1 Носеология в ее традиционном понимании по сути дела утрачива-

ет свое фундаментальное положение в структуре философского

знания и. чтобы восстановить его, должна существенно расширить

и переосмыслить категориальный аппарат и проблемное поле исс-

ледований" /118, с. Ч/.

Соглашаясь в целом с данными выводами.нам

представляется возможным вести речь не о восстановлении, а,

скорее, о принципиально новом положении гносеологии в

структуре философского знания. Это новое состоит в изменении

диспозиции гносеологии и онтологии - в смене представления об их

фундаментальной противоположности на представление об их

бинарной оппозиционности с изменяющейся степенью

противостояния.

Такой подход, на наш взгляд, подтверждается существовани-

ем и развитием третьего способа выхода за гносеологические

границы метода.

в/ Специфика третьего способа - в попытке как бы вынести

метод за границы субъекта. Но при этом метод не становится и

принадлежностью объекта, а обосновывается в культурологичес-

ком, ценностном пространстве между ними и только в нем и может

осуществляться как метод. Логику этой удивительной на первый

взгляд позиции обосновывают в своих концепциях Дж.Уилер,

Ж.Делез. В.И.Аршинов. Я.И.Свирский, И.В.Черникова,

Ю.М.Шилков и др. /в целом же она очевидно восходит к взглядам

Сократа. проявляется в диалектической линии в философии, в

концепциях "диалогистов" Бахтина М./12/, Бубера М. /29/и др./

Так, В.И.Аршинов и Я.И.Свирский утверждают, что смыслы

вырабатываются в результате активного диалога с природой так

же. как и с уравнением, моделирующим последнюю. В связи с этим

можно предположить гипотетическую начальную ситуацию, пред-

шествующую как научному исследованию, так и продуктивному

диалогу, когда относительно обсуждаемого вопроса нет никаких

вербально оформленных идей /то есть имеет место "вакуум" смыс-

ла/. С этого момента начинает раскачиваться маятник диалога, в

котором попеременно каждый из участников оказывается либо в

устойчивом /убежденном относительно своей правоты/ состоянии,

либо в неустойчивом. "И вот через некоторое время оформляется

тема, прорисовывается единство подходов, вырабатывается час-

тично интерсубъективный смысл, воспринимаемый каждым

участником действия в соответствии со своими личностными

качествами. И поскольку отрицается наличие сверхмудрого

наблюдателя, то каждый вновь появившийся на сцене участник

внесет свой собственный вклад в формирование смысла и будет

обладателем своих собственных, только ему видимых граней

последнего" /9, с. 151/.

Та же образная система, по мнению авторов, может быть

распространена и на "общение" исследователя с математической

моделью, записанной в виде нелинейного уравнения, поскольку

именно нелинейные уравнения, в отличие от линейных, имеют

практически бесконечный спектр несводимых Друг к Другу

решений, обладающих каждое собственной смысловой нагрузкой.

Такие модели исследуются с помощью новейшей вычислительной

техники. И в общении с ней тоже вначале можно предположить

существование некоторого "вакуума" смыслов. И лишь в

результате активного диалога с машиной, с уравнением,

"заключенным" в машине, последнее начинает предоставлять

исследователю определенные варианты смыслов, относящихся к

поведению моделируемых объектов. Исследователь же

интерпретирует эти варианты смыслов в соответствии с той

традицией, в которой работает. И если уравнение рассматривать

как некоторое предложение, отображающее определенное

конкретное положение дел, то по словам Ж.Делеза, "смысл, или

то. что выражается предложением, не следовало бы сводить к

индивидуальным состояниям дел, специфическим образам, личным

убеждениям и универсальным или общим понятиям... Возможно.

смысл тогда был бы чем-то "нейтральным", всецело ин-

дифферентным как по отношению к специфическому, так и к обще-

му, как к единичному, так и к универсальному, как к личному, так

и к внеличностному" /250. с. 19/.

Таким образом, как отмечают В.И.Аршинов и

Я.И.Свирский, смысл обитает в зоне "сотрудничества"

исследователя и уравнения, "прорастая" с поверхности,

разделяющей эти две инстанции, в виде набора новых

представлений о данном "фрагменте реальности" как в сторону

личностных установок ученого или группы ученых, так и в сторону

придавания новых значений рассматриваемому уравнению" /9,

с. 152/. Но и уравнение, вполне возможно, не исчерпало свои

возмож-ности и преподнесет еще новые смыслы.

Смыслы, по мнению авторов, удерживаются "в

пространстве подвижного диалога, в "тонкой материи".

заполняющей промежуток между "говорящими", никто из которых

не может приписать весь смысл ни себе, ни собеседнику" /9, с. 152/.

Эта смыслопорождающая работа представляет собой сложный

познавательный акт, состоящий из промежуточных ступеней. Здесь

авторы напоминают об идеях Дж.А.Уилера о недостаточности

одного лишь фундаментального уравнения, когда между

уравнением и познающим субъектом возникает поле

промежуточных концепций, и каждая из них несет какие-то грани

общего смысла, как бы вибрирующего на стыках этих концепций.

"Задачей науки тогда становится скольжение по этим стыкам.

