Социальная психология. Конспект

Понятие социальной установки было введено в 1918 г. Томасом и Знанецким. Они определяли ее как психологический процесс, рассматриваемый в отношениях к социальному миру и взятый прежде всего в связи с социальными ценностями. «Ценность, — говорили они, — есть объективная сторона установки. Следовательно, установка есть индивидуальная (субъективная) сторона социальной ценности». Томас и Зна-нецкий неоднократно подчеркивали значение для понимания социальной установки того факта; что «она по своему существу остается чьим-то состоянием». В этом определении социальная установка представлена как психологическое переживание индивидом значения или ценности социального объекта.

В 1935 г. Г. Оллпорт, проделав огромную работу по обобщению имевшихся к тому времени определений, предложил свой вариант, и до нынешнего времени «исполняющий обязанности» общепринятого: «Установка есть состояние психонервной готовности, сложившееся на основе опыта и оказывающее направляющее и (или) динамическое влияние на реакции индивида относительно всех объектов или ситуаций, с которыми он связан». В этом определении основные признаки установки — ее предваряющее и регулятивное действие.

Наиболее четко компоненты структуры определил несколько позже (1960 г.) Д. Кац: «Установка есть предрасположенность индивида к оценке какого-либо объекта, его символа или аспекта мира индивида как положительного или отрицательного. Мнение является вербальным выражением установки, но установки могут выражаться и в невербальном поведении. Установки включают как аффективный (чувство симпатии или антипатии), так и когнитивный (знания) элементы, которые отражают объект установки, его характеристики, его связи с другими объектами».

Социальные ожидания

субъективные ориентации (совокупность социальных установок, элементов знаний, стереотипов поведения, оценок, убеждений, намерений и т. д.), разделяемые членами социальной группы (или общества в целом) относительно предстоящего хода событий, обеспечивающие познават., эмоциональную и поведенч. готовность индивидов к этим событиям. Понятие О. с. используется для описания взаимосвязи между функционированием социальных систем и деятельностью индивидов, включённых в эти системы.

        Формирование O.с. основано на коллективном опыте: они распространяются и подкрепляются посредством коммуникации и взаимодействия, причём в определ. случаях могут получить распространение и неадекватные реальности О. с. Являясь продуктом отражения социальной реальности, О. с. в то же время выступают как предпосылка её изменения, т. к. они образуют некоторую систему соотнесения, стандарт сравнения: определ. обществ. настроения зависят не непосредственно от экономич. положения, действий лидера и т. д., но опосредствуются соответствующими О. с.

В устойчивых малых группах О. с. отражают объективную необходимость согласованных действий: от каждого участника ожидается определ. комплекс мыслей, чувств и поступков, соответствующий его месту в системе общей деятельности. Если его поведение не соответствует О. с., это вызывает соответств. реакции участников — санкции социальные. Т. о., каждый участник совместной деятельности вынужден ориентироваться не только и не столько на действия др. участников, сколько на их ожидания определ. действий с его стороны.

        Наиболее распространённые, устойчивые О. с. складываются в социальные нормы. Возникнув на основе О. с., нормы оказывают на них обратное влияние: индивид не пассивно ожидает, но требует от партнёра определ. действий. (Чтобы подчеркнуть, что О. с. отличаются от пассивного ожидания, иногда их обозначают термином «экспектации»: англ. expectation — нормативное ожидание в отличие от expectancy — вероятностное ожидание.)

        О. с. различаются по степени обобщённости, определённости и согласованности между собой. Но если обобщённость достигнута ценой отказа от определённости, мотивационнное воздействие О. с. ослабевает и возрастает вероятность отклоняющегося поведения. Неопределённость и противоречивость О. с. снижают эффективность совместного действия, являются предпосылкой межличностных и внутриличностных конфликтов. Правовая система санкционирует определ. О. с., но никогда не охватывает их полностью. Большое влияние на формирование и закрепление О. с. оказывает политич. пропаганда и др. формы массового воздействия. Условием эффективности средств массовой информации является изучение О. с., часто принимающее форму опросов обществ. мнения.

СОЦИАЛЬНЫЕ ОЖИДАНИЯ - компоненты системы регуляции социального поведения, взаимодействия в группах, обществе, обычно неформализованные; система ожиданий, требований относительно норм исполнения индивидом социальных ролей. Членам группы (общества), занимающим ту или иную социальную позицию, выполняющим ту или иную роль, другие взаимодействующие с ними представители группы предъявляют принятые в данной группе требования, касающиеся форм социального поведения, отношений, установок и т.п. Эти требования, предписания приобретают форму ожидания определенного поведения. Так, от матери окружающие ждут, что она будет заботиться о своем ребенке, от работника - что он будет добросовестно выполнять свои трудовые обязанности и т.п. С.О. представляют собой разновидность социальных санкций, упорядочивающих систему отношений и взаимодействий в группе.

В отличие от официальных предписаний, должностных инструкций и других регуляторов поведения в группе С.О. носят неформальный и не всегда осознаваемый характер. Вместе с тем С.О. не являются произвольными, они отражают степень обязательности, необходимости для группы (общества) предписываемой формы поведения, отношений, без которых группа (напр., семья) не может успешно функционировать. Две основные стороны С.О. - право ожидать от окружающих поведения, соответствующего их ролевой позиции, и обязанность вести себя соответственно ожиданиям других людей. С.О. формируются на основе процессов антиципации - предвосхищения, предвидения, упреждения событий, реакций, отношений, результатов действий - и обеспечивают прогнозируемость поведения, а также санкций и ответных реакций на него. Основные функции С.О. состоят в упорядочении взаимодействий, повышении надежности системы социальных связей, согласованности действий и отношений между членами группы, общества, в повышении эффективности процессов адаптации и оценивания.

- компоненты системы регуляции социального поведения, взаимодействия в группах,  обществе, обычно неформализованные; система  ожиданий, требований относительно норм исполнения индивидом социальных ролей. Членам группы (общества), занимающим ту или иную социальную позицию, выполняющим ту или иную роль,  другие взаимодействующие с ними представители группы предъявляют принятые в данной группе требования, касающиеся форм социального поведения, отношений, установок и т.п. Эти требования, предписания приобретают форму ожидания определенного поведения. Так, от матери окружающие ждут, