B. Агеев социальная идентичность личности

Как интегрируются в одном и том же человеке совершенно различные по своей природе паттерны личностного и безличного поведения? Почему в одних случаях человек действует, чувствует и мыслит как уникальная неповторимая личность, а в других — тот же че-ловек как унифицированная, тождественная другим, безличная частица некоторого целого? Как осуществляется выбор поведения, сдвиг от поведения межгруппового к межличностному и наоборот? <...> Один из вариантов решения этой проблемы предложен в уже неоднократно упоминавшейся нами теории социальной идентичности. Для решения этой проблемы наибольший интерес представляют самые поздние ее версии и, в частности, дискуссия о противоречиво-сти, антагонизме межгрупповых и межличностных начал в человеке. Напомним те положения концепции, которые релевантны поставленной проблеме. Авторы определяют межгрупповое поведение как «...любое поведение, демонстрируемое одним или большим числом действующих лиц в отношении одного или большего числа других на основе идентификации действующих лиц (себя и других) как принадлежащих к различным социальным группам, или категориям». Такое определение помогает преодолеть ограниченность бихевиористско-индивидуалистических подходов, сводящих все формы поведения к межличностному. По мнению Тэджфела (1979), межличностные и межгрупповые формы взаимодействия представляют собой два полюса единого биполярного континуума, на котором можно расположить все возможные варианты социального поведения. Один полюс — взаимодействие, определяемое полностью межличностными отношениями и индивидуальными характеристиками участников и на которое не оказывает влияние принадлежность к разным социальным категориям. На другом полюсе — взаимодействие между людьми, полно- * Агеев В. С. Межгрупповое взаимодействие: Социально-психологические проблемы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. С. 201-211. 349

стъю детерминированное их групповым членством и на которое не влияют их индивидуальные отношения и характеристики. В жизни крайние ситуации, приближающиеся к полюсам континуума, достаточно редки; в качестве примеров приближения к полюсам могут служить интимная беседа влюбленных, с одной стороны, и конфликт между полицейскими и пикетом забастовщиков — с другой. Типичным является поведение, находящееся где-то между указанными полюсами, с большим или меньшим приближением к одному из них (и соответственно удалением от другого). В дальнейшем была предложена гипотеза для объяснения вариантов поведения, располагающихся на этом континууме. «Я-концепция» личности может быть представлена как когнитивная система, выпол-няющая роль регуляции поведения в соответствующих условиях. Она включает в себя две большие подсистемы: личностную идентичность и социальную идентичность. Первая относится к самоопределению в терт минах физических, интеллектуальных и нравственных личностных черт. Вторая подсистема — социальная идентичность — складывается из отдельных идентификаций и определяется принадлежностью человека к различным социальным категориям: расе, национальности, классу, полу и т.д. Наряду с личностной идентичностью социальная идентичность оказывается важным регулятором самосознания и социального поведения. <...> Важнейшие положения теории социальной идентичности формулируются в виде следующих постулатов. 1. Социальная идентичность складывается из тех аспектов образа «Я», которые вытекают из восприятия индивидом себя как члена определенных социальных групп (или категорий, как предпочитают обозначать их Тэджфел и Тэрнер). Так, например, в «Я-образ» может входить осознание себя как мужчины, европейца, англичанина, студента, представителя средних слоев общества, члена спортивной команды, молодежной организации и т.д. 2. Индивиды стремятся к сохранению или повышению своей самооценки, т.е. стремятся к положительному образу себя. 3. Социальные группы (или категории) и членство в них связаны с сопутствующей им положительной или отрицательной оценкой, существующей в обществе, следовательно, социальная идентичность может быть положительной или отрицательной. Например, на протяжении столетий принадлежность к мужскому полу ценилась выше, чем к женскому, аристократические слои общества — выше плебейских и т.д. В условиях современной Англии, где деление на классы в школе осуществляется по успехам в учебе и «способностям», восприятие себя учеником слабо успевающего класса создает предпосылки для формирования негативной социальной идентичности. 4. Оценка собственной группы индивидом определяется взаимоотношениями с некоторыми другими группами через социальное сравнение ценностно значимых качеств и характеристик. Сравнение, ре- 350

