4. Бюрократическая психология

Главная задача данного параграфа — обрисовать некоторые существенные черты сознания, психологии бюрократа, описать его как определенный личностный тип, порожденный и поддерживаемый социальными условиями и общественной практикой. Поскольку за деятельность таких бюрократических личностей обществу порой приходится расплачиваться очень дорогой ценой, "узнаваемый" психологический портрет бюрократа представляет отнюдь не только академический интерес.

В конце второго параграфа были перечислены основные социально-правовые характеристики госслужащего, определяющие его объективный статус. Но человек, как известно, во многом живет в мире своих субъективных представлений об объективной реальности. Поэтому перечисленные там объективные характеристики служат лишь основой для субъективного осознания служащим своего положения. В результате вырабатываются некоторые специфические черты морали и психологии, присущие государственным служащим, своего рода "корпоративная этика", стимулирующая развитие как положительных, так и отрицательных личностных качеств. К положительным можно отнести чувство повышенной социальной ответственности за свои действия, перспективное мышление, стремление к анализу и учету возможно более широкого круга факторов и последствий принимаемых решений, энергичность, деловитость и т.п. Но на этой же самой основе возникают и развиваются бюрократические деформации профессионального сознания служащих. Тому есть много причин: и дефекты системы управления, и давление макро- и микросреды. и индивидуальные дефекты морального сознания части работников. При этом наличие необходимых для работы деловых качеств отнюдь не компенсирует, скажем, личную нечестность или непорядочность чиновника и не исключает бюрократизма, а скорее даже делает его более изощренным и потому более опасным.

Итак, черты бюрократической личности. Пожалуй, лучше всего они видны, если посмотреть на них через две разные, но взаимодополняющие социально-психологические "линзы" — через установки сознания и через его стереотипы.

Установки бюрократической личности

На уровне социальных установок личности бюрократическому сознанию присущи:

1. Безразличие к социальному смыслу, назначению и последствиям своей служебной деятельности. Это проявляется в "переворачивании" проблемы формы и содержания с приданием форме преувеличенного, а порой и самодовлеющего значения. Данное явление подробно изучается наукой "социология организации". Впервые же его описал молодой К. Маркс, отметив, что бюрократия выдает "формальное за содержание, а содержание — за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи или канцелярские задачи — в государственные" [1].

2. Подмена (чаше всего непроизвольная, но от этого не менее опасная) общих, государственных интересов частными, ведомственными или корпоративными (аппаратными), а порой и личными. Обратимся еще раз к Марксу, антибюрократическая критика которого действительно очень точна и во многом имеет универсальное значение, хотя непосредственный объект его наблюдений, как мы уже отмечали, был весьма ограниченным — прусская бюрократия первой половины XIX века. Он писал в связи с рассматриваемой установкой: "Бюрократия должна... защищать МНИМУЮ всеобщность особого интереса, корпоративный дух, чтобы спасти МНИМУЮ особенность всеобщего интереса, свой собственный дух" |2]. На языке, более приближенном к реалиям госаппарата, это означает обуженное, зашоренное ведомственными и иными перегородками понимание бюрократом государственного и общественного интереса, а то и сознательное возведение групповых интересов бюрократической прослойки в ранг интересов всеобщих. К сожалению, последние годы принесли нам немало свежих и весьма болезненных для общества фактов такого подчинения интересов общественных интересам групповым, бюрократическим. Здесь и псевдоприватизация, во многом проведенная в интересах бюрократов, т.е. распорядителей бывшей госсобственности, и беззастенчивое "выжимание" сильными ведомствами гигантских бюджетных субсидий и экспортных привилегий, за что в конечном счете платит все общество, и взвинчивание цен "естественными монополистами" топливно-энергетического и транспортного комплексов... Очень часто мы сталкиваемся и с вполне сознательной, в том числе криминальной, подменой интересов.

3. Отношение к служебной иерархии не как к фактору рациональной организации, но как к самостоятельной и даже самодовлеющей ценности, что зачастую влияет не только на образ действий и конкретный выбор работником того или иного варианта действий, исходя из принципа "что понравится начальнику", но и на сам образ его мыслей, когда чиновник вольно или невольно старается думать и рассуждать, как бы имитируя логику своего начальника, согласно известному принципу "начальству виднее".

4. Консерватизм — ориентация на неизменность, устойчивость положения и максимальную подконтрольность каждого нижестоящего на лестнице должностей вышестоящему, на исключение всякого риска и неопределенности. Объективно такая ориентация служила и служит питательной средой для застоя, ибо любое развитие, особенно в современных условиях, невозможно без увеличения у исполнителя "степеней свободы" (разумеется, в пределах закона), без творчества и инициативы и, следовательно, без увеличения элементов неопределенности и риска.

Одно из следствий господства названных установок — внутренняя аппаратная шкала оценок работников, заметно расходившаяся с тем, что объективно требовалось обществу от госаппарата. Ценились (и соответственно продвигались) не ищущие, инициативные и самостоятельные люди, от которых, как известно, можно ждать всяческого "беспокойства", а прилежные и послушные исполнители, умеющие подладиться под любого начальника, не "высовывающиеся", поддакивающие и считающие педантичное следование правилам канцелярской рутины главной управленческой добродетелью. Подобно трудолюбивым паучкам они стараются спеленать любую идею и инициативу, угрожающую, по их мнению, заведенному бюрократическому "порядку". Порядок в делах, разумеется, необходим, и качества педанта очень ценны и даже незаменимы, особенно на технических должностях. Однако они отнюдь не достаточны (а зачастую и просто излишни) для исполнения ответственных и тем более руководящих функций. Одна из драм нашего управления как раз и была в том, что служебные карьеры, порой головокружительные, делали именно такие "паучки". Люди с психологией начальника канцелярии занимали министерские, а то и более высокие кресла, определяли политику целых отраслей, а порой и всей страны.

Анализ бюрократа на уровне психологических установок личности позволяет увидеть, что такие атрибуты бюрократического поведения, как формализм, волокита, склонность к бумаготворчеству, бездушное отношение к людям и другие проявления канцеляризма, к которым обычно сводят бюрократизм в его дежурных изображениях, являются отнюдь не определяющими его чертами, а лишь вторичными, производными, симптоматическими признаками. Думается, аналогичным образом можно отнестись и к попыткам классифицировать бюрократов по внешним типам их поведения: рутинеры, активные противники перемен, карьеристы, перестраховщики, "неумышленные" бюрократы... Можно также делить бюрократов на откровенных чинуш и грубиянов — типы, высмеивавшиеся несчетное число раз в литературе, с эстрады и т.п. — замаскированных внешним лоском хороших манер, "культурности", псевдодоброжелательности, "деловитости". Однако представляется, что перечисленные типы поведения — не более чем конкретные ситуативные и личностные вариации более общих стереотипов и деформаций бюрократического сознания, психологии бюрократа.

Каковы же эти стереотипы бюрократического сознания?

1. Функционерское сознание. Оно предполагает отключение гражданских чувств и нравственных принципов при выполнении служебных обязанностей или даже их полную атрофию. В своих действиях подобный чинуша руководствуется лишь формальными указаниями и карьерными соображениями. Требования жизни, не укладывающиеся в инструкцию, не отражаются на его служебных действиях.

В философской литературе есть яркий образ подобного функционера: «Бюрократический "шеф" есть индивидуальное воплощение отчужденной силы безличного вещного порядка — "Дела". Это как бы большая пружина, вращающая кабинетами, бумагой, машинистками и даже самим шефом. От человека тут только биология; на месте сознания — средоточие типовых решений и сведений. Он совершенно исчерпывается готовой вещной ролью, но именно поэтому неисчерпаемо самодоволен, самоуверен и оптимистичен в своей единственной возможной "правильности"» [3]. Было бы, однако, неверным видеть за этим образом некое роботоподобное существо, живой автомат. Вне своих служебных ролей бюрократ отнюдь не чужд ничему человеческому. Но подобный разрыв служебного и личного, социального и индивидуального неизбежно ведет к духовному обеднению личности. Ведь в современном обществе большинство людей реализуют и развивают свою личность прежде всего в труде. Поэтому и за пределами служебных дел такой бюрократ-функционер чаще всего тоже оказывается довольно примитивной личностью с потребностями, в основном направленными на потребительские блага и удовлетворение тщеславия посредством служебной карьеры.

При этом такой, по выражению Маркса, "частичный индивид" не только неполноценен нравственно, но по большому счету неэффективен и как работник, даже если добросовестно и напряженно трудится, поскольку его ограниченность неизбежно снижает уровень понимания им своих задач и смысла работы в целом. А учитывая меру социальной ответственности государственного служащего, ему, может быть, больше, чем кому-либо другому, необходимо гражданское самосознание. Но у функционера его нет, как говорится, по определению.

2. Бюрократические корпоративные этика и психология. Они включают ряд компонентов: бюрократический псевдоколлективизм, предполагающий растворение ответственности и своего рода "круговую поруку" аппарата; псевдоактивность (имитацию бурной деятельности) в сочетании с доведенной до совершенства техникой "спихивания" неприятных или невыгодных дел и забот; неприятие и отторжение (либо блокирование) как чужеродных элементов "возмутителей спокойствия" и вообще неординарных людей, могущих составить угрозу любезному сердцу бюрократа рутинному, идущему по раз и навсегда заведенному шаблону порядку вещей; стремление к келейному решению вопросов в рамках закрытых "кабинетных" процедур, к монополизации информации, порой переходящее даже в патологическую склонность к "самозасекречиванию", чтобы придать себе ложную значительность и получить возможности для разного рода манипуляций; использование особых речевых клише, элементов некоего языка для "посвященных". Можно в этой связи вспомнить пресловутое "есть мнение" или манеру придавать некоторым словам и выражениям смысл, отличный от общепринятого (например, характеристика работника как "молодого", во всяком случае в советские времена, содержала оттенок уничижительности, намек на его "незрелость", а клише типа "плохой товарищ", "неуживчивый" обозначали человека, не склонного следовать названным нормам корпоративной этики. Думается, многие из нас, исходя из своего личного опыта и наблюдений, могут внести вклад в составление такого рода бюрократического "антисловаря".

3. Доминирование консервативных, "охранительных" стереотипов поведения, таких как перестраховка (в том числе, под масками бдительности и добросовестности, основательности); склонность к отрыву от реальной жизни в пользу превращенных, канцелярских форм деятельности; предпочтение и даже ритуализация привычного порядка, боязнь перемен, особенно тех, которые направлены на сокращение подконтрольных бюрократу сфер деятельности, поскольку это ограничивает меру его влиятельности. При этом бюрократический консерватизм вполне сочетается с показной гибкостью и уже реальной способностью адаптироваться к разным ситуациям и изменениям в политике посредством достаточно искусной социальной мимикрии. Мы были свидетелями таких массовых бюрократических маскарадов и во времена перестройки и позже, когда те же брежневские чиновники разыгрывали новые роли.

Один из охранительных стереотипов — очковтирательство, приукрашивание истинного положения дел. При этом любопытно, что подобный бюрократический "оптимизм" увеличивается в размерах по мере продвижения вверх по административной лестнице: чем ближе к высшему начальству, тем радужней звучат рапорты. Правда, в нынешние времена в моде и "негативное очковтирательство", когда стремятся изобразить положение дел в максимально катастрофическом свете, дабы получить дополнительные ресурсы либо скрыть собственные доходы и пр. За любое очковтирательство чиновников в конечном счете расплачивается общество.

4. Преувеличение своей служебной роли и перенесение части ее атрибутов на собственную персону. Наиболее злостная форма — бюрократическое "барство" и хамство. Они присущи как начальственному, "сановному", так и исполнительскому бюрократизму. Причем можно по-разному оценивать сравнительный вред от того и другого: у лица, занимающего ответственный пост, есть разные возможности продемонстрировать свою значимость (в том числе и положительно разрешить не решенный никем другим вопрос), тогда как у мелкого бюрократа единственный способ заявить о себе — это что-либо запретить. Ведь до тех пор пока подобный "вахтер от бюрократии" ничему не препятствует, его никто не замечает. Если же он начинает артачиться и создавать другим трудности в работе, то сразу становится заметным. И пусть его не любят те, кому он мешает работать, пусть это идет во вред делу. Ведь главное для него — не дело, а возможность заявить о себе. Я называю подобное явление "синдром вахтера".

К этому же стереотипу относится и ложное сознание собственной незаменимости, на котором базируется, в частности, стремление любыми средствами сохранить свое "кресло". При потере служебного положения оно обнаруживает себя утратой жизненных ориентиров, неспособностью найти новое место в жизни, а подчас и психическими расстройствами, получившими у психиатров даже специальное название "синдром детронизации".

Положение осложняется тем субъективным обстоятельством, что чаще всего бюрократ искренне считает себя "честным стражем порядка", "блюстителем государственных интересов" и т.п. Но понимает он их при этом очень узко, в лучшем случае с ведомственных позиций, а то и с позиций интересов своего начальника или своих личных. В этом ему помогают так называемые защитные механизмы сознания — психологическая "цензура", т.е. отключение сознания от нежелательной информации, подмена одной информации другой, а также искаженная шкала социальных значений, сверяясь с которой он фактически расценивает себя не как слугу демократического общества, а как "винтик" установленного административного порядка и исполнителя воли своих руководителей.

В массе своей бюрократ — не своекорыстный злоумышленник, а чаще всего субъективно честный человек, но с сознанием, деформированным общими социальными условиями, социальной практикой, способствующими развитию черт бюрократической личности. Но, разумеется, сказанное никоим образом не означает примирительного отношения к бюрократизму, самая решительная борьба с которым является одной из важнейших предпосылок успешного решения стоящих перед обществом задач.

Примечания

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 271.

2. Там же. С. 270.

3. Батищев Г.С. Деятельностная сущность человека как философский принципу/Проблема человека в современной философии. М., 1969. С.130—131.

ИСТОРИЯ

Глава II

История отечественной «государевой службы»

В этой главе мы познакомим читателей с разными историческими этапами в жизни нашего чиновничества и его эволюцией "от Рюрика до наших дней".

1.Предыстория российского чиновничества

Государственная служба в России имеет глубокие исторические корни, а ее традиции уходят в глубины времени более чем на тысячу лет.

От дружинной "администрации" к дворянской

В Древней Руси закладывались основы государственного управления и государственной службы, которые первоначально были нераздельны с военной организацией и строились на принципах вассалитета. Западный институт вассалитета хотя и предполагал неравноправие сторон, но включал понятие свободы. Вольный сеньор на оскорбление со стороны короля имел право ответить объявлением войны. Подданные западноевропейских монархов имели привилегии, а сам король был лишь "первым из дворян". Он мог, например, распорядиться жизнью и смертью дворянина, но не мог его ударить. Вассальные отношения были отношениями двух юридически значимых сторон, каждая из которых была связана взаимными правами и обязанностями. Такой же тип отношений складывался и в Киевской Руси.

Великий князь в решении вопросов государственного управления. защиты территории и др. опирался на дружину — вооруженный конный отряд, который всегда находился при князе (дружинники жили или на княжеском дворе, или компактно в специальных поселениях). Дружина делилась на две части. Наиболее опытные и авторитетные воины составляли "большую'', иди "переднюю", дружину, которая имела значительное влияние на великого князя и его политику. Младшая, или "молодшая", дружина была составлена из отроков, детей боярских. Боярских и княжеских сыновей уже в трехлетнем возрасте сажали на коня, а с 12 лет они участвовали в военных походах. Таким образом, младшая дружина была своеобразной школой подготовки великокняжеских служащих. Как правило, дружинники были из числа знатных бояр, но многие имели простое происхождение и на службе князю доказали свою преданность и воинскую доблесть.