улавливание и фиксация подобных вибраций, что значительно

отличается от традиционного образа научного поиска, сводимого

к кропотливому выкапыванию /открытию/ уже заранее

присутствующего" /9, с. 152/.

Такой подход очевидно перекликается с идеями Л.Витгенш-

тейна, согласно которым только использование слов в определен-

ном контексте /языковой игре/ и в соответствии с принятыми в

"лингвистическом сообществе" правилами придает им значение.

К аналогичным выводам приходит Ю.М.Шилков,

рассматривая проблему так называемого интерсубъективного

мышления /213/.

Данный подход изменяет однозначное представление о

методе. Классическая бэконовская трактовка метода, как

отмечают В.И.Аршинов и Я.И.Свирский, имеет несколько

милитаристский оттенок. "Метод - это то, чем можно вооружиться,

и. вооружившись, смело приступать к завоеванию истины,

спрятанной в "тайниках природы" /9. с. 152/. Действительно,

овладев некоторой совокупностью правил, ученый получает

возможность освоения данного участка реальности.

Но со становлением нового объекта исследовательского

интереса в виде сложных самоорганизующихся систем возникает

необходимость новых методологических процедур. В качестве

одной из таких процедур авторы видят создание в самих себе

нестабильности, способной вызвать эффект самоорганизации

смыслов. Для реализации такой деятельности признается

возможным опереться на методологический призыв П.Фейерабенда

"anything goes" /все пути допустимы/, что влечет за собой принцип

пролиферации теорий, суть которого - в непрерывном

расшатывании устоявшихся концепций, разрушении устойчивых

смыслов. Это разрушение приводит исследователя в область

смыслопорождения.

На наш взгляд, суждения В.И.Аршинова и Я.И.Свирского,

опирающиеся на идеи Дж.а.Уилера. Ж.Делеза, И.Пригож-ина и др.,

взгляды Ю.М. Шилкова исходят все же из классических представ-

лений о природе сознания. Выявляя значение принципа самоорга-

низации как определенного способа существования метода, авторы

оказывают лишь на "внешний" фактор данной самоорганизации - у

Лршинова и Свирского он прямо связывается с влиянием динами-

ческого хаоса. Признавая возможным возникновение

упорядоченных структур в виде смыслов на границе между двумя и

более странными аттракторами /математическими объектами для

моделирования динамического хаоса/, мы предлагаем расширить

представление о факторе самоорганизации смыслов, объясняя это

следующим образом.

Наряду с процессом смены объекта исследовательского инте-

реса, переносом его на сложные самоорганизующиеся системы, в

последнее время становится все более существенной возможность

изменения понимания метода, в основе которого лежит изменение

взгляда на природу сознания. Все три рассмотренных подхода к

проблеме исследования тенденции выхода за гносеологические

границы метода вплотную подводят к идее многомерной, непол-

ностью рефлексируемой природы метода.

Встает задача выяснения оснований указанной неполноты

рефлексии. Ответ на это дает обращение к опыту неклассической

рациональности. Свидетельством же факта, что такое движение в

сторону неклассической рациональности действительно существу-

ет. являются, на наш взгляд, тенденции к осознанию определенной

общности своего инструментария со стороны таких различных

методологических установок, как диалектика, феноменология,

постмодернизм.

В качестве наиболее важного философского основания мето-

дологии науки в отечественной философии традиционно

рассматривалась диалектика, и, очевидно, нет причин совсем

отказываться от этой установки, ибо законы и категории

диалектики обладают достаточной степенью общности для того,

чтобы быть одним из инструментов мышления человека.

Диалектический метод, независимо от мировоззренческих ус-

тановок. подразумевает в качестве своего фундаментального

принципа целостное рассмотрение предмета в единстве его много-

образия. В результате структура предмета предстает в виде со-

вокупности не только субординационных, но прежде всего коорди-

национных связей /на субординационных связях делает акцент

догматически интерпретированная диалектика, координационные

связи оказываются в центре внимания таких форм диалектики,

как, к примеру, средневековая, на что обращает внимание в своих

работах А.Ф.Лосев/. Это обусловливает открытый характер ди-

алектики как методологической установки, ее способность

раздвигать свою исследовательскую область и совершенствовать

методологический инструментарий. Одним из путей такого

совершенствования, ведущих к углублению нашего понимания

природы человеческого сознания в целом,некоторые современные

исследователи видят в своеобразном синтезе диалектики и

феноменологии, в объединении их инструментария /185, 28 и др./.

"Движение" навстречу друг другу диалектического и феноме-

нологического мышления в исследовании проблемы сознания, на

наш взгляд, в наиболее явной форме выявляет тенденцию к нек-

лассическому осмыслению тенденции выхода за гносеологические

границы научного метода. Синтез двух данных методологических

установок выражается в том, что интенциональный анализ созна-

ния дает возможность получить феноменальную целостность смыс-

лового поля, диалектика же обеспечивает целостность смыслооб-

разующей деятельности и ее результатов. В итоге сознание как

факт "жизненного мира" предстает в единстве двух взаимосвязаных

структур, двух "пластов": эмпирического /опыт сознания/ и

внеэмпирического /репрезентированная форма идеального/.

Данный подход находит свое проявление не только в

понимании сознания как целостности, но и в осмыслении его

специфических форм. Одной из главных таких форм является

противоречие. О тенденции к его современному многомерному

пониманию на основе развития принципа бинарных оппозиций

мы писали выше. Можно указать на усиление внимания в

современной литературе к моменту медиации, посредничества

/см.работы Панова А.Г./133/, Тюкова А.А./182/и др./.

Противоречие с последовательно развитых

неклассических позиций предстает в единстве явленных и

неявленных сторон, то есть одновременно как содержание

сознания и "воплощенное" в данном содержании реальное

отношение, имеющее место в сфере "жизненного мира" человека"

/Маркс, как известно, объяснил это как существование неявным

образом за "отношениями вещей" " отношений людей"/.

В этом контексте начинает просматриваться ситуация опре-

деленного уточнения позиций по отношению к диалектике. Это вы-

ражается не в ее отбрасывании, а в попытке, если так можно

сказать, преодоления ее чисто инструментальной, догматически-

техницистской формы, ориентирующейся прежде всего на мето-

дологию противостояния и борьбы противоположностей /141, 208 и

др./ и нахождения нового инструментария, общего для диалектики

и других философских методологических установок. Тем самым ди-

алектика как бы восстанавливает свою специфику как метода.

ориентирующегося, прежде всего, на целостность и многообразие

единого. Вместе с тем она начинает осознаваться как открытая к

синтезу с другими установками /в том числе с феноменологией.

постмодернизмом и др./.

Что касается постмодернизма, то, на наш взгляд, его сбли-

жает с диалектикой ориентация на понимание многообразия и

многомерности единого, но разделяет отношение к принципу

целостности. Об этом свидетельствуют исследования

постмодернизма рядом отечественных и зарубежных философов

/Wallerstaiii 1., D. De Santos. Rosneau P.. Prakash G., Hanlon R.O.,

Washbrow D., DaUymar F.. GrifTm D.R., Cliller J., Haferkampf H..

Mylishi M.. Harootunian H., Outwaite W.. Rifkin J., Автономова

H.C., Бауман Э., Вайнштейн О.В.. Карасев Л.В., Мигунов А.С.,

Новиков В.И.. Подорога В.А. и др./. Итогом данных исследований

стало выявление основных черт постмодернизма, его источников и

предпосылок. И в мироощущении, и в художественном творчестве,

и в различных формах философствования постмодернизм

рассматривается как следствие и воплощение трех основных

мировоззренческих постулатов: вера в высший смысл и

надличностную цель человеческого существования является

иллюзией: действительность иррациональна и непознаваема, ее

бытие и смысл имеют ценность, сопоставимую с миражами и

фантазиями каждого индивида: нет абсолютной истины и вообще

какой-либо иерархии истин, все люди существуют в своем особом

мире. и правда каждого истинна и важна. Источником и

предпосылкой такого сознания, очевидно, являются сущностные

характеристики техногенной цивилизации во всем многообразии

их проявлений.

Феномен постмодернизма выступает определенной

культурной матрицей, своеобразным методом и мировоззренческим

ориентиром.

На наш взгляд, существует глубокая взаимосвязь между

возникновением постмодернистского сознания, выражающего

отказ от классического видения мира, и современными процессами

переосмысления диалектики, связанными с обращением к

неклассическим подходам к пониманию природы сознания.

Методологическая "ниша" постмодернизма в определенном смысле

совпадает с пространством современного критического осмысления

диалектики. Процесс отказа от гносеологизации мышления тут и

там имеет сходные формы, в основе которых лежит движение к

"ж-изненному миру" человека.

Для науки существенным выступает то, что и диалектика, и

постмодернизм являют собой как бы смежные основания "критики

разума". Через отказ от гносеологизации они пытаются уйти от

жесткой оппозиционности объекта и субъекта. Постмодернизм в

крайних вариантах приходитк выводу о невозможности существо-

вания адекватных средств для теоретического осмысления реаль-

ности, поскольку она неотделима от ментальных и

коммуникационных процессов; в более "мягких" вариантах

предлагается понимание субъекта и познаваемой реальности как

составных общего "контекста" /контекстуальная теория

реальности/. В противопоставлении субъекта и объекта

представители и тех. и других позиций постмодернизма видят один

из основных пороков современной науки. Крайние критики,

подчеркивая принципиальную гетерогенность субъекта, приходят к

идее его исчезновения. Другие настаивают на необходимости

воссоздания объекта, его нового открытия с учетом роли субъекта

/299, С.9-30./.

Будучи реакцией на абсолютизацию модернистских, класси-

ческих ценностей и норм /в том числе и научных/ современного

общества, постмодернизм в своей крайней форме подвергает кри-

тике модель современной науки по всем ее параметрам. В том числе

отвергает представления о реальности как внешнем - по

отношению к субъекту познания - мире; о научном познании как

процессе открытия свойств этого внешнего объекта; об ориентации

научного знания на выявление регулярностей /закономерностей/

всеобщего и универсального порядка: рационализме как

адекватном способе научного познания; редукции как основном

методе научного познания: ценностной нейтральности научного

знания; кумулятивном характере процесса научного познания: о

приоритете всеобщего над особенным и единичным и т.д.