зультатом которого становится положительное отличие своей группы от чужой, порождает высокий престиж, отрицательное — низкий. Из этих постулатов выводится ряд взаимосвязанных следствий. 1. Индивиды стремятся к достижению или сохранению позитивной социальной идентичности. 2. Позитивная социальная идентичность в большой степени основана на благоприятных сравнениях ингруппы и несколькими релевантными аутгруппами: ингруппа должна восприниматься как позитивно отличная от релевантных аутгрупп. Так, школьнику, воспринимающему себя членом своего класса (ингруппы), для формирования позитивной социальной идентичности необходимо осознавать, что его класс по каким-то параметрам (успеваемости, спортивным достижениям, дружеским отношениям и т.д.) лучше других классов (аутгрупп). При этом сравнение он будет делать не по вертикали (свой пятый класс с первым или десятым), а по горизонтали (свой пятый с другими пятыми), так как именно эти возрастные группы релевантны его ингруппе. 3. Так как позитивная оценка своей группы возможна лишь как результат ее сравнения с другими группами, а для такого сравнения нужны отличительные черты, то члены группы стремятся дифференцировать, отделить свою группу от любых других групп. Особенно важна такая дифференциация для тех групп, которые не определены формально (как это бывает в случае школьного класса), но тем не менее реально существуют. Так, стремление некоторых групп молодежи отличаться от поколения «консервативных» взрослых зачастую приводит к нетрадиционным формам одежды, прически, образованию молодежного сленга и т.п. 4. Существуют по меньшей мере три класса переменных, которые оказывают влияние на межгрупповую дифференциацию в конкретных социальных ситуациях: 1) индивиды должны осознавать принадлежность к группе как один из аспектов своей личности, субъективно идентифицировать себя с релевантной им группой. И если половая идентичность осознается, как правило, автоматически, уже в раннем детстве, то принадлежность, например, к социальному классу может не входить в «Я-образ» на протяжении всей жизни. В таком случае дифференциации и сравнения по классовому признаку (а также других форм поведения, связанных с классовой идентификацией) не происходит; 2) социальная ситуация должна быть такой, чтобы имели место межгрупповые сравнения, которые дают возможность выбора и оценивания релевантных качеств. Не все межгрупповые различия имеют одинаковую значимость. Например, для больших групп в одной социальной ситуации наиболее значимым признаком является цвет кожи, в другой — язык, в третьей — исповедуемая вера, в четвертой — классовая принадлежность и т.д.;

3) ингруппы не сравнивают себя с каждой мысленно доступной аутгруппой; аутгруппа должна восприниматься как релевантная для сравнения. Сходство групп, их близость и ситуационные особенности — вот некоторые из переменных, которые определяют сопоставимость с аутгруппой. Например, для жителей Латинской Америки маловероятно сравнение своей группы с народами Азии. Однако ситуация резко меняется, когда иммигранты из этих частей света сталкиваются друг с другом в Англии. Одинаковые судьбы, чисто территориальная близость и постоянная конкуренция — все это увеличивает вероятность сопоставления, сравнения друг с другом в поиске положительных отличий и, как следствие, стремление к ингрупповой обособленности. 5. Цель дифференциации — сохранить или достигнуть превосходства над ауггруппой по некоторым параметрам. Следовательно, любой акт дифференциации будет в значительной мере актом соперничества, которое требует сравнения и дифференциации по значимым признакам. В этих условиях можно предсказать возникновение межгруппового соперничества, которое может и не зависеть от «объективных» конкурентных взаимоотношений между группами. Так, в школах среди детских групп можно наблюдать непреходящее выяснение вопроса: чей класс лучше? Одни считают себя самыми дружными, другие — самыми сильными, третьи — самыми активными и т.д., хотя такое «соперничество» не дает никакой реальной выгоды и не имеет под собой никакой реальной основы, т.е. его цель — поиск позитивных отличий. 6. Когда социальная идентичность не удовлетворяет членов группы, они стремятся либо покинуть группу, к которой в данный момент принадлежат, и присоединиться к более высоко оцениваемой ими группе, либо сделать так, чтобы их настоящая группа стала позитивно отличной от других. О том, какими средствами достигается эта цель, будет рассказано ниже. Таковы основные характеристики социальной идентичности, которая вместе с личностной идентичностью (осознаваемыми индивидуальными особенностями) образует единую когнитивную систему — «Я-концепцию». В целях приспособления к различным ситуациям «Я-концепция» регулирует поведение человека, делая более выраженным осознание либо социальной, либо личностной идентичности. Большая выраженность в самосознании социальной идентичности влечет за собой переход от межличностного поведения к межгрупповому. Основной чертой последнего является то, что оно контролируется восприятием себя и других с позиций принадлежности к социальным категориям. Как только на первый план в «Я-концепции» выходит социальная идентификация, личность начинает воспринимать себя и других членов своей группы как имеющих общие, типичные характеристики, которые и определяют группу как целое. Это ведет к акцентуации воспринимаемого сходства внутри группы и воспринимаемого различия между теми, кто относится к разным группам. <...>

