1992); Психологии, прикладной психологии и психологической

практики (Василюк, 1992) и т.д. "Связи остались, но направление

их изменилось" (А.Вознесенский). Иными словами, происходит

изменение не структуры, а системы психологии в изменяющейся

системе видения мира (Пригожий, Стенгерс, 1986; Сарга, 1982;

Capra, Steindl-Rast, 1991). При этом изменяется не только семан-

тика психологии, но и семиотика, внутренние и внешние грани-

цы ее семиотического пространства, сегодня включающего в себя

и психотерапию, на монопольное владение которой претендова-

ла, да и продолжает претендовать психиатрия.

Все эти процессы начались не сегодня и не вчера. Уже в реакциях

на первые успехи научной психологии звучало то, что позже легло в

основание гуманистической психологии — неприятие редукции чело-

века как уникального и принципиально целостного человеческого

бытия к его биологическим или социальным составляющим. М. Бей-

кер-Эдди создавала "Христианскую науку" в то же время, когда ра-

ботал У.Джеймс, Т.Рибо, Ж.М.Шарко, И.М.Сеченов, В.М.Бехтерев,

И.П.Павлов, З.Фрейд; Э.Кейси был современником М.М.Бахтина

и Л.С.Выготского. Невозможно представить себе всех этих людей за

одним столом в поисках, как стало модно говорить, консенсуса. Но

сегодня все выглядит иначе : "Как магнит, притягивают нас ...связи

с духовными истоками, с нашим происхождением и его предпо-

сылками к тем событиям, когда небо и земля слились воедино, ког-

В.Б.КАГАН. Психология и ПСИХОТЕРАПИЯ 113

да Невидимое в божественном величии вторглось в человеческое со-

знание и историю" (Энкелъ, 1995, с. 55). Этого притяжения не могут

избежать ни психология, ни психотерапия. К нему полностью прило-

жимы сказанные совсем в иной связи слова: "не рассудок, не логичес-

кий анализ, не обращение к авторитетам, а голос собственного чувства

диктует мне оценку... И кто бы ни стал это суждение оспаривать, я

останусь при своем мнении, потому что оно выражает мое собствен-

ное переживание. Поэтому нельзя логически доказать несостоятель-

ность моего... восприятия — его можно отвергнуть, но нельзя

опровергнуть" (Каган, 1997, с. 133). Если проанализировать сегодняш-

ние (и не только сегодняшние) психологические и психотерапевти-

ческие дискуссии, то нетрудно будет заметить, что львиная доля

опровержений выглядит таковыми лишь в глазах опровергающих, а

вера как недоказанное знание царствует даже в самых строгих и точ-

ных науках. Кто, например, может опровергнуть существование Выс-

шего Бессознательного ("...источник таланта, а также состояний

созерцания, просветления и экстаза. Здесь таятся высшие парапсихи-

ческие функции и духовные энергии") и Высшего Я (которое "...пре-

бывает над потоками мысли и состояниями тела и не подвержено их

влиянию; а личное, сознательное Я следует рассматривать как его

отражение, "проекцию" на поле личности"), постулируемых РАссад-

жиоли (1994). Вслед за Г.П.Щедровицким (1993, с. 7) мы можем ска-

зать: "...понимаемое не есть объективно существующее. Понимаемое

есть субъективно понимаемое".

Сказанное обязывает, и необходимо определить систему верова-

ний автора, дабы читатель мог решить, имеет смысл продолжить

чтение или перелистать эти страницы. Это установка на поиск объе-

диняющего, а не разъединяющего, позитивного, а не нега-

тивного начала. Это объединяющее позитивное рождается по-разному

мотивируемой, но от этого лишь более ценной интенцией разных

исследователей, направлений и школ к постижению мира и/или

себя в мире (см. рис.1). Речь идет не о стирании границ и нивелиро-

вании мнений и позиций, но об осознании того, что эти границы

— лишь внутренние границы общего пространства, а мнения и по-

зиции — лишь фиксация факта нахождения в той или иной области

этого общего пространства. Насколько все нижесказанное отвечает

этому — судить читателю.

Последние десять лет не столько ввели российскую психоло-

гию и психотерапию в мировое профессиональное сообщество,

сколько открыли их внешним ветрам. Партнерство в его истинном

смысле только начинает складываться. Пока же отношения асим-

114

ИСТО

РИЯ И

МЕТО

ДОЛО

ГИЯ

Рис. 1

метричны: мы больше слушаем, смотрим, принимаем, пробуем "на

зуб" все то, что еще совсем недавно было неизвестно или запреще-

но, а наши западные коллеги чаще склонны показывать, разъяс-

нять, отдавать и оценивать. Реакции на эту ситуацию очень пестры

(от самоуничижения до профессионального национал-патриотизма)

