернулись обратно на свои места, не отрывая взгляда от Джонатана. Его вокал, его энергетика, его поведение на сцене, в течение всего шоу держали Брайана и Манки словно в тисках. Они были поражены. Когда шоу закончилось и чары были развеяны, парни были способны подойти к Джонатану. Похвалив его и ограничив разговор только SexArt’ом, они пытались выяснить, есть ли хоть какой-нибудь шанс, что они смогут украсть Джонатана из Бэйкерсфилдской группы. "Я даже и не знал, что они хотят позвать меня в свою группу, – вспоминает Джонатан. – Они только сказали, что им очень понравилась моя группа, а на следующий день со мной связались парни из другой группы, и дали их номер, чтобы я им позвонил. Что я и сделал".
Пока Джонатан обдумывал, может ли он оставить парней из SexArt без вокалиста, Хэд и Манки неслись в Лос-Анджелес, чтобы донести до остальных последние новости. Слушая восторженные речи их друзей о неповторимом вокале Джонатана, Филди и Дэвид были воодушевлены. Оставалось лишь дождаться решения Джонатана.