Для доказательства основных положений концепции социальной идентичности Г. Тэджфелом, Дж. Тэрнером, их сотрудниками и последователями было проведено большое количество экспериментальных исследований. Так, например, одно из положений сводится к следующему: ситуация, которая делает более выраженной социальную идентичность, то есть чувство принадлежности к определенной группе, должна сдвигать поведение участников к межгрупповому полюсу континуума, к той точке, где практически исчезает разница между собой и другими членами ингруппы. Доказательством правильности такого предположения служат, например, эксперименты Тэрнера (1978), в которых испытуемые, разделенные по условиям эксперимента на две группы, сами могли распределять денежное вознаграждение по окончании эксперимента между собой и другими испытуемыми. Оказалось, что когда условия взаимодействия, предшествовавшего распределению денег, сглаживали, затушевывали принадлежность участников к различным группам, то испытуемые старались извлечь из рас-пределения вознаграждения максимальную выгоду для себя вне зависимости от того, кто выступал в качестве партнера по распределению награды — представитель ингруппы или аутгруппы, то есть наблюдался высокий уровень самопредпочтения. Если же групповое членство во взаимодействии было явно выраженным, акцентированным, само-предпочтение снижалось, когда потом надо было разделить вознаграждение между собой и членом ингруппы, и повышалось, когда партнером по дележу оказывался член другой группы. В условиях максимальной выраженности группового членства награда между собой и членами ингруппы делилась практически поровну. Столкновение между межличностными и межгрупповыми установками может оканчиваться победой как тех, так и других. Например, в исследовании Брауна и Тэрнера (1979) от испытуемых требовалось оценить результат выполнения задания членами аутгруппы. Когда испытуемые не общались с другой группой, наблюдалось стремление обесценить, «забраковать» продукт члена аутгруппы. Однако введение в экспериментальную ситуацию непосредственного межгруппового контакта резко снижало уровень межгрупповой дискриминации. С другой стороны, межличностные отношения не являются единственной детерминантой поведения человека, и в определенных условиях межгрупповые установки берут верх даже над такими значимыми характеристиками межличностных отношений, как сходство или совпадение взглядов на действительность, а также личная привлекательность. Аллен и Уилдер (1975) манипулировали параметрами «сходство» и «различия» между взглядами испытуемого и членов ингруппы и аутгуппы (и в ту и в другую входили люди как с совпадающими, так и с отличающимися взглядами). Групповое членство оказалось в их эксперименте более важной детерминантой поведения, чем совпадение взглядов, и испытуемые отдавали предпочтение даже тем членам ин-