Вместе с тем, в своих более умеренных формах постмодер-

низм отказывается от жесткой оппозиции по отношению к класси-

ческой науке. Так, Сантос обращает внимание на то, что исчезает

эталонность естественнонаучного знания по сравнению с соци-

альным и.следовательно, перенос метода из естествознания в со-

циальные дисциплины перестает быть приоритетным.

Всеобщность знания достигается, как считает Сантос, за счет

того, что оно становится трансдисциплинарным, происходит

перенос методов, используемых для изучения одного объекта, на

другой: совмещение стилей и интерпретаций /304, с.39/. Наука

вступает в диалог со знанием обыденным, порождая новую рацио-

нальность /304, С.40-45/.

Таким образом, само понятие метода утрачивает свою инс-

трументальную, технологическую определеность. В.Г.Федотова,

рассматривая влияние постмодернизма на социальные теории, от-

мечает, что "следствия постмодернизационной перемены в соци-

альных теориях являются амбивалентными: с одной стороны, здесь

критикуется право Запада диктовать миру свою волю, признается

значение локальных культур и цивилизаций, их право на собс-

твенную судьбу, отрицается концепт всемирной истории как исто-

рии. идущей в направлении, открытом Западом: с другой стороны,

здесь утверждается удовлетворенность Запада своим положением,

его безразличие к судьбе "маргиналов", до которых Западу более

нет дела. 'Эта тенденция отчетливо прозвучала на Билефельдском

социологическом конгрессе летом 1994 г. /./184, с.22/.

В логике разных авторов новый этап понимания природы

сознания и. соответственно, природы метода, определяется как нек-

лассический или постнеклассический. На наш взгляд, введение

понятия "постнеклассический" служит смыслоразличительным

целям только в определенном аспекте - в аспекте определения

специфики вне-объектной реальности, выступающей как в виде

субъекта, так и в виде средства, инструмента субъективной

деятельности. Тогда мы можем согласиться с мнением тех авторов,

которые особо выделяют постнеклассический этап развития науки,

/рациональности, метода/. Так. например, И.В.Черникова

отмечает, что если классический тип научной рациональности

фокусирует внимание на объекте, стараясь, насколько это

возмож-но, вынести за скобки все, что относится к субъекту и

средствам деятельности, для неклассической рациональности

характерна идея относительности объекта к средствам и операциям

деятельности, то постнеклассическая рациональность учитывает

соотнесенность знаний об объекте не только со средствами, но и с

ценностноцелевыми структурами деятельности. В

постнеклассической рациональности истина утрачивает характер

предза данности, она конструируется, а не предстает слепком

объекта./203, с. 108-109/.

Аналогичные выводы были сделаны также рядом других

участников XI Международной конференции "Логика, философия,

методология науки"/Обнинск, 1995/.

Нам представляется неправомерным сведение новых

методологических представлений к процессуальному аспекту

/И.В.Черникова/, в том числе, и к аспекту самоорганизации

/Аршинов В.И., Свирский Я.И. и др./, и рассмотрение в качестве

условий становления данных представлений только лишь

глобального эволюционизма. На наш взгляд, то, что "реальность

представляется как система непрерывных процессов" /а также как

"эволюция эволюционных процессов", ибо "все есть процесс и

ничего вне процесса"/ не является основанием для перехода к

неклассическим и постнеклассическим способам видения

реальности. Таким основанием можно считать признание

постоянного наличия в сознании неявленных

структур,организующих реальность как бы из будущего. В

концепции И.Пригожина эти структуры именуются аттракторами,

у Мамардашвили они носят название "техносов" /109, С.72-73/.

Отличие - в том. что аттрактор И.Пригожина существует как бы

помимо воли человека, он несет в себе определенный фатальный

смысл. "Технос" же Мамардашвили, если можно так сказать,

социален, хотя представляет из себя "третью вещь", то есть не есть

нечто идеальное /закон/ и не есть физическое тело. Он существует в

нашем мышлении как некий культурный горизонт. Это наше

"произведение", которое само начинает "производить", то есть

определенным образом организовывать нашу деятельность. Такие

"техносы" производят человеческие свойства памяти, верности,

добра и множество других матриц сознания.

Мамардашвили приводит интересный пример с

натюрмортом Сезанна, изображающим яблоки. Картина,

очевидно, не о яблоках как таковых, а "яблоками о чем-то". Но

если спросить Сезанна или нас. как "переходят" яблоки в нашем

мышлении во что-то другое, то мы не сможем объяснить. Это и есть

тот нерефлексируемый "остаток" в нашем сознании, зазор бытия и

понимания, который может не приниматься /классическое

мышление/ или приниматься /неклассическое мышление/ в расчет. В

последнем случае субъект отказывается от претензии на полный

сознательный самоконтроль, а также контроль над сознанием

других людей /что является важ-ной идеей для управления, науки,

педагогики, политики и других сфер/.

С этим, на наш взгляд, связана интерпретация изначальных

познавательных смыслов. Классический и неклассический

/постнеклассический/ подходы различаются не признанием наличия

или отсутствия их /как считают некоторые авторы, например,

И.В.Черникова/, а тем. принимается ли во внимание их существо-

вание /или оно вообще не осознается/.

