Глава 15

ПОНЯТИЕ СПОНТАННОГО

САМОСТРУКТУРИРОВАНИЯ ЭТНОСА

Наиболее простой и часто встречающийся в обычных, неэкстре-

мальных условиях жизни этноса способ его спонтанной самооргани-

зации представляет собой бессознательное воспроизведение членами

этноса в момент внешней угрозы того комплекса действий, реакций,

чувств, которые дали им в прошлом возможность пережить похожую

ситуацию с наименьшими потерями. Частные проявления этого ком-

плекса были определены выше как специфический защитный меха-

низм этноса, направленный на преодоление конкретной угрозы извне.

В экстремальной ситуации этнос также прежде всего воспроизводит

обычную для себя реакцию на опасность и пытается воспринимать

происходящее в рамках принятой им картины мира.

Но если давление или угроза со стороны внешнего мира стано-

вится столь велика, что реальность уже не укладывается в принятую

этносом картину мира, то традиционное сознание этноса, во всех его

наличествующих на данный момент модификациях, лишается необ-

ходимых адаптивных свойств и начинает распадаться. Точнее было

бы сказать, начинает распадаться совокупность картин мира внутри-

этнических групп, на основе которых происходит функциональное

взаимодействие между этими 'группами. Этнос сохраняет лишь зало-

женные в его бессознательном этнические константы, однако их но-

вый трансфер затруднен. Конфликтность этноса по отношению к внеш-

нему миру резко возрастает, а в сознании его членов появляются эле-

менты трагичности и обреченности. Последнее закономерно, поскольку

в рамках данной этнической культуры в этот период отсутствует ра-

ционализированный, адаптированный образ мира. В нем источник

опасности должен быть сконцентрирован, локализован, определено

средство защиты от опасности. При отсутствии такого образа враж-

дебность, опасность кажется <разлитой> в мире и потому непреодоли-

мой. Однако необходимые для формирования устойчивой картины

мира трансферы затруднены, поскольку степень конфликтности эт-

носа с окружающим миром такова, что на реальность, кажется, невоз-

можно наложить проекцию <центральной зоны> культуры этноса (сис-

336

тему этнических констант) и тем самым адаптировать и сбалансиро-

вать ее, установить привычную диспозицию и соотношение сил меж-

ду <источником добра> и <источником зла>. Для того чтобы сохранить

свою идентичность, этнос должен найти приемлемый вариант транс-

фера, а для этого он должен кристаллизовать вокруг своих этнических

констант совершенно новую картину мира, не имеющую аналогов в

его прошлом и связанную с ним не посредством нитей обычной тра-

диционной преемственности, а только лишь вследствие неизменнос-

ти самой <центральной зоны> его этнической культуры. Это означает

существенную переорганизацию всей жизни этноса. Будучи не в си-

лах изменить мир так, чтобы иметь возможность спроецировать на

него свою <центральную зону>, этнос меняет себя (свою внутреннюю

организацию), принципы своей организации, через что и устанавли-

вает необходимый баланс. Здесь возможны два способа (практически

они действуют одновременно, но в каждой конкретной ситуации пре-

обладает тот или иной из них и каждый этнос более склонен к одному

или другому пути).

Первый путь, назовем его консервативным, представляет собой

модификацию схемы распределения этнической культуры, создание

такой внутриэтнической организации, которая ставила бы между эт-

носом и миром дополнительные заслоны, позволяющие большей час-

ти его членов вообще почти игнорировать изменения условий своего

исторического существования, словно в мире все осталось по-старо-

му. Эта организация формируется на основе особой структуры плас-

тов внутриэтнической традиции. Слой общества, на котором лежит

вся тяжесть внешних контактов, создает собственный вариант моди-

фикации этнической традиции. Из-за своей ценностной системы он

неприемлем для большинства народа, зато обеспечивает внешнюю

коммуникацию. Ценностный обмен между слоями, представляющи-

ми различные внутриэтнические традиции, практически минимален,

но общество, словно нервными нитями, пронизано общественными

институциями, особо значимыми (являющимися объектами трансфе-

ра) и в той, и в другой модификациях традиции (хотя толкование их в

контексте различных вариаций этнической картины мира может быть

разным).

На примере современной Турции в историческом очерке в главе 10 было

показано формирование после распада Османской империи именно такой

структуры общества. Для большинства народа <образ мы> не изменился.