23*

группы, с которыми сами были не согласны. Подобные результаты были получены в эксперименте Хогга и Тэрнера (1985), где группы формировались с учетом личных симпатий и антипатий. Развивая концепцию социальной идентичности, Дж. Стефенсон (1984) высказал точку зрения о сосуществовании одновременно в ситуации межличностных и межгрупповых отношений и необходимости изучения поведения с обеих позиций, так как развитие теории межгруппового поведения может быть чревато опасностью чрезмерно снизить роль межличностных параметров, как несколько раньше индивидуалистическая ориентация игнорировала роль групповых факторов. Он пришел к выводу о возможной независимости межгрупповых и межличностных отношений и попытался изменить биполярный континуум Тэджфела—Тэрнера на континуум с четырьмя полюсами: межгрупповые установки могут варьировать от низкой выраженности до высокой и в любой своей точке соотноситься с низкой или высокой выраженностью межличностных установок. Выраженное межгрупповое поведение может в одной и той же ситуации соседствовать с выраженными межличностными отношениями. Например, как было продемонстрировано в исследовании Морли, Стефенсона (1977), в переговорах между предпринимателями и руководителями профсоюзов крайне выражено межгрупповое поведение, но в зависимости от ситуации оно может сопровождаться высоким уровнем межличностных отношений (при непосредственном контакте) или низким (при обсуждении вопросов по телефону). Однако это предположение находится в противоречии с наиболее поздней версией концепции Дж. Тэрнера (1985), существенным моментом которой является признание обратной связи между личностными и социальными уровнями самокатегоризации: актуализация групповой идентичности должна неизбежно «тормозить» установки и поведение, порождаемые личностной идентичностью, и, наоборот, актуализация личностной идентичности подавляет «работу» и «эффекты» идентичности социальной. Эта версия является развитием идеи межгруппового- межличностного континуума и включает в себя как основополагающую идею самокатегоризации, то есть когнитивного группирования себя с некоторым классом идентичных объектов (похожих, эквивалентных, взаимозаменяемых) в противовес некоторому другому классу объектов. Категории «Я-концепции» базируются, подобно любой категоризации, на восприятии внутригруппового сходства и межгруппового различия. Они организованны в иерархически классифицированную систему и существуют на разных уровнях абстрагирования: чем больший объем значений охватывает категория, тем выше уровень абстрагирования, и каждая категория включена в какую-то другую (высшую) категорию, если она не является самой высшей. Для социальной «Я-концепции» важны, по край-ней мере, три уровня самокатегоризации: 354

1) высший уровень — категоризация себя как человеческого су-щества, обладающего общими чертами со всеми представителями че-ловеческого вида, в отличие от других форм жизни и не-жизни; 2) промежуточный уровень — ингрупповая-аутгрупповая катего-ризация, основанная на сходстве или различии между людьми, опре-деляемыми как члены именно этих социальных групп, а не каких-то других; 3) низший уровень — личностная самокатегоризация, основанная на отличии себя как уникального индивида от других членов ингруппы. Эти три уровня определяют человеческую, социальную и личностную идентичность и основаны соответственно на межвидовом, межгрупповом и межличностном сравнении себя с другими. Так как природа объекта выводится из его принадлежности к некоторому классу на данном уровне категоризации, то существует перцептивное «неприятие» сходства между классами, которое имеется на более высоком уровне, и различий внутри класса, которые имеются на более низком уровне. Иначе говоря, с позиции 1личностной категоризации (низший уровень) человек отказывается воспринимать 2сходство между группами (более высокий уровень категоризации) и соответственно сходство между собой и членами как «своей», так и «чужой» группы. Здесь господствует восприятие себя как уникальной личности. Однако с позиции 3социальной групповой идентичности (высокий уровень категоризации) не воспринимаются различия, имеющиеся на более низком — личностном — уровне, поэтому члены другой группы представляются сходными, неиндивидуализированными, а восприятие себя максимально сближается с восприятием членов своей группы. Таким образом, между выраженностью одного уровня самокатегоризации и другими уровнями существует функциональный антагонизм. В этом и состоит противоречие концепции Тэрнера предположению Стефенсона, который допускает рядоположенностъ межгруппового и межличностного уровней отношений. По мнению Тэрнера (1985), между выраженностью личностного и социального уровней самокатегоризации существует обратная связь. Социальное самовосприятие имеет тенденцию варьировать в континууме от восприятия себя как уникальной личности (максимум разницы между собой и членами ингруппы) до восприятия себя как ингрупповой категории (максимум идентичности с членами своей группы и отличия от аутгрупповых членов). В средней точке континуума, где самовосприятие и локализуется в большинстве случаев, индивид воспринимает себя как умеренно отличающегося от членов ингруппы, которая в свою очередь умеренно отличается от всех других групп. Любые факторы, которые усиливают выраженность ингрупповой-аутгрупповой самокатегоризации, ведут к увеличению воспринимаемой идентичности между собой и членами ингруппы и, таким образом, деперсонализируют индивидуальное самовосприятие (поэтому Дж. Тэрнер и называет свой вариант теории «концепцией де- 355