Соответственно, человек не осознает или осознает себя

участником конструирования этих мыслительных образований

/"техносов"/. Он не просто "блуждает" по полю возможностей, как

это видит синергетика, а становится также конструктором своих

"блужданий" /и не на этапе "самодостраивания", после выхода на

структуру-аттрактор, а на всем протяжении формирования данной

структуры знания/.

Синергетическое видение метода выступает, на наш взгляд.

"последним словом" классического его понимания. Оно выявляет

многообразие путей рождения структур знания как выведения их

из "потаенного", невидимого, но потенциально существующего, а

затем "самодостраивания" этих структур в ходе движения к инту-

итивно "схваченной" структуре-аттрактору как к цели.

В этой ситуации, с одной стороны, имеют место

разбрасывающие, стохастические процессы, с другой - отбор на

этой хаотической основе, выбор дальнейшего пути. выход на одну

из структур-аттракторов, предзаданных в данной среде. Как

отмечает Е.Н.Князева, самодостраивание дано нам как великий

подарок природы, многократно сокращающий тщетные попытки,

неудачные усилия и пробы. "Как только в ходе блужданий по полю

неоднозначных путей эволюции - даже при неточном.

приблизительном, нерезонансном возбуждении - произошло

событие выпадения на определенную структуру-аттрактор, то все

само достроится, организуется, проявится, напишется и т.д." /82,

с.220/. Открытая, нелинейная среда "пятнает себя организацией. То

тут, то там она выводит на поверхность скрытые в ней формы" /82,

с.бб/.

На наш взгляд, синергетический подход доводит до своей

полноты идею диалектики единого и многого в познании, но видит

эту полноту в контексте явленного /хотя и выведенного из неп-

роявленного, потенциального/. Методологическая идея иницииро-

вания нестабильности /Аршинов В.И., Свирский Я.И./ "достраива-

ет" синергетическое видение метода научного познания как метода

"самоорганизующегося".

Неклассический подход /как и постнеклассический/ выводит

метод за рамки явленного и предлагает его целостное, многомерное

видение. Оно подразумевает учет того, что метод как сознательно

применяемая структура всегда содерж-ит также неявные,

неосознаваемые моменты, связанные с невозможностью

одновременной фиксации реальности и ее отражения в сознании.

Данная особенность реализуется в ориентации на подвижность и

гибкость границ методологических структур, на их

неоднозначность. Не случайно, очевидно, в нашей сегодняшней

реальности постоянно возникает проблема коррекции метода. Она

затрагивает как локальные, так и глобальные методы. Причиной

необходимости такой коррекции становится классическое

понимание неизменности и однозначности метода. Это хорошо

видно на примере функционирования метода в сфере трансляции

культурно-исторического опыта человечества от одного поколения

к другому, то есть, в сфере образования.

Как отмечает В.М.Розин, в настоящее время мы не имеем

дело с единой педагогической практикой, а с разными,

существенно отличающимися видами педагогических практик

/традиционное образование, развивающее, новое гуманитарное

образование, религиозное, эзотерическое и др./. Кроме того.

происходит трансформация, ломка существующих отношений.

Например, в России можно рассматривать по меньшей мере три

тенденции в сфере образования. Во-первых, мировую тенденцию к

смене основной парадигмы образования: кризис классической

модели и системы образования, разработка новых педагогических

фундаментальных идей. Во-вторых, отечественное движение

школы и образования в направлении интеграции в мировую

культуру: демократизация школы, установление взаимосвязи с

основными становящимися субъектами культуры, создание

системы непрерывного образования, гуманизация и

компьютеризация образования. Третья тенденция - восстановление

и развитие традиций русской школы и образования. Над каждой

из данных тенденций и становящихся педагогических практик

разворачиваются свои интеллектуальные аппараты. Они будут

включать в себя с одной стороны, некоторые методические знания,

с другой стороны - квазитеоретические представления /156, с.8/.

Каков в эттих условиях должен быть метод^ Автор выдвигает

идею двунаправленного формирования метода - одновременно

снизу /от разных педагогических практик/ и сверху /от некоорых

общих представлений, призванных интегрировать отдельные виды

педагогического знания на самой разной основе. Это не будет

научный метод в строгом смысле, а "скорее некие "языки

описания", система интегративных отношений, некоторый

:ттеллектуальный инструментарий, который будет использоваться

для разных целей: для интеграции, для перехода от одного вида

практики к другой, для проектирования, для обоснования и т.д."

/156, с.8/.

Можно сказать, что метод выступает в данной концепции

как определенный инструмент рефлексии оснований. Но при этом

его инструментальная сущность как бы размывается, он должен ка-

ким-то образом "схватывать" и свои собственные основания /так.

например. В.М.Розин пишет о необходимости для философа

образования выявления собственных оснований действия/, то есть

осуществлять ту самую функцию самообоснования, о которой

пишет В.С.Библер и о которой мы говорили в главе 2. Метод.

таким образом, помимо самоорганизации, включает функцию

"самопроектирования" в смысле соотнесения с возможными иными

видами практик и переструктурированием в связи со спецификой

параметров данных практик.