Дружинники служили князю опорой, им отводились наиболее почетные и ответственные должности: воевод, тысяцких, сотских и т. д. В XI—XII веках многие дружинники становились слугами при дворе и в княжеском хозяйстве (тиуны), а также сборщиками налогов (вирниками), писцами. Весь обиход от княжеского дворца до границ княжества находился под контролем дружинной "администрации", обязанной наряду с управлением защищать с оружием в руках интересы князя. Самый приближенный к князю дружинник имел чин огнищанина. Так первоначально назывался младший дружинник, который являлся хранителем огня. Но в XI—XII веках этот скромный чин приобрел совсем другое значение — старший дружинник, ближайший советник князя. Как правило, он был из знатных бояр. Княжий муж — так его еще называли. Дружинники участвовали в заседаниях совещательного органа при великом князе, который получил название Боярская дума (в нее входили также земские бояре — родоплеменная знать, а иногда и митрополит). Князь совещался ("думал") с дружиной и принимал решения о походах, сборе дани, строительстве крепостей. городов и по другим вопросам.

В соответствии с нормами "Краткой Русской правды" дружинники пользовались привилегиями как "лучшие люди". За убийство огнищанина полагалась двойная вира (двойной штраф — 80 гривен вместо 40, которые взимались за убийство простого свободного человека). Существовала своеобразная дружинная идеология, зафиксированная в летописях, древнем эпосе (в "Слове о полку Игореве" и др.). Главные принципы ее состояли в следующем. Князь обязан любить свою дружину, одаривать ее членов, устраивать пиры, которые символизировали единение князя и дружины. Дружинники же стремились своими подвигами прославить князя, а себе добиться чести. В реальности взаимоотношения князя и его дружины были сложными, нередко возникали противоречия и даже противостояние. Известны случаи, когда некоторых князей покидали их дружины, оставив в трудное время на произвол судьбы.

Князь заботился о содержании, "кормлении" дружины, которая обеспечивалась за счет военной добычи от завоевательных походов, отчислений от дани, судебных сборов и пр. Главные средства на содержание дружина получала в виде военной добычи, но дружинники постепенно обрастали собственностью. С XII века им давались волости в "кормление" и управление. По мере приобщения к собственности для старших дружинников все большее значение приобретала хозяйственная деятельность, они покидали князя. Их место заняла младшая дружина, которая приобрела большое значение и влияние.

Местное управление было в руках местных князей и их администрации — посадник в городах, волостель в сельской местности. Местные, князья разных племен превратились в вассалов великого князя и обладали большими правами, даже. участвовали во внешнеполитических акциях. Княгиню Ольгу, например, в Константинополь сопровождали послы от земель, которые участвовали в составлении договора с Византией. По мере укрепления государства традиционные племенные границы постепенно стирались. Низшими административными работниками являлись биричи, которые объявляли княжеские указы, собирали подати, вызывали ответчиков в суд и т. д. За свою работу все эти должностные лица на местах получали "корм" за счет специальных сборов с населения. Так складывалась система кормлений.

Постоянное отслоение значительной части дружины, отход от практической управленческой и военной деятельности вызвали потребность в формировании профессионального слоя вольных военных слуг (служащих). В конце XII века на смену дружинной организации управления пришла иная, основу которой составляло дворянство. В период раздробленности каждое княжество, земля представляли собой суверенное политическое образование. В состав княжеской и вотчинной администрации, составлявшей в совокупности "княжий двор" — аппарат управления, входили военные, административные, финансовые, судебные, хозяйственные и другие кадры (воеводы, наместники (глава местного управления), посадники, волостели, тысяцкие и т. д.). Высшие, наиболее значимые должности занимали бояре, остальные — дворяне (люди княжеского двора). Материальное обеспечение их осуществлялось за счет передачи им части доходов от управления ("кормления") или же пожалованием земель в вотчину (наследственная собственность).

Республиканская администрация

В Новгородской земле с 1136 г. был особый политический строй — республика. Должностные лица были выборными: посадник — административное управление, тысяцкий — руководитель ополчения (в мирное время он возглавлял суд по торговым делам, который тоже был выборным, осуществлял контроль за налоговой системой), старосты районов города (концов). Должностные лица избирались из самых влиятельных бояр. За всю историю Новгородской республики должности посадника, тысяцкого, а также кончанских старост (старост районов города) занимали представители 30—40 боярских фамилий (300 "золотых поясов") — элита Новгородской земли. Князь приглашался для выполнения определенных функций (военных, судебных (но вместе с посадником), на его имя шла дань и т. д.). Несмотря на то что все высшие должности в республике находились в руках знати, а к концу существования Великого Новгорода усиливались олигархические тенденции, выборность должностных лиц формировала иную, чем в других русских землях, культуру управления. Новгородская республика просуществовала до 1478 г. Сходная система управления, правда в течение менее продолжительного времени (с XIV в. до 1510 г.), существовала в Псковской земле.