персонализации»). Деперсонализация относится к процессу «самостереотипизации», посредством которого люди больше воспринимают себя как взаимозаменяемые экземпляры социальной категории, чем как уникальные личности. Это, однако, не потеря индивидуальной идентичности и не растворение себя в группе в отличие от деиндивидуализации, а скорее изменение от личностной к социальной идентичности, функционирование самовосприятия на более высоком уровне абстракции. <...> Развивающаяся в постоянной борьбе с бихевиористско- индивидуалистическими теориями традиция изучения межгрупповых отношений в когнитивной психологии настойчиво протестует против оценивания группового поведения как более примитивного, иррационального, против приписывания какой-то ущербности личности, выступающей в качестве члена группы, по сравнению с личностью самоактуализирующейся, имеющей возможность якобы ни от кого и ни от чего не зависеть. Пафос концепции Тэджфела—Тэрнера и состоит в признании не-обходимости и важности межгрупповых отношений наравне с меж-личностными, а возможно, и на более высоком уровне приспособле-ния людей к социальной деятельности. По мнению Тэрнера, как член группы индивид ничуть не хуже (выражаясь обыденным языком), а в некоторых ситуациях и лучше, чем как яркая, самобытная и ни на кого не похожая личность. В споре между Дж. Стефенсоном и Дж. Тэрнером мы полностью согласны с позицией последнего, полагая, что личностные и группо-вые начала действительно находятся в обратных и даже реципрокных отношениях друг к другу. Более того, мы полагаем также, что в от-ношениях реципрокности находятся не только личностные и группо-вые идентичности человека, но и различные виды групповой же иден-тичности между собой. <...>

Шихирев ГЛАВА 16

СОЦИАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТИВИЗМ

Несколько дальше в этом направлении продвинулась другая концеп-

ция - <социального конструкционизма>, развиваемая на протяже-

нии последних 25 лет американским социальным психологом К. Гер-

геном [Gergen, 1973, 1982, 1989, 1994] и его достаточно многочислен-

ными последователями.

В своей книге <К преобразованию в социальном знании> (1982),

обобщив дискуссии о кризисе господствующей позитивистской пара-

дигмы в социальной психологии и предлагаемые альтернативы, он

сформулировал следующие пять положений, которые на его взгляд,

могли бы составить общую метатеоретическую основу для будущей

парадигмы.

1. Знание о социальной жизни следует рассматривать не как <от-

ражение> внешней реальности, а как <преобразование>, трансформа-

цию опыта в реальность языковую, <лингвистическую онтологию>.

361

2. Поведение человека следует рассматривать не как следствие

неких неизменных законов, программ, а как результат ряда принима-

емых им произвольных, свободных, автономных решений.

3. Знание о социальном поведении (нормах, правилах и т.п.) и зна-

ние об этом знании следует рассматривать не как процесс накопления,

а как процесс бесконечного исторического пересмотра, реинтерпрета-

ции в зависимости от меняющегося социокультурного контекста.

4. Теория, в том числе в социальной психологии, есть не просто

систематизация знаний, а средство преобразования действительности.

5. Знание не может быть ценностно свободным. Проблемы этики

(moral debate) должны играть все большую роль в исследовании чело-

веческого поведения [Gergen, 1982, р. 201-205].

Опираясь на эти положения, Герген формулирует то, что он называет

<социорационалистической метатеорией>. В отличие от традиционной

теории, она исходит из того, что не внутренние процессы, происходя-

щие внутри индивидуального сознания производят то, что называется

знанием, а социальный процесс коммуникации. <Рациональность по-

рождается именно внутри процесса социального обмена> [Op.Cit., р.

207] Герген в заключение призывает социальных психологов <отказать-

ся от ошибочной практики исследования как проверки гипотез в экс-

перименте и задуматься о том как поставить методы на службу выра-

жения мысли (intellectual expression), а выражение мысли - на службу

своего видения добра [Gergen, 1994]. Все эти положения образуют вме-

сте то, что Герген называет <социальной эпистемологией>, претендую-

щей уже на статус <второй революции в психологии> (первой была

когнитивная).

Суть этой революции, по выражению Гергена заключается в преоб-

разования знаменитого тезиса Р. Декарта: <Cogito ergo sum> (<Я мыс-

лю, следовательно, я существую>) в <Communicamus ergo sum> (<Мы

общаемся, следовательно, я существую>). Отсюда вытекают важней-

шие следствия не только для социальной психологии, но и для других

социальных наук. Во-первых, основным полем исследования становит-

ся язык, дискурс (способ изложения, доказательства и т.п.). Во-вторых,

основным объектом исследования становятся <сообщества собеседни-

ков, участников разговора>. В-третьих, отпадает потребность в поиске

так называемых универсальных закономерностей, принципов и т.п.