Поскольку современное состояние турецкого этноса не дает объекта для его

адекватного трансфера, то объектом трансфера оказывается турецкое общест-

во прошлого. Однако при такой искаженной самоидентификации существо-

вание невозможно. Конфликт снимает формирование внутри культуры свое-

образного <буферного> пояса - более или менее тонкой прослойки вестерни-

зированных интеллигенции, чиновничества и офицерства, которые осущест-

вляют в культуре функцию коммуникации с внешним миром. Они имеют

337

22-2330

иную картину мира, кристаллизованную на основе ценностных доминант ке-

мализма. Ядро этноса избавлено от необходимости внешних контактов, и, та-

ким образом, его картина мира относительно защищена. Коммуникация между

двумя внугриэтническими группами минимальна. Хотя некоторые аспекты этой

коммуникации имеют принципиальное значение. К числу таковых относится

взаимодействие народа и армии в периоды военных переворотов, что предстоит

рассмотреть ниже, в главе 16. В целом армия оказывается той структурообра-

зующей институцией, которая пронизывает все турецкое общество, обеспечи-

вая его целостность. Эта модель распределения культуры сформировалась после

длительного периода смуты, переживаемого турецким обществом в XIX -

начале XX в., и последовавшего затем крушения империи.

Второй путь, назовем его креативным, связан с изменением <об-

раза мы> (автотрансфера) и, как следствие, с нахождением новых объ-

ектов трансфера, требующих полной перемены способа жизни этноса

и создания особых, может быть, очень крупных общественных инсти-

туций, в результате чего трансфер постепенно становится адекват-

ным. При этом общие характеристики <образа мы>, общие

представления о принципах коллективности, присущие этносу, оста-

ются неизменными, но Содержание этого <мы> меняется. Составляю-

щий <образ мы> бессознательный комплекс фокусируется на иных,

нежели прежде, подструктурах субъекта действия. Коль скоро содер-

жательно изменился (интенсифицировался) <образ мы> (и возможно,

в дополнение к этому интенсифицировался <образ покровителя>), то

<источник зла> рассматривается уже как бы в ином масштабе. Психо-

логически его интенсивность снижается. Трансфер <источника опас-

ности> корректируется, принимает локализованные (что и требуется

процессом психологической адаптации) формы. Соответствующие кор-

ректировки трансферов происходят и в отношении прочих этничес-

ких констант. Происходит общая балансировка картины мира.

Но для того, чтобы быть устойчивой, она должна быть достаточ-

но адекватной ситуации. Последнее возможно только, если бессо-

знательный <образ мы> не будет фундаментально противоречить ре-

альности. Поэтому происходит спонтанное (непланируемое и неосоз-

наваемое) переструктурирование этнической системы в соответствии

с бессознательным образом, которое выливается на практике в сти-

хийное формирование новых для данной культуры общественных

институций.

Нельзя сказать, что вначале складывается картина мира, а затем

реальность перестраивается так, чтобы ей соответствовать. Эти про-

цессы параллельны. Им предшествует трансфер, но он как таковой не

осознается и длительное время может не приводить к кристаллизации

новой этнической картины мира. Мощные народные движения, на-

правленные на осознание новых институций, могут не иметь закон-

ченной идеологии и объясняться лишь сиюминутными потребностя-

ми. Мир не пересоздается в соответствии с новой этнической карти-

338

ной мира, а, уже будучи перестроенным на основе новых трансферов,

узнается как адекватный этнической традиции. Только после этого

этническая картина мира принимает законченную форму. (О примере

такого этнического процесса будет говориться в нижеприведенном

историческом очерке в этой главе.)

Самоструктурирование этноса происходит как взаимодействие его

групп, имеющих различные ценностные ориентации. Новый вариант

трансфера долгое время не осознается ни одной из этих групп, хотя

их действия объективно направлены на перестройку внутренней орга-

низации этноса и создание новых общественных институций, соот-

ветствующих произошедшему трансферу. Осознаваемые мотивы

действий внутриэтнических групп связаны с прежней ценностной ори-

ентацией, что часто приводит их к открытому конфликту. Однако

произошедший уже трансфер через бессознательные структуры на-

правляет все их действия и обеспечивает ритмичность и согласован-

ность этих действий, тем более что сам <способ действия> и <условия

действия> для всех внутриэтнических групп общие, заданные этни-

ческими константами, что дает внутриэтническим группам возмож-

ность понимать смысл поступков друг друга, неясный для посторонних.

В итоге, находясь даже в отношениях открытой вражды, каждая из

внутриэтнических групп вносит свой вклад в создание новых институ-

ций в соответствии со своими возможностями и своей ценностной ори-

ентацией. Что касается ценностной ориентации, которая будет присуща

вновь сформировавшемуся традиционному сознанию этноса, то она не

создается самими формирующимися институциями, а определяется по-

бедой той или иной внутренней альтернативы этноса, т.е. опирается на

систему ценностей, присущую одной из участвующих в процессе само-

организации внутриэтнических групп. Объяснение смысла и истории

образования новых институций происходит постфактум, на основе

принятой ценностной ориентации и включается в качестве компо-

ненты (мифологемы истории) в этническую картину мира.

Поскольку процесс самоструктурирования требует от этноса ог-

ромного напряжения, то условием его является наличие внутри эт-

нической общности большего, чем в обычное стабильное время, числа

носителей личностного сознания. Впрочем, кризисные и трагичес-

кие эпохи благоприятствуют увеличению числа таких людей. Однако

здесь существует один чрезвычайно важный момент: для нормально-

го хода спонтанного самоструктурирования этноса необходимо, чтобы

носители личностного сознания не стали в своем традиционном

обществе аутсайдерами (что в кризисные эпохи явление неред-

кое), чтобы они по своей воле согласились пережить трагическую

и смутную эпоху со своим народом. Выброс носителей личностно-

го сознания из традиционного общества приводит к деструкции об-

щества, а вслед за тем, возможно, и к размыванию <центральной

зоны> этнической культуры.

339

опыт

ИСТОРИКО-ЭТНОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

Рассмотрим процесс спонтанного самоструктурирования этноса

на примере формирования Еревана. В предыдущих главах говорилось

уже о традиционном сознании армян XIX в., об особенностях тради-

ционной культуры современного Еревана и о необычности факта

формирования индустриального урбанистического моноэтнического

центра на базе полиэтнического поселения. Фактически выше уже

была почти сформулирована проблема, которую теперь предстоит раз-

решить: Ереван - город, который согласно закономерностям, опре-

деляемым современной социологией, просто не может существовать.

Его существование, формирование обусловлено закономерностями

иного порядка - закономерностями этнических процессов, из кото-

рых главный - это процесс спонтанного самоструктурирования. Ме-

ханизм реализации этого процесса и будет показан ниже.

Методологический комментарий. В историческом очерке в главе

2 была показана вся необычность современного Еревана, а в историчес-

ком очерке в главе 7 затем рассмотрены изменения, которые произо-

шли в сознании армян в течение XX в. Теперь эти явления надо объяс-

нить. Уже говорилось о том, что с точки зрения социологии процессы,

происходившие в Ереване, являются нетипичными и объяснить их зако-

номерности невозможно. Поэтому посмотрим на проблему сквозь при-

зму исторической этнологии. В этом случае должно исходить из трех

основных посылок. Первая - отправной точкой настоящего этнического

процесса является состояние смуты, предшествующей формированию

новой этнической картины мира. Поэтому свое исследование начнем

именно с этого периода и прежде всего определим, какие трансферы в

этот период были нарушены и почему. Вторая посылка - наличие внутри

этноса различных групп, взаимодействие между которыми и является

стержнем процесса спонтанного самоструктурирования. Третья - отсут-

ствие сознательного адекватного целеполагания и эксплицитной идео-

логии, сопровождающей процесс, не следует рассматривать в качестве

аргумента против того, что все внутриэтнические группы <работали> на

осуществление единой цели. Этот подход дает нам возможность сфор-

мулировать отправные точки исследования, а именно рассматривать эт-

нический процесс как динамику внутриэтнического взаимодействия. Ис-

токи его отнесем к периоду армяно-турецкого противодействия с 90-х гг.

XIX в. по 1915 г. Это противодействие привело, с одной стороны, к ката-

строфическому крушению старой картины мира армян, сильнейшему

повышению чувства конфликтности с миром, ощущению враждебности к

себе всего мира, а с другой - к формированию нового <образа мы>,

который и стал объектом автотрансфера в период формирования Ерева-

на. Формирование Еревана фактически было ответом на пережитый ге-

ноцид. Однако процесс формирования Еревана не только не имел идео-

логической базы, но даже и не рефлексировался, более того - и не

воспринимался как из ряда вон выходящее событие. Вопросы же о том,

какие внутриэтнические группы взаимодействовали в процессе форми-

340

рования Еревана, как происходило их взаимодействие, каковы были их

ценностные ориентации и как последние повлияли на менталитет Ерева-

на, как формировался новый <образ мы> в армянской картине мира, как

случилось так, что для <материального> подкрепления этого образа по-

требовалось формирование армянской столицы в качестве центра соби-

рания этноса, - это те вопросы, которые поставим перед собой.

Еще раз подчеркнем: этнический процесс рассматривается всегда

как процесс взаимодействия внутриэтнических групп. Определить, что

это были за группы, каков характер их взаимодействия, - центральная

задача, которая стоит перед историком-этнологом.

Ереван: воплощение героического мифа

В конце XIX - начале XX в. в истории армянского народа происходит

ряд глобальных событий: во-первых, начиная с 90-х гг. в армянской сре-

де (в том числе и прежде всего - в крестьянской) действует ряд полити-

ческих партий, имеющих национальную программу, и появляется движение

федаи (гайдуков); во-вторых, с конца XIX в. следует ряд беспрецедент-

ных армянских погромов, которые завершаются в 1915 г. почти тоталь-

ным истреблением западных армян; в-третьих, появляется надежда на

объединение Восточной и Западной Армении под сравнительно более

мягким русским протекторатом, - возможно, даже при определенной

степени автономии. Русская армия, в рядах которой сражается семь ар-

мянских полков, захватывает восточные вилайеты Турции. Затем собы-

тия следуют с головокружительной быстротой: революция в России -

отход русской армии из Закавказья - созыв Закавказского сейма - его

распад - нежданно-негаданно свалившаяся на голову независимость -

провозглашение Армянской республики - боевые действия между рес-

публиками Закавказья - Севрский мирный договор, по которому грани-

ца Армении, уже независимой Армении, очерчивается так, что

действительность, кажется, начинает превосходить самые смелые меч-

ты армян, - надежда на помощь держав - разочарование в ней - война

с Турцией - оккупация Турцией не только Западной, но и части Восточ-

ной Армении - отказ Лиги Наций в помощи Армении - унизительный

Александропольский мир - нападение Красной Армии - передача даш-

накцаканами власти большевикам - провозглашение Советской власти -

договор между Советской Россией и Турцией, предполагающий призна-

ние суверенитета последней над рядом районов, входивших до этого в

Российскую империю и населенных армянами, - Лозаннская мирная

конференция, где мировое сообщество признает законность россий-

ско-турецкого договора и где словосочетание <армянский вопрос> уже

ни разу не произносится... И все. Следующие семьдесят лет армянская

история, кажется, стоит на месте, вроде бы больше уже не происходит

ничего...

Когда-то в 20-е гг. архитектор А. Таманян нарисовал план города, а

дальше как будто бы все пошло само по себе... Сами собой съезжались

в Ереван армяне и отстаивали свою моноэтническую целостность, сами

собой создавались традиции, система отношений, среда - очень плот-

ная среда Еревана.

Эти факты говорят о том, что произошли глубокие метаморфозы в

341

сознании армян. Что же именно произошло? Как оказалось, что то, что

было мечтой, стало руководством к действию?

Формирование героического мифа. Нет, наверно, ни одного на-

рода в мире, который не имел бы своего героического эпоса. В какие-то

отдельные моменты он может вдохновлять каких-то отдельных личнос-

тей на подвиги, но и это случается нечасто. Главным образом, эпос хра-

нится в сознании народа как красивые легенды, которые приятно вспо-

минать и перечитывать... Такой героический эпос есть, безусловно, и у

армян: в частности, сказания о Давиде Сасунском. Тот эпос, который

зовет к действиям, совсем иного свойства. Это тоже рассказ о славной

истории народа, но адресованный уже непосредственно современнику,

ему лично указующий на пропасть, лежащую между славными делами

предков и его, современника, жалким прозябанием.

Первоначальная заслуга в создании современного армянского эпоса

принадлежала деятелям национальных групп и партий, главным обра-

зом, писателям и публицистам конца XIX в., таким, как Г. Арцруни, Раф-

фи, Лео, М. Хримян, которые активно занимались пропагандой армянской

истории, делая акцент на героической ее стороне. Века подневольного

существования, привычка терпеливо сносить все превратности судьбы,

казалось, напрочь вытравили из сознания армян культ героя. Собствен-

но, армян, действительно знавших свою историю, было довольно мало.

Все знали, что история была, было некое славное прошлое. Лео, автор

многотомной истории армянского народа, и Раффи, писавший герои-

ческие романы, остросюжетные, с обилием захватывающих приключе-

ний, битв и подвигов во имя родины, дали истории как символу конкретное

наполнение, впрочем, достаточно мифологическое, поскольку, если су-

дить по творениям этих писателей, история армян предстает как сплош-

ная героика, нечто похожее на цикл рыцарских легенд, очень красивых.

Эти книги моментально стали любимейшим чтением крестьян и появи-

лись, без преувеличения, в каждой деревне.

Деятели армянских национальных партий (<Гнчак>, Дашнакцутюн)

занимались фактически <хождением в народ>, позаимствовав форму от

русских народников, с которыми они были в значительной мере связаны

генетически. Они продолжали проповедь в духе Раффи и Лео и сами в

своем лице <дали нации много героев и борцов>'. Собственно, они и

положили начало широкому движению федаи - бойцов самообороны,

гайдуков. С тех пор армянские погромы уже не проходили для турок

безнаказанно. Федаи оказали, в свою очередь, огромное моральное вли-

яние на весь народ. Существует масса легенд об Арно, Серобе Ахпюре,

Геворге Чауше, Мураде, Андранике... В этих легендах именно федаи ока-

зываются выразителями моральных ценностей народа. <Дашнакцутюн

обеспечила одну из главнейших предпосылок рождения и развития

национального самосознания и солидарности - культ национального

героя>'.

Постепенно в сознание армян стала входить идея армянской госу-

дарственности. Армянские национальные партии (Дашнакцутюн, <Гнчак>),

провозгласившие в качестве своей цели (правда, дальней) создание <Не-

зависимой Армении>, много сделали для того, чтобы эта идея вошла в

сознание народа и уже не просто как воспоминание о золотом веке, а

как политический лозунг.

342

Об этом периоде нельзя еще сказать, что идея государственности

стала для армян руководством к действию, но она уже лишается эсхато-

логических, вневременных черт и все более сливается с героическим

мифом. Этот героический миф об армянской государственности окажет-

ся структурообразующим мифом. Независимая Армения 1918-1921 гг.,

возглавляемая дашнакцаканами, была попыткой реализации этого геро-

ического мифа, но попыткой трагической.

Надо отметить, что параллельно в эти же годы формировалось и

другое, сугубо прагматическое политическое направление, представ-

ленное партией крупных промышленников и банкиров Рамкавар-

Азатакан, провозгласившей в своей программе полный отказ от любой

вооруженной борьбы, которая приносит армянам лишь новые несчастья,

полную покорность любой политической власти и концентрацию всех сил

на культурно-просветительской работе. До поры до времени эта тради-

ция была не слишком популярна.

Таким образом, в армянском народе складываются как бы две про-

тивоположные альтернативы, которые можно было бы упрощенно на-

звать героической и прагматической.

Однако в 20-е гг. и дашнакцаканы, и рамкавары уходят с непосред-

ственной политической арены в изгнание и продолжают свою деятель-

ность лишь в диаспоре, имея мало возможностей напрямую влиять на

ход событий в Советской Армении. Тем не менее в армянском народе

продолжали существовать обе эти альтернативы - и героическая, и праг-

матическая. Описать ход их реализации попытаемся ниже, а сейчас за-

метим только, что реализовывались они совершенно неожиданным об-

разом: неожиданным, во-первых, потому, что на практике они оказались

слитыми воедино; во-вторых, потому, что главная тяжесть их воплоще-

ния легла на... коммунистов; в-третьих, потому, что в конечном итоге

оказалось результатом их реализации; в-четвертых, потому, сколь не-

обычным путем эта реализация происходила, и в-пятых, потому, что она

не сопровождалась никаким эксплицитным идеологизированием.

Воплощение мифа. Геноцид армян 1915 г. и ряд событий, после-

довавших за ним (череда послевоенных мирных конференций, где рас-

сматривался или - потом уже - не рассматривался <армянский вопрос>),

был для армянского народа громадным потрясением. Притом еще неиз-

вестно, что было большим потрясением: злодеяния турок, количество

жертв, превысившее миллион человек, массовое беженство или вопию-

щая несправедливость последовавших за мировой войной мирных кон-

ференций, где зло не было осуждено, где армянам было отказано не

только в их праве на собственную историческую территорию, не только в

праве хотя бы на <национальный очаг> в пределах Турции, не только в

материальной компенсации за утерянное имущество, но даже в мораль-

ной поддержке. От армян просто отмахнулись. К тому времени мир ус-

пел забыть о геноциде армян, а для них это было едва ли не тяжелее,

чем сам геноцид. Они жили, разбросанные по разным странам, часто

стараясь даже скрывать свое происхождение, хотя их больше нигде не

преследовали, убежденные в тотальной несправедливости мира. Ряд

террористических актов против турецких дипломатов дал весьма слабое

утешение. Степень конфликтности армянского сознания продолжала рас-

ти. Можно было ожидать, как в случае кавказских событий начала века,

343

что в армянской среде возникнет некая внутренняя структура, которая

поможет армянам пережить сложившуюся ситуацию. Но она как будто не

возникала. Более того, армянский историк предполагает, что <во всем

мире найдется немного национальных общин, раздираемых столь ост-

рыми внутренними противоречиями или так же полностью расколотых,

как армянская община>^ Это было результатом острой душевной трав-

мы, и казалось, что наступает самая трагическая страница истории ар-

мян, когда они <сами своими руками сделают то, чего не смогли сделать

с ними самый страшный гнет и преследования, - они обрекут себя на

культурное и национальное самоуничтожение>".