"Государева служба" в Московском государстве

С татаро-монгольским нашествием Северо-Восточная Русь попала в зависимость от Золотой Орды, однако управление сохранилось в руках русских князей, хотя наследственность в передаче власти была утеряна (князей назначали ханы с помощью ярлыков — специальных грамот). Отношения зависимости, гнета, разрушение в результате нашествия значительной части хозяйственного и культурного потенциала, гибель людей, тяжелая дань и повинности — все это истощало русские земли, создавало тяжелую в целом ситуацию в княжествах.

Выделение управленческой деятельности в важную самостоятельную профессиональную сферу, появление многочисленного слоя государственных служащих произошло со становлением централизованного русского государства (XV—XVII века) и формированием самодержавия (царства). Общественная система в период Московского государства строилась на принципах подданства — как на Востоке, а не вассалитета — как в Древней Руси. К концу XV века произошла сакрализация власти на основе православных постулатов. Великий князь, а затем царь рассматривался как наместник Бога на земле. Формула из послания апостола Павла отражала эту ситуацию: "Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению" [1]. Сакрализация власти полностью выводила властителя из-под контроля общества, ставила его над обществом на недосягаемую высоту. Любое несогласие, а тем более выступление против власти рассматривались как выступление против Бога. Соответственно и для государственных служащих полное подчинение государю было обязательным. Барон Сигизмунд дер Герберштейн (1486—1566), дважды (в 1517 и в 1526 гг.) побывавший в России в качестве посланца от двора Священной Германской империи, так писал о своих впечатлениях: "Из советников, которых он (Василий III. — Л. С.) имеет, ни один не пользуется таким значением, чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в каком-нибудь деле. Они открыто заявляют, что воля государя есть воля божья и что ни сделает государь, он делает по воле божьей" [2].

Вассалитет, утвердившийся в русских землях в древности, постепенно был ликвидирован. Князья и бояре лишились иммунитета (права осуществлять некоторые властные функции на местах, иметь соответствующие вооруженные силы, местный суд, право сбора налогов), было отменено право вассала менять сюзерена. Право отъезда (смена сюзерена), опиравшееся на многовековую традицию, было уничтожено не законодательным путем, а практикой государевых опал и крестоцеловальных записей. Князья, заподозренные в намерении покинуть Россию (перейти на службу к литовским князьям и т. п.), под клятвой обещали верно служить государю и выставляли многочисленных поручителей.

Впрочем, по инерции некоторые элементы неавторитарного правления, коллегиальность определенное время еще сохранялись. В XV веке все дела князь еще решал совместно с думой. Великие бояре, так называли думцев, не были послушными и безгласными исполнителями воли князя. Дворянин И. Берсень-Беклемишев, сделавший придворную карьеру, вспоминал на склоне лет, что Иван III любил и приближал к себе тех, кто ему возражал: "Против себя стречу любил и тех жаловал, которые против его говаривали" [3|. Однако в XVI веке многое изменилось. Великий князь, недовольный какими-либо действиями члена думы, как бы он ни был знатен и родовит, мог казнить его или заточить в монастырь, конфисковать имения и т. п. в любой момент. Тот же И. Берсень-Беклемишев с осуждением говорил, что Василий III не проявляет уважения к старине, все дела делает не с Боярской думой, а с избранными советниками в личной канцелярии.

Высший слой "служилых людей" формировался в рамках института, который назывался Государев двор. В XIV—XV веках в процессе становления государства произошло слияние дворов удельных князей с двором великих князей московских и образование Государева двора первоначально как некоторого подобия единого госаппарата, а затем как объединения высших государственных служащих. Этот институт сохранялся на протяжении всего периода существования Московского государства, до начала XVIII века. Он делился на чины: думные (члены Боярской думы), высшие придворные чины (дворецкие, казначеи, кравчие, постельничие, ловчие, сокольничие, ясельничие), московские чины (стольники, стряпчие, "большие" дворяне, дьяки, шатерничие, жильцы) и "выбор из городов" (представители дворян от уездных корпораций).

Формируется сложная иерархия чинов в Московском государстве. Конюший становится старшим боярином. Окольничий первоначально занимался организацией переговоров с иностранными послами, сопровождал князя во время переездов и т. д. В XIV—XV веках этот чип превратился в один из важных государственных чинов. Имевшие чин окольничего входили в Боярскую думу, из их числа назначались начальники приказов. В иерархии окольничий следовал сразу за боярами. Множество должностей было связано с ритуалом царского двора. Спальники находились в подчинении постельничего, дежурили в комнате государя, раздевали его, сопровождали во время поездок. Обычно спальниками были молодые люди знатного происхождения. Чашник ведал погребами, прислугой, отвечал за праздничные обеды и т. д. Стольник обслуживал князя за обедом. Сокольничий заведовал царской охотой. В этих должностях больше всего ценилась близость к властвующей особе. Они считались особенно почетными. Стольники на первый взгляд занимались не очень престижной работой. Однако на самом деле они были государственными служащими высокого ранга, близкими к царю, и часто назначались воеводами.