и не имеют ничего общего ни с самобытностью, ни с самоуваже-

нием. За всем этим остается в тени общность "их" и "наших" про-

блем. В известном смысле "мы" находимся в достаточно выгодном

положении, так как зрелость и стаж работы с этими общими про-

блемами у "них" больше, а стало быть больше не только побед, но

и поражений, не только путей к горизонту, но и найденных тупи-

ков, которых, учась на чужом опыте, можно избежать. Хотя у нас и

на Западе психология развивается по-разному, и мы острее ощуща-

ем ее кризис, сама ситуация кризиса носит общий характер. По

существу, это кризис смены парадигм, применительно к рассмат-

риваемой проблеме связанный с тем, что "замысел построить пси-

хологию по образцу естественной науки не удался <...> Но тем не

менее психологию они (психологи) строят по-старому, как есте-

ственную науку" (Розин, 1994, с. 53). В равной мере это относится к

психотерапии, где ситуация еще острее из-за ставшей привычной ее

соотнесенности с психиатрией как частью естественнонаучной ме-

дицины. Впрочем, и сама естественнонаучная медицина сегодня сто-

ит перед назревшей необходимостью смены парадигм. Пастеровская

В. Е. КАГАН. Психология и ПСИХОТЕРАПИЯ

115

парадигма (специфическая причина — специфическая клиническая

картина — специфическое лечение) оказывается частным случаем па-

радигмы Г.Селье (большинство проявлений болезни представляет со-

бой неспецифические защитные реакции на патогенный фактор). Даже

если продолжать считать психотерапию прерогативой психиатрии, то в

контексте восходящей к Пастеру нозологической парадигмы Э.Крепе-

лина и восходящей к Г.Селье новой парадигмы (Нуллер, 1993), она

оказывается разной. Намечаемые пути разрешения кризиса (в психоло-

гии — гуманизация, а в психотерапии — интеграция) представляются

мне взаимосвязанными и взаимообусловливающими процессами (рис. 2):

Психология Гуманизация

Психотерапия Интеграция

Рис. 2.

Это схема не якобы объективной картины, но "организации

собственного мышления" (Щедровицкий, 1993, с. 7).

Психология сама по себе продолжает оставаться весьма спорным

предметом как в смысле ее содержания, так и ее права на статус

полноценной науки (Зарецкий, 1992). Уместно, однако, заметить, что

спорность эта возникает прежде всего в поле редукции. При этом не-

важно, редукции "вверх" или "вниз". Парадокс многих психологичес-

ких дискуссий заключается в том, что осознание моментов общности

становится предпосылкой редукции, в итоге эту самую общность раз-

рушающей. В поведении человека можно выделить аспекты, поддаю-

щиеся описанию в терминах положительного и отрицательного таксиса,

который мы наблюдаем у амебы; у крыс в экспериментальных усло-

виях перенаселения регистрируются те же изменения, что в человечес-

ком сообществе (миграция в центры, изменения сексуального,

репродуктивного и родительского поведения, распад субординацион-

ных отношений, формирование подростковых банд, алкоголизм и т.п.).

Но психология кончается там, где любовь или политика начинают

интерпретироваться в терминах и понятиях зоопсихологии, а поведе-

ние амеб или крыс — в терминах и понятиях психологии любви или

политической психологии. Казалось бы, это очевидно, но больший-

116

ИСТО

РИЯ И

МЕТО

ДОЛО

ГИЯ

ству исследователей, совершивших принципиальные прорывы в зна-

нии, избежать соблазна такой редукции не удается, либо это дела-

ют верные последователи и эпигоны. "Трудно уловить момент, с

которого человека следует считать лысым", — заметил Г.В.Плеха-

нов. Не менее трудно уловить ту границу, за которой условный

вынос за скобки рассмотрения многомерности и многоуровневости

психической жизни и ее проявлений теряет исходную условность

(есть все-таки разница между остановкой перед тайной и ее отрица-

нием, между предпочтением У.Джеймса не говорить о душе, пока

он не уяснит "прагматическое значение" этого термина, и отрица-

нием души). И если попытаться с учетом этого определить предмет

психологии, то придется сказать, что им является опредмечиваемое

в поведении и переживании сознание в разных мерностях и на раз-

ных уровня бытия. Методы взаимодействия и стили отношений пси-

хологии со своим предметом могут быть разными, причем они

существенно зависят от уровня и мерности взаимодействия и отно-

шений самой психологии, скажем так, с миром.

Принимая это, мы можем преодолеть объектную редукцию

психологии: "Разрыв субъекта и объекта, возможный лишь в ред-

ких экстремальных состояниях психики, в учебниках по психоло-

гии выглядит как закон ее функционирования" (Эткинд, 1982,

с. 292). Мы могли бы последовать за Рене Магриттом, назвавшим

свою серию живых изображений курительных трубок "Это не труб-

ка", и сказать, что закон функционирования — это не функцио-

нирование. "Лидия Гинзбург ...объясняла в начале 1920-х: психология

начинается не с внимания к душевной жизни, а с ощущения ее

парадоксальности<...>. Во вполне рациональном мире психология

была бы бессмысленной; ее заместила бы элементарная психология

желаний. Удовольствия суммировались бы, а страдания вычитались

из них так же, как подводится баланс в бухгалтерской книге <...>.

Когда же все стало происходить наоборот, тогда началась психоло-

гия" (Эткинд, 1996, с. 14-15).

Гуманизация психологии как раз без этого ощущения пара-

доксальности, неожиданности была бы попросту невозможной.

Если представить некий предельный случай, когда все законы

психики уже ясны, а компьютерная техника всемогуща, то и тогда

мы не сможем воссоздать человеческую психологию. Она — та

сфера предсказуемой непредсказуемости и непредсказуемой не-

доказуемости, которая постижима в живых диалогических отно-

шениях Я—Ты, но остается закрытой в отношениях Я—Оно (Бубер,