Очень интересные примеры такого рода дает развитие сов-

ременной медицины. Можно сказать, что становление метода исс-

ледования и лечения болезни все более начинает рассматриваться

как результат диалога врача и пациента. Представление пациента

о собственном потенциальном здоровье как его конкретный "тех-

нос", цель, неявным образом корректирует метод врача, как бы

вплетается в этот метод. По словам П.Д.Тищенко, современные

биоэти^еские технологии, "наиболее популярной среди которых

является процедура получения "информационного согласия", ... в

конечном счете имеют своей целью обеспечить восстановление

"автономии" пациента, ущемленной авторитарной властью

врачей, через установления пациентом контроля над процессом

врачевания" /179, с. 199/. Роль пациента как "участника" выработки

и осуществления медицинского метода рассматривается также в

работах Брызгалиной Е.В. /27/ и др.

Своеобразное расширение границ метода можно увидеть на

примере экономики через широко распространяющиеся на Западе

формы участия заказчика продукции в корректировке технологи-

ческого процесса.

Подобные процессы расширения границ метода соотносятся

также с современными политическими, экологическими

проекциями науки, в которых становится невозможным

применение "жестких" технологий. Пример - невозмож-ность

одностороннего решения проблем технологии ядерных испытаний,

опытов генной инженерии и др. /см. работы Н.Н.Моисеева и др./.

Как отмечает Е.В.Водопьянова, "современная технология

науки уже во многом лежит за пределами традиционного

инструментализма, предполагая не столько точное открытие,

сколько подвластное интерпретации изобретение научной истины

через истолкование и совмещение различных исследовательских

парадигм" /43, с. 37/.

Такое "самопроектирование", очевидно, не сводится к сфере

явленного, а дополняется тем самым "техносом", о котором писал

Мамардашвили. "Технос" выступает как нечто неявное, структури-

рующее настоящее из будущего, поскольку предполагает переход

от одного вида практики к другой. В то же время носителем этого

неявного становятся совершенно явные, "живые" структуры языки

описания, интегративные отношения и т.д.

Таким образом, метод перестает рассматриваться как нечто

абсолютное, то есть в абсолютной функции инструмента. Он утра-

чивает абсолютную нормативность, существенно влияя на весь об-

лик теории познания. Как отмечает Мамардашвили. "действитель-

ная теория познания возможна, но лишь при условии, что она

описывает и формулирует не нормы, в которых должен

выполняться познавательный акт /что оставляло бы нас в роли

ментальных существ, которые изнутри некоторых сущностей

наблюдают мир/, а является органической в том смысле, что

выявляет и затем описывает образования, имеющие собственную,

естественную жизнь, продуктом которой являются наши мнения и

наблюдение которой позволяло бы нам формулировать законы как

необходимые отношения, вытекающие из природы вещей, а не

правила, имеющие вселенский, или универсальный характер" /108.

C.I/. Намеки на это, как считает автор, существуют в

интуиционистской математике и. логике. Интуиционисты

утверждали, что познание, в том числе математическое, не есть

процесс, состоящий в приложении готовой системы правил; что

нужно двинуться дальше, чтобы в "свободной среде становления"

начало жить какое-то образование. "И то, что получится, не есть

продукт приложения системы правил и норм. Более того,

предположено, что нормы сами могут возникать в таком процессе,

а не предшествовать ему" /108, с.7/. Предметно-деятельностные

механизмы сознания рассматриваются также в других концепциях

/например, в марксистской/.

Тенденция выхода за гносеологические границы метода в

данной интерпретации выглядит как отказ от абсолютизации воз-

можности рациональной реконструкции познавательных актов и

опору на предметно-деятельностные, естественно-исторические

механизмы, которые не есть идеально-конструктивные образова-

ния. контролируемые волей и сознанием /а именно идеально-конс-

труктивные образования, контролируемые волей и сознанием, на-

ходятся в центре исследования современной теории познания/.

Автор считает, что необходимо исследовать фактические отноше-

ния. естественные объекты, живущие своей жизнью, "полевым"

эффектом которых являются мысли в наших головах. "Это - реаль-

ность. а не содержания предметов, которые сидят в нашей голове и

которыми мы манипулируем" /108. с. 8/.

Предметно-деятельностные механизмы сознания

"ускользают" от дисциплинарного разделения наук. Кроме того, их

признание ведет к парадоксальному допущению, что "в мышлении,

которое традиционно считается областью рациональной,

рефлексивно воспроизводимой ясности, то есть контролируемости,

действуют неявные, неконтролируемые зависимости и процессы"

/108, с.8/. Осознание данного факта важтю. на наш взгляд, прежде

всего для избежания естественнонаучного подхода к мышлению.

Как и в какой системе понятий можно выявить подобные за-

висимости? Очевидно, необходимо введение некоторой

феноменологической абстракции, которая позволила бы

рассмотреть не эмпирию понятий, эксплицируемую в содержании

понятий, а сами понятия, являющиеся эмпирией для какой-то

возможной теории. К примеру, эмпирия такого понятия, как

шредингеровская функция. Мы эксплицируем это понятие, как бы

глядя на него из определенного мира, сопоставляя его с его

отражением, то есть с самой функцией Шредингера. Но о мире

этом мы знаем из самой же функции Шредингера. Тем самым

совершается незаконная операция, нарушающая универсальность

физического познания, так как оно не зависит от того, каким

знанием о мире обладает человек, сопоставляющий содержание

познания с миром. А тот, в котором мы сопоставляем его

отражение и анализируем его в теории познания, представляет сам.