В Государев двор до конца XVI века по особым спискам входили служилые князья и представители княжеских территориальных корпораций. Представители Государева двора занимали высшие и средние командные должности в армии, возглавляли центральные и местные органы власти. Представителями власти великого князя, а затем царя на местах стали наместники в крупных землях (часто ими были бывшие удельные князья или дети великого князя) и воеводы в волостях, уездах. Они были полными хозяевами подвластных территорий. Так, боярин Я. Захарьин-Кошкин, назначенный наместником Новгорода после его падения, устроил грандиозный разгром и грабеж города под видом искоренения измены. Он облагал жителей штрафами, ставил на правеж. Попытка новгородцев обратиться к Ивану III ничего не дала, он занял сторону Захарьина. Наместничество и воеводство держались на кормлениях — системе содержания и материального поощрения государственной бюрократии, занятой в органах управления на местах в период становления Московского государства. Наместник или воевода получал не жалованье, а "корм", т. е. все необходимое для жизни (безбедной жизни!), от местного населения. Кормленщик получал "корм" на год-два, редко на более длительный срок. Обычно 2—3 раза в год население поставляло наместнику хлеб, мясо, фураж и прочее. Он управлял территорией, судил население и "кормился", взимая поборы в свою пользу. Это открывало безграничные возможности для грабежа населения. В середине XVI века кормления были отменены. Со второй половины XVI века члену Государева двора полагались определенные нормы поместных окладов (земля) и денежное жалованье. Члены Двора имели исключительное право владения подмосковными поместьями.

Государственные служащие рекрутировались преимущественно из высших слоев русского общества. Для боярства, объединявшего родовые корпорации знати, наибольшее значение имели два признака: 1) древность рода (некоторые родовые корпорации вели свою историю с IX—Х веков); 2) знатность рода, которая определялась принадлежностью к княжеским фамилиям. В Москве постепенно утвердился главный принцип боярской иерархии: знатность рода имеет преимущества перед древностью. Большинство в боярстве принадлежало к титулованным княжеским родам, которые потеряли свои великокняжеские и удельные столы, принадлежавшие им в период раздробленности, и перешли на службу к московскому великому князю. За малым исключением это были ветви древнего рода Рюриковичей и литовского великокняжеского рода Гедеминовичей (к примеру, князья Шуйские, Долгорукие, Одоевские — Рюриковичи; князья Мстиславские, Хованские, Голицыны — Гедеминовичи). Титулованное боярство занимало все высшие должности в государственном управлении. Оно рассматривало это как свое наследственное право. Среди титулованного боярства, т. е. на самом верху социальной лестницы, из нетитулованного удержались только Захарьины (Кобылины-Кошкины, позднее за этим родом закрепилась фамилия Романовы). Захарьины не являлись ни древним родом (Романовы ведут свой род с XII века от Андрея Кобылы, который пришел в Москву то ли из Литвы, то ли из Пруссии), ни знатным, но заняли видное положение благодаря тонкой политике и родственным связям. Нетитулованные роды составляли как бы нижний слой боярства и занимали в госаппарате посты второго ряда.

Постепенно высший слой "государевых слуг" сформировался в самостоятельную сословную корпорацию — дворянство. Термин "дворяне", т. е. люди из двора, обязанные князьям военной или другой службой, известен с XII века. В XIII— XIV веках дворяне занимали административные должности среднего уровня и за службу получали небольшие поместья на правах владения (а не собственности). В XV веке поместный принцип утвердился как основной во взаимоотношениях государства и его служащих. В зависимости от уровня службы (статьи) полагалось жалованье и поместье определенного размера с крестьянами, которые обрабатывали землю на условиях барщины.

Присоединение удельных княжеств и республик сопровождалось созданием государственного фонда земель за счет конфискации части вотчинных и общинных земель. Например, присоединение Ярославского княжества сопровождалось описью земель. По летописи, руководил переписью некто Иван Агафонов и проводил это с пользой для государства: "...у кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добра, ин отнял да описал на великого князя, а кто будет сам добр, боярин или сын боярский, ин его самого записал"[4]. "Добрые" бояре и дети боярские — это те, кто был записан на государеву службу, у неслужилых села и деревеньки отписывались в казну.

Ростовские князья решили эту проблему более выгодно для себя. В 1474 г. летописец записал, что они продали Ивану III "половину Ростова". Иначе говоря, казна предоставила князьям выкуп за половину земель. В Новгороде после падения республики была конфискована основная масса земель, принадлежавших частным собственникам. Экспроприация позволила сосредоточить в руках государства огромные материальные ресурсы, и в результате был создан фонд государственных земель в центральных районах, который и стал основой поместной системы. С XVI века дворянство наряду с боярством составляло высший слой общества, который повторял внутреннюю иерархию боярства (знатные — верх, менее знатные — низ). Дворяне постепенно вбирали в свой состав переходящих на госслужбу из высшего сословия (боярство) и из средних (городовые дворяне). Главной для дворян была военная служба. Каждый дворянин, получивший от государства поместье, был обязан по требованию великого князя явиться "конно, людно и оружно", т. е. быть на коне, в полном вооружении и с определенным числом вооруженных людей. Дворянская конница составляла главную военную силу Московского государства в XV—XV11 веках. В XVI веке обязанность служить государству распространилась не только на дворян, но на всех владельцев земель независимо от вида землевладения (вотчинное или поместное). Вотчинники (бояре и дети боярские) и дворяне обязывались выставлять определенное число экипированных и вооруженных людей в зависимости от размеров земельных угодий.

Местничество

Права аристократических родов занимать определенные места на государственной службе регулировались традиционной иерархией родов и обычаем местничества. В случае их нарушения бояре и дворяне вступали в споры, тяжбы, добиваясь безусловного следования традиции. Каждому роду было четко определено его место -- разряд с записью в разрядных книгах. Специальный Разрядный приказ ведал делами служилых людей, назначениями, выдачей жалованья за службу, вел разрядные книги и т. д. Разрядные книги велись погодно. В 1556 г. была составлена официальная разрядная книга — Государев разряд, который восходил к 1475 г. Росписи обязанностей и их персональных исполнителей составлялись по каждому поводу и событию в жизни государства или царского двора с учетом старшинства и первенства родовых корпораций знати. В случае войн составлялись росписи, кто на какие должности, в какие полки, на каких условиях назначается. Тот же процесс предшествовал царским свадьбам, похоронам, торжественным обедам, приемам послов и т. д.

Часто возникали споры из-за старшинства или первенства родов, порой по пустяковому поводу, который рассматривался как оскорбление родовой чести. Приведем один пример. В 1578 г. в правление Ивана IV Б. Годунов и князь И. Сицкий по росписи были назначены стоять у государева стола во время праздничного обеда по случаю Рождества Христова. Князю такое назначение Б. Годунова показалось умалением его родовой чести, и он подал в суд на Бориса. Годунов в свою очередь принес в суд челобитную, в которой толково, со знанием истории родов и назначений, доказывал, что на протяжении нескольких поколений род Годуновых был выше рода Сицких. Для проверки сведений царь сделал запрос в Разрядный приказ, и дьяк Василий Щелкалов сведения Бориса подтвердил. В последующем историки докопались, что Годунов в своей челобитной слукавил, надеясь на то, что Сицкий не очень разбирается в истории родов и назначений, и оказался прав. Дьяк же, видимо, не захотел раскрывать истину и подыграл царскому родственнику — шурину сына Ивана Грозного. Борис, выиграв спор, получил "правую грамоту", которая утверждала первенство Годуновых не только перед Сицкими, но и перед находившимися с ними в родстве Телепневыми, Овцыными, Елецкими.

Большое значение при занятии должностей имели родственные связи и система продвижения целых семейных кланов. Это обусловливалось сохранением и большой ролью в управлении родовых корпораций знати. Яркий пример — возвышение рода Годуновых и венчание на царство Бориса в 1598 г. Начало этому возвышению положил дядя Бориса Дмитрий Иванович, который с 1567 по 1573 г. был царским постельничим. Должность постельничего была особой. В его обязанности входило организовывать спокойный сон государя, следить за опрятностью постельного белья, обеспечивать охрану покоев в ночное время и т. д. Таким образом, постельничий был очень, можно сказать, интимно близок к царю, и в этой должности мог быть только человек, пользовавшийся полным доверием. Благодаря близости дяди к государю началась придворная карьера Б. Годунова. Но настоящий взлет произошел после женитьбы царевича Федора на сестре Бориса Ирине. Все Годуновы получили в связи с этим повышение по службе и вошли в состав двора Федора. Дядя стал боярином, Борис получил должность кравчего, троюродный брат Степан Васильевич стал окольничим и т. д. Есть предположения, что одновременно Годуновы входили в особый Государев двор Ивана IV. После воцарения Федора Ивановича в 1584 г. родовая корпорация Годуновых превратилась в главную опору трона. Дядя Бориса Дмитрий Иванович стал наиболее влиятельным боярином в Думе и доверенным лицом царицы Ирины. Борис получил чин конюшего (старшего боярина), но занял место ниже дяди. Григорий Васильевич Годунов стал дворецким, приняв управление всем царским имуществом. Степану Васильевичу Годунову стали поручаться важные дипломатические дела. Иван Васильевич возглавил Разрядный приказ. Все три брата вместе с дальним родственником Б.Ю. Сабуровым получили боярские чины. При дворе оказалось и множество других Годуновых и Сабуровых. Возвышение Годуновых проложило Борису дорогу к царскому престолу, когда иссякла московская ветвь рода Рюриковичей (у Федора Ивановича не было детей). Этот пример ярко характеризует роль родственных связей в занятии государственных должностей.

Права родов занимать государственные должности негативно сказывались на эффективности управленческой деятельности, качестве корпуса чиновников. Б. Годунов, став царем, попытался ограничить местничество, права родов на занятие должностей. В 1601 г. он собрал Освященный (церковный) собор и Боярскую думу и объявил, что из-за своеволия бояр, не желающих служить там, где им предписано, он не может успешно организовать оборону государства. Царя поддержал патриарх русской православной церкви Иов и стал упрекать бояр, что они делают "худо и оплошно". В итоге летняя военная служба 1601 г. была объявлена "без мест". В 1602 г. царь вновь объявил службу "без мест", посылая служилых людей туда, куда считал нужным, без учета родовитости и заслуг предков. Новая система назначений по деловым качествам вызвала недовольство родовых корпораций. Непокорных сажали в тюрьму и даже понижали в звании. Однако Борис правил недолго. Высший слой государственной бюрократии формировался родовыми корпорациями знати на основе норм местничества вплоть до конца XVII века (своеобразная "родовая номенклатура").