Единственной страной, которая в те годы не воспринималась как

враждебная, оставалась Россия, и притом уже Советская Россия. Она

как будто проявляла некоторую заботу об армянах. <Ненависть к туркам,

рожденная погромом 1915 г., и возмущение предательством Европы,

отрекшейся от армян после Лозанны, фактически вынуждает их кинуться

в объятья спасительницы России. Она принимает армян, обиженных дур-

ным обращением и отвергнутых Западом. Употребляя терминологию

психоаналитиков, Советская Россия обретает образ всемогущей мате-

ри, у которой можно найти помощь и защиту от враждебного мира>^. Но

это приводит к еще большему расколу в армянской диаспоре: главный

конфликт разгорается вокруг идеи коммунизма, а точнее, допустимости

или недопустимости помощи большевистской Армении. В итоге уже в

20-е гг. армянская культура оказывается расколотой на три части:

1. Население Советской Армении, огражденное от своих соотечест-

венников за рубежом железным занавесом, не смеющее идеологизиро-

вать под страхом Колымы, ничего не имеющее, кроме родной земли, рук

и головы для того, чтобы воплощать идею.

2. Рамкавары - прагматики, ворочащие значительной частью миро-

вого капитала и считающие, что Армения даже в качестве советской рес-

публики все-таки больше, чем ничего, что она зачаток армянской госу-

дарственности и ей нужно помогать, закрыв глаза на ее большевизм, и

группировавшееся вокруг Рамкаваров большинство армянской диаспо-

ры, симпатизирующее Советской Армении, совершенно не представляю-

щее, что в ней происходит, и вольное выдумывать себе любые утеши-

тельные сказки.

3. Дашнакцутюн, в качестве носительницы героического мифа, нена-

видящая коммунистов больше, чем турок, и не желающая, казалось, бо-

лее никаких сделок. Один из современных лидеров Дашнакцутюн А. Тер-

Минасян писала: <Самое удивительное, что партии удалось создать миф,

в хорошем смысле этого слова, позволивший ей окружить себя скорее

верующими, чем приверженцами>^.

Вот эти три элемента и послужили основой создания новой армян-

ской структуры. Причем если считать, что действие (геноцид, равноду-

шие всего мира) равно противодействию, то можно предположить, каков

по мощности будет внутренний энергетический потенциал этой структу-

ры. Такой потенциал и был нужен, чтобы создать в условиях тоталитар-

ного режима, всеобщей интернационализации крупный национальный

центр, собирающий армян всего мира.

В таких условиях, в качестве реакции на опасность извне, начался

процесс самоорганизации армянского этноса на территории, которая

344

была его исторической родиной, в рамках государства, которое армяне

не воспринимали как враждебное себе. Вера в дружественность России

была здесь важна, потому что не давала отчаяться до конца, разуверить-

ся во всех и стать уже неспособными к любым позитивным действиям. В

конце концов, она давала надежду (или иллюзию) быть когда-нибудь по-

нятыми. Армяне имели финансовую поддержку Рамкаваров, среди кото-

рых было много крупных банкиров (поддержка эта относится главным об-

разом к 20-м гг., потом оказывать ее стало затруднительно), и, что самое

главное, не высказываемый, нигде никогда не обсуждавшийся, но прочно

укоренившийся в сознании героический миф об армянской государствен-

ности. Точнее, может быть, он был даже и не о государственности. Более

правильно было бы сказать, что в какие-то исторические моменты этот

миф имел такое выражение. Так, например, его мыслило себе большинст-

во дашнакцаканов в диаспоре. По сути, это был миф о героическом дей-

ствии вообще. Форма, в которую он мог вылиться, не была внешним

образом как-либо предопределена. Никакого специального акцента на

создании города не было. То, что стало воплощением этого мифа-Ере-

ван, почти никем никогда не воспринимался как шаг к государственнос-

ти. На существование Еревана под российским покровительством смот-

рели как на нечто совершенно естественное. Другое дело, что он был

свой и только свой, армянский. Но и этого армяне долго почти не осоз-

навали. Они просто строили город, чтобы в нем жить. И только когда в

60-е гг. XX в. возникло народное движение за создание в Ереване на

холме Цицернакаберд памятника жертвам геноцида, стало медленно

появляться сознание, что Ереван, весь, - это город-памятник.