[Gergen, 1994, p.VIII-IX]. Таким образом, происходит кардинальная пе-

реориентация социальной психологии с психологии и даже социологии

на лингвистику и реализуется тезис, сформулированный в начале века

швейцарским лингвистом Ф. де Соссюром: <Наука, изучающая жизнь

знаков в обществе возможна (conceivable); она могла бы быть частью

социальной психологии и следовательно, общей психологии; я буду

называть ее семиологией (от греческого <семейон> - знак). Семиоло-

гия будет показывать, что составляет знаки, и каким законам они под-

чиняются [Parker, 1989, р. 49]. Семиотика, (наука о знаках) как изве-

стно, стала во второй половине XX века одной из наиболее значимых

и бурно развивающихся наук, превратилась в сферу междисциплинар-

ных исследований, в которой встречаются психология, языкознание,

философия, культурология, история и т.п.

Экскурс в историю семиотики показывает, что де Соссюр опи-

рался на идеи В. Гумбольдта, основоположника философии языка.

У Гумбольдта язык - это не только продукт общения людей, но и

деятельность, проявление энергии духа, не только средство обще-

ния, но также средство выражения и обретения истины. Известна

классическая формула Гумбольдта о мышлении:> <Не я думаю, а во

мне думает (es denkt)>. Для Гумбольдта язык - проявление <духа

народа>, культуры как целостного органического единства, средо-

точием которого являются этические принципы. Эта позиция в це-

лом была характерна для гуманистического мировоззрения того

времени.

Как мы видим, один из постулатов <социального конструктивиз-

ма> призывает к сведению проблем этики в сферу социально-психо-

логических исследований и Герген в работе 1994 г. посвящает им це-

лую главу (!). Он стремится, с одной стороны, отмежеваться от <роман-

тизма> XVIII-XIX веков с их усмотрением этических основ в религии,

или их природной укорененности в человеческой природе (врожден-

ности), с другой - предупредить упреки в излишнем <модернизме>,

моральном и историческом релятивизме. Какую же позицию по воп-

росу об этическом аспекте социального взаимодействия занимает со-

циальный конструкционизм?

Он не ищет универсальных принципов, не признает морализатор-

ства (т.е. осуждения поступков с моральной точки зрения), исходит

из того, что принципы добра не могут диктовать конкретные дей-

ствия безотносительно к месту и времени действия. Это, по мнению

Гергена, не означает отказа от <морального дискурса>. Но что же ос-

тается? Он отвечает: <Обращаясь к практическим сторонам мораль-

ности как социальному достижению, мы встаем перед новыми воп-

росами: например, какие лингвистические формы могут быть ис-

пользованы для достижения удовлетворительных целей в условиях

стресса или конфликта? Какими лингвистическими ресурсами обла-

дают люди в подобных условиях? Можно ли увеличить эти ресур-

сы?> [Gergen, 1994, р. III].

Конструктивизм, по словам Гергена, <сам по себе не является по-

пыткой установить или ввести этический кодекс будь то на психоло-

гическом или философском уровне. Скорее он <заключает в скобки

проблему моральных принципов> поощряя вместо этого исследова-

ние практики в отношениях между людьми, позволяющей им дос-

тичь жизни, которую они считают <моральной>. Вопрос не в том

<что есть благо?>, а в том, если учесть разнородность жизни людей,

<что в их отношениях может способствовать продвижению к взаимо-

приемлемым условиям?> [Gergen, 1994, р.112]. Поэтому если как

гражданин сторонник такой точки зрения и может испытывать от-

вращение к нацизму, то как конструкционист он должен исследовать

тот исторический аспект нацизма, который обусловил убежденность

одной социальной группы в своем превосходстве над другой [там же].

При этом предметом является дискурсивная практика: обмен мнени-

ями, наличие разных точек зрения, способы доказательства и т.п.

Исследуется, таким образом, лингвистическая форма, в которую об-

лекаются социальные отношения.

Такой же подход характерен для конструкционистов и к исследо-

ванию самой, что ни на есть психологической реальности - эмоци-

ям. Здесь также надо отдать должное конструкционизму: эмоции

сами объявляются социальными отношениями [Gergen, 1994, р. 210-