Государь и "государевы слуги"

При такой системе замещения должностей профессиональные, деловые качества не имели существенного значения. Более того, часто хорошие профессионалы имели печальную судьбу. Алексей Федорович Адашев, инициатор и организатор важных реформ в начале царствования Ивана IV, сделал блестящую карьеру благодаря способностям к государственной деятельности. Первоначально он занимал пост постельничего при молодом царе, но вскоре занял видное положение в государственном управлении, был введен в состав Боярской думы, получил чин окольничего. С конца 40-х годов XVI века Адашев руководил восточной политикой Московского государства, а с середины 50-х годов возглавил всю внешнеполитическую деятельность. Иван Грозный высоко ценил деятельность А. Адашева в период реформ: "Взял я тебя из низших и самых молодых людей. Слышал я о твоих добрых делах и теперь взыскал тебя выше меры твоей ради помощи душе моей" (1550 г.). Деятельность А. Адашева высоко оценивалась современниками и вошла в историю Московской Руси яркой страницей. Видный полководец А. Курбский так говорил о нем: "Адашев собирает к царю советников, мужей разумных и совершенных, в военных и земских вещах ко всему искусных". Однако по мере укрепления самодержавной власти Иван Грозный все меньше нуждался в инициативных людях. А. Адашев был отправлен в Ливонию. В 1560 г. умерла любимая жена Ивана Грозного Анастасия. Царь обвинил А. Адашева (наряду со своим духовником Сильвестром) в отравлении царицы. Он был осужден, заключен в темницу, где и умер в 1561 г. Иван Грозный уже иначе говорил о нем: "Собака Адашев был поднят из гноища полновластным государем" (1570 г.). Такова была судьба многих ярких людей, которые хотели проявить себя на службе Отечеству.

Помимо материального содержания за службу давались и награды. Высшим орденом в XVI веке был Золотой португал (в виде золотой португальской монеты). Летом 1561 г. под стенами Москвы показались войска крымского хана Казы-Гирея. Хан не решился напасть на город и ушел без боя, но за организацию обороны Москвы последовали награды. Золотым португалом были награждены Ф. Мстиславский, главный воевода объединенного войска, и Б. Годунов, второй по росписи воевода. В качестве награды жаловали также дорогие шубы, кубки золотые и серебряные, денежные суммы. Так, те же Мстиславский и Годунов помимо ордена получили по дорогой шубе из большой казны, по кубку ценой 12 гривен и по золотой гривне (шейное украшение).

Смута начала XVII века, в которой дворянство принимало активное участие, показала, что в государственной службе необходимы изменения. В государственном управлении появились элементы светскости. Царь Алексей Михайлович попытался опереться на лучшую часть государственных служащих, выдвигал умных, сведущих людей независимо от их происхождения. В его царствование выдвинулась целая плеяда талантливых государственных деятелей: Ф.М. Ртищев, А.Л. Ордин-Нащокин, А.С. Матвеев и др. Роль местнических законов несколько ослабла. В то же время государственная "бюрократия" выросла в числе. Если в 1640 г. служилых людей в центральном аппарате насчитывалось 1611 человек, то через пятьдесят лет — в 1690 г. — уже 4657 человек |5|. Это почти трехкратное увеличение.

Для контроля и борьбы со злоупотреблениями чиновников был учрежден Приказ тайных дел со значительными функциями и широкими полномочиями. В его задачи входили обеспечение слаженной работы механизма самодержавной власти, борьба за точное выполнение указаний царя, пресечение казнокрадства, злоупотреблений властью. Подьячие Тайного приказа сопровождали бояр-послов за границу, следя за точным соблюдением инструкций, данных царем. Они ведали политическим сыском, расследовали дела о злоупотреблениях властью, волоките и т. д. Вот как описал Г. Котошихин деятельность этого Приказа: "Приказ тайных дел, а в нем сидит диак, да поьячих с 10 человек, и ведают они и делают дела всякие царские, тайные и явные, и в тот Приказ бояре и думные люди не входят и дел не ведают, кроме самого царя... А устроен тот Приказ при нынешнем царе для того, чтоб его царская мысль и дела исполнялися все по его хотению, а бояре б и думные люди о том ни о чем не ведали..." [б]. Тайный приказ подчинялся непосредственно царю. Через него самодержец сосредоточил в своих руках контроль за деятельностью государственных служащих сверху донизу. Положительным явилось и то, что во второй половине XVII века взаимоотношения власти и общества регламентировались светскими законами, закрепленными в Соборном уложении 1649 г. Однако этих изменений было недостаточно. Нужны были глубокие реформы государственной системы.

Примечания

1. Новый Завет: К римлянам. Киев, 1991. С. 200.

2. Герберштейн С. Записки о московитских делах // Новокомский П.И. Книга о московитском посольстве. СПб., 1908. С. 23—24.

3. Цит. по: Скрынников Р.Г. Третий Рим. СПб., 1994. С. 47.

4. Там же. С. 32.

5. Вопросы истории. 1989. № 12. С. 6.

6. История Отечества. IX — сер. XIX в.//Хрестоматия. М., 1996. С. 76—77.