В армянской литературе не так уж много произведений о городах, но

есть одно, относящееся именно к 60-м гг. и имеющее, как нам кажется,

косвенное отношение к Еревану. Это пьеса П. Зейтунцяна <Легенда о

разрушенном городе>, рассказывающая о том, как древний царь Аршак

строил город-легенду. (Об этом уже говорилось в историческом очерке

в главе 7.)

Ереван не создавали сознательно как воплощение героического мифа.

Ереван, уже яркий, многоголосый, с жизнью, бьющей ключом, армяне

осознали как его воплощение.

Итак, миф воплощался иначе, чем этого могли ожидать те или иные

группы внутри армянского этноса. И этот миф, неузнаваемый в различ-

ных своих интерпретациях, сам служил дополнительным источником кон-

фронтации и составлял подоплеку функционального внутриэтнического

конфликта. Внутриэтнический конфликт, с этой точки зрения, может быть

представлен как обыгрывание основной этнической культурной темы, а

это последнее, в свою очередь, фактически предопределяет действия

различных внутриэтнических групп.

Так, прагматичная Рамкавар-Азатакан с самого начала, видимо, не

имея в виду ничего большего, чем улучшить отношение Советской влас-

ти к армянам, поддержала идею армянской репатриации, в какой-то мо-

мент, в видах политической конъюнктуры послевоенного мира, зародив-

шуюся в советских спецслужбах. Значительно интереснее то, что эту идею

в конце 40-х гг. XX в. вдруг подхватила и Дашнакцутюн, находившаяся в

острой конфронтации и к советскому режиму, и к Рамкавар-Азатакан. И

сделала она это как-то неожиданно для самой себя. <Ввиду той непре-

345

клонной антисоветской позиции, которую несомненно занимала Даш-

накцутюн, ее политика в этом вопросе казалась совершенно невероят-

ной. Она поощряла деятельность Москвы и также призывала рассеянных

по всему миру армян вернуться на родину... Не логика и реализм, а со-

чувствие к армянам, разбросанным по всему свету, в конце концов побу-

дили 52-й съезд дашнаков проголосовать за репатриацию>^. Логики в

этом шаге было действительно мало, но и <сочувствие армянам> - это

лишь позднейшее толкование событий, поскольку тогда, на рубеже 40-

50-х гг. XX в., никто не мог поручиться, что зарубежные армяне действи-

тельно попадут в Ереван, а не транзитом через Ереван в Сибирь. А если

бы армяне исходили из чувства реализма, много ли нашлось бы желаю-

щих из Парижа и Лос-Анджелеса или из цветущего еще тогда Ливана

испытать свою судьбу в советской социалистической стране? Это был

массовый спонтанный порыв, не имевший под собой никакой эксплицит-

ной идеологической базы.

Такой идеологической базы не было и в Советской Армении. Однако

с высоты прошедших десятилетий можно сказать, что тогдашние руко-

водители республики, добивавшиеся того, чтобы руководство Союза за-

крыло глаза на становление Еревана, абсолютно не вписывавшегося из-за

своей моноэтничности в общий ряд советских городов-гигантов, каким-

то парадоксальным образом впитали в себя и синтезировали в своих

действиях и прагматическую альтернативу, и героическую, заставляв-

шую их во имя этого города рисковать свободой и карьерой, в том числе

и высшей партийной.

Однако почему мечте армян позволили воплотиться? Сталин всюду

искал заговоры. Здесь не было заговора. Здесь никто ни с кем ни о чем

не договаривался. Сталин всюду искал подпольные организации. Здесь

их не было. Он искал крамолу. Но армяне не писали, не говорили ничего

неугодного вождю - они понимали друг друга без слов. Это была все та

же акция <гражданского неповиновения>, во многом аналогичная дейст-

виям 1903 г. (о чем говорилось в историческом очерке в главе 7), и даже

неповиновения не Советской власти собственно, а всему миру. Наполо-

вину истребленный, морально уничтоженный народ не просто выжил, а

создавал совершенно новую форму своего существования - свою Ере-

ванскую цивилизацию.

К 70-м гг. XX в. это был уже вполне сложившийся город, с миллион-

ным населением и при этом очень плотной социальной средой, устойчи-

вой системой отношений и казавшимися незыблемыми традициями.

Социальные и демографические процессы, происходящие в Ереване в

те годы, ясно указывали, что перед нами не случайное поселение раз-

розненных и разномастных мигрантов, а целостная, сплоченная и жизне-

способная общность.