в свою очередь, знание, на которое наложены к тому же

разрешающие возможности человеческого существа. Как выйти из

этого круга? Один из возможных ответов, который предлагает

Мамардашвили - в признании того. что мы познаем не природой

данными нам органами, а органами возникшими, ставшими в

пространстве самого познания и в этом смысле расширяющими

возможности человеческого существа и делающими познание

относительно независимым от случайности того, что человек

наделен природой именно данным чувствующим аппаратом и

способностями интеллекта /108, с.9/.

На наш взгляд, концепция Мамардашвили соединяет две

идеи - идею "техноса" как некоторой нерефлексируемой структуры

сознания, формируемой человеком в процессе деятельности и. в

свою очередь, формирующей процесс познания и деятельности

/структуры, "живущей" неявно в явных, рефлексируемых ситуациях

"жизненного мира" человека/, а также идею эволюции

познавательных возможностей человека. Такой синтез

представляется продуктивным на фоне концепций, в которых идея

понимания природы сознания с учетом его неявных структур как

идея отказа от излишней гносеологизации только намечается.

Это видно на примере появляющихся в последнее время кон-

цепций филологии, математики. Так. филолог Л.В.Карасев предло-

жил термин "онтологическая поэтика" в своей работе "Гоголь и

онтологический вопрос", где пишет: "В литературе онтологические

интуиции сказываются и в самой потребности автора в создании

"второй реальности", и в особенностях устройства текста, в

сюжетных ходах, мотивах поступков персонажей и различных дета-

лях" ./Цит. по 214. с.22/.

В данном случае речь идет о методе гуманитарного позна-

ния, где бытие художественного метода обнаруживается в форме

неявной структуры, как бы стоящей "за кадром" реальных

ситуаций.

Что касается метода точных наук, то в математике, к при-

меру, в качестве "техносов" можно, на наш взгляд, рассматривать

так называемые исходные математические идеализации. Отказ от

излишней гносеологизации метода тогда предстает как изменение

отношения к данным математическим идеализациям на основе их

деятельностного истолкования. Как отмечает В.Я.Перминов, поня-

тие числа, множества, геометрической фигуры и т.п. могут быть

поняты как связанные в своем генезисе с практикой и с универ-

сальной онтологией. "Деятельностная ориентация, с одной сторо-

ны, диктует нам систему универсальных онтологических катего-

рий, а с другой стороны, предписывает нам систему предметных

идеализаций, составляющих основу исходных математических оче-

видностей. В этом плане математическим объектам /по крайней

мере. некоторым/ может быть приписана непосредственная онтоло-

гическая значимость. Число в этом плане - не изобретение ума, а

форма, необходимая для определения всякой реальности и од-

нозначно предписанная этой реальностью через механизм деятель-

ности"/136. с.51/.

Как бы продолжая и развивая эту мысль. А.С.Есенин-

Вольпин выдвигает идею. если так можно назвать, ситуационных

значений математических формул. /62, с.29-32/. Усматривая

причину появления противоречивых доказательств теорем о

неполноте в широком распространении определенных

/"реалистических"/ методов за пределами их применимости /когда

уже происходит расщепление понятий и изменение их смысла/,

автор показывает, что формулой в полном смысле этого слова

можно считать только то, что непосредственно вошло в

математические выводы. "Объекты, допускающие хорошо

известный /типа алфавитного/ пересчет, следовало бы называть не

формулами, а. скажем, формулоидами: не они, а их конкретные

вхождения в математические выводы должны подлежать

истолкованию и становиться осмысленными формулами" /62, с.32/.

Здесь мы, по сути. также обнаруживаем применение деятельност-

ного подхода, так как только в практической деятельности, в

конкретных ее ситуациях проявляется методологическая роль фор-

мулы, выступающая неявно, в виде "техноса".

Является очевидным, что математические идеализации не

есть суммирование и обработка данных опыта. Как отмечает Е.Д.

Смирнова в работе, посвященной сравнительному анализу идей

И.Канта и Д.Гильберта, в математических идеализациях "речь идет

не об отображении того, что имеет место, а о возможтюсти конс-

труирования теоретических картин мира" /165, с. 184/. Математи-

ческие идеализации, будучи определенными принципами

систематизации, не извлекаются непосредстеенно из опыта и не

направлены на объекты. Именно этот аспект использования

идеальных элементов, по мнению автора, определяет возможность

конструирования теоретических моделей мира, определяет

принципиально иной подход к трактовке теоретического знания.

Идеализации в форме трансцендентальных идей разума, согласно

кантовской традиции, не являются врожденными идеями, в то же

время они порождаются разумом в его стремлении достигнуть

целостности и системности знания и определяются этой целью.

Данные идеализации, на наш взгляд, становятся как бы

конкретными "техносами" и в этом своем виде вытесняют традици-

онные фундаментальные теоретические построения. В преобразова-

нии роли данных теоретических построений некоторые авторы как

раз и видят суть техницизма как инструментализации. Так, нап-

ример, Т.Б.Романовская отмечает, что в XX веке процесс дисцип-

линаризации естествознания привел к тому. что "сам идеал фун-

даментальной теории потерял свою всеобщность,... . Происходит

как бы процесс инструментализации философских или

метафизических соображений" /157, с. 140/.