Нельзя сказать, чтобы нормы и традиции, определившие жизнь Ере-

вана, сложились вдруг и сразу. Это был болезненный и растянутый на

годы процесс, и первоначально коммуникативный диссонанс между раз-

личными группами был столь высок, что должен был сложиться опреде-

ленный <политес> взаимных отношений, как бы специфический комму-

никативный <код>, иначе этот диссонанс грозил перерасти в серьезный

внутренний конфликт. Следы <политеса> тех лет так и осели в культур-

ной традиции Еревана. Но если изначально это был механизм, облег-

346

чающий адаптацию мигрантов, то к 70-м гг., когда процесс формирова-

ния городской общности закончился и структура как бы закрылась (с

этого периода новые мигранты уже с трудом могли адаптироваться в

Ереване), <код>, на котором ранее шло взаимодействие различных внут-

риэтнических групп, стал представлять собою особый ереванский стиль

общения, который теперь уже, напротив, осложнял для новоселов (и ар-

мян в том числе) вхождение в Ереванскую социокультурную систему и

делал ереванскую среду еще более плотной.

Армяне, за многие века привыкшие жить по чужим столицам, созда-

вали свою собственную.

В сознании ереванцев Ереван и нынешняя Армения тождественны.

Как будто есть Ереван и прилегающая к нему сельская местность. Не

Ереван как столица принадлежит стране, а страна прилагается к Ерева-

ну. Это не вполне так. В Армении есть еще несколько заметных городов

и есть антипод Еревана - Помри (Ленинакан) - функционально <армян-

ский Новгород>. Он гордится своей древностью и имеет даже некоторые

столичные черты, сохранившиеся даже сейчас, после землетрясения, -

скверики, решетки, площади, напоминающие старую Москву, плюс це-

лый район старинной застройки, почти не пострадавший во время бед-

ствия. Гюмри не признал главенство Еревана, как Новгород в свое вре-

мя долго не признавал главенства Москвы. Ереван для гюмринцев -

самозванец. Они склонны смотреть на него как на собственный приго-

род.

Однако самоощущение Еревана не так уж в корне неверно. Террито-

рия нынешней Армянской республики не воспринимается как вся Арме-

ния. Это ее небольшая часть, и Ереван ее средоточие. Но вся Армения

как в зеркале отразилась в Ереване. В ереванских названиях господ-

ствует слово <нор> - новый: Нор-Себастия, Нор-Зайтун, Нор-Бутания,

Норагюх и т.д. Районы Еревана носят названия земель, когда-то насе-

ленных армянами.

Создан город, ставший воплощением мифа, и теперь он живет уже

самостоятельной жизнью, он диктует свои порядки армянскому народу

(чему все вынуждены подчиняться, хотя не всем это нравится).

Формирование Еревана можно рассматривать в качестве примера

осуществления функционального внутриэтнического конфликта, ко-

торый является внутренним механизмом, определяющим характер вза-

имодействия внутриэтнических групп и особенности протекания

спонтанного самоструктурирования этноса. Когда в методологичес-

ком комментарии к вышеприведенному историческому очерку гово-

рилось о необходимости определить, какие внутриэтнические группы

так или иначе участвовали в формировании Еревана и как они взаи-

модействовали между собой, то предполагалось, что данную истори-

ческую проблему станем рассматривать, отталкиваясь от концепции

функционального внутриэтнического конфликта. Именно он высту-

пает в качестве основной компоненты всех процессов, которые следу-

ет рассматривать как этнические и которые являются предметом

исторической этнологии. В следующих главах это будет показано при

347

рассмотрении проблемы этнических групп и межкультурного взаимо-

действия. Однако прежде этого придется более подробно остановить-

ся на изложении теоретических аспектов проблемы - теории

функционального внутриэтнического конфликта,

Функциональный внутриэтнический конфликт является основой

для реализации процесса спонтанного самоструктурирования этноса.

В ходе него <образ мы> был перенесен на Ереван в качестве крупного

армянского центра, что изменило всю картину мира армян и их объ-

ективное положение в мире. При этом в итоге внешняя конфликт-

ность была как бы вынесена за пределы армянского общества - это

характерная форма отреагирования армянами конфликтности, о чем

также речь пойдет в следующей главе.

ПРИМЕЧАНИЯ

' Атамян С. Армянская община: Историческое развитие социального и идео-

логического конфликта. - С. 67.

" Там же.

' Там же. - С. 4.

* Там же. - С. 5.

" Там же. - С. 72.

' Тер-Минасян А. Безальтернативной демократии не бывает//3еркало мировой

прессы. - Ереван, 1991. - № 9.

" Атамян С. Армянская община. - С. 137.