На наш взгляд, тупик-, который усматривают авторы в ситуа-

ции "инструментализации" познания, отражает как раз ту ограни-

ченность подхода, преодоление которой предложил

Мамардашвили, соединив /как было показано выше/ идею

"техноса" с идеей эволюции наших познавательных способностей.

Такой синтез позволяет не абсолютизировать конкретный акт

познания /и конкретный способ его получения в виде метода/ с его

исторически обусловленными возможностями и в то же время

понять смысл движения человеческого познания.

Таким образом, рассмотренная тенденция выхода за гносео-

логические границы метода наиболее адек-ватно, на наш взгляд,

может быть понята через синтез, по крайней мере, трех концепций:

синергетической концепции аттракторов как универсальных

неявных структур, которые "выходят на поверхность" сознания при

условии случайного попадания на них субъекта, "блуждающего" по

полю ветвящихся путей познания /Пригожин И., Стенгерс И.//146,

145/, Курдюмов С.П., Князева Е.Н. /83, 82/ и др./; концепции

аттракторов в виде "техносов" /Мамардашвили М.К. /109/ и

эволюционной эпистемологии: Лоренц К. /98, 276/, Пиаже Ж. /137,

138/, Ридль P./295/, Фолльмер Г./321, 322, 191/и др..

Недостаточность одной первой концепции для объяснения

указанной тенденции обусловлена ее своеобразным фатализмом,

так как аттрактор в ней как бы предсуществует. предзадан, и

только пути к нему могут быть творчески поняты субъектом. Вто-

рая концепция дает ключ к пониманию "социальной", человеческой

сущности аттрактора /в виде "техноса" /как произведения человека,

которое начинает "производить само" формы человеческой

практики и познания, а тем самым, и свои собственные, то есть

осуществлять "самопроектирование". При этом в данной

концепции остается непроясненным вопрос о возможности

рефлексии метода - "техноса", воплощающегося неявно в явных

жизненных феноменах. Сам Мамардашвили приходит к выводу о

необходимости обращения к эволюционному объяснению данной

проблемы. И, наконец, эволюционный подход может, с нашей

точки зрения, дополнить понимание возможности выхода за

гносеологические границы метода выводом об исторической

когерентности метода.

Именно когерентность метода как постоянно развивающееся

взаимодействие его различных, как бы накладывающихся Друг на

друга форм /70. с.88-90 и др./ дает возможность понимания его в

единстве явных и неявных элементов. Включение неявных целевых

компонент становится возможным в условиях осознания степени

свободы субъекта в отношении объекта и степени их взаимной

открытости.

Не случайно, на наш взгляд, выход за гносеологические

границы метода как процесс "вхождения" неявных целевых момен-

тов в непосредственную "ткань" метода рассматривается некото-

рыми авторами с использованием категорий свободы и

открытости. Путь к внутренне свободному, критическому

мышлению лежит, очевидно, через осмысление диалектики разума

и свободы. Как отмечает Е.Л. Черткова, распространение

позитивистской трактовки рациональности на различные сферы

бытия способствовало утверждению такого понимания разума,

которое М.Вебер назвал техническим, или инструментальным, имея

ввиду его основное назначение - быть средством господства,

регламентации жизненных процессов. При таком понимании разум

не является союзником свободы. "Гипертрофия инструментальной

стороны разума сопровождается подавлением его познавательной

и критической функций... В отличие от инструментального,

критический разум включает размышление о том, что мы делаем.

что мы хотим делать и что мы можем делать. Так понимаемый

разум уже предполагает свободу как самоопределение человека в

его деятельности не только со стороны средств /инструментальный

разум/, но и со стороны целей. Лишь в своем единстве обе формы

рациональности содействуют человеческой свободе" /204, с.76-77/.

Что касается категории открытости, то она, как известно,

разработана B.C. Швыревым применительно к понятию

рациональности /мы уже писали об этом в предыдущих главах/

/209. с.59-63/. Очевидно, что данная категория, как и категория

свободы, выражает идею постоянно существующего потенциала

самообоснования и "самопроектирования" метода.

Кроме всего сказанного, на наш взгляд, важным подтвержде-

нием неклассического понимания тенденции выхода за гносеологи-

ческие траницы метода являются выводы исследователей

философских проблем биологии, приводящие к мысли о том, что

глубинные основы единства технологической и целевой компонент

сознания человека заложены уже на биологическом уровне. Как

отмечает В.Г. Борзенков. многовековая дискуссия о таком

важнейшем аспекте 'жизни, как телеологичность. закончилась

одним: "полным признанием неустранимости телеологии из

биологии и, следовательно, признанием телеологичности как самой

фундаментальной, коренной черты жизни в ее земной форме. А это

признание открывает дверь в мир смыслов, значений и ценностей

сугубо природных явлений,..." /26. с.34/.

Таким образом, в III главе раскрыты факторы и формы

эволюции представлений о техницизме и его роли в развитии

современой цивилизации, выявлено соответствие предлагаемой

интерпретации техницизма логике развития исследований

гехногенной цивилизации в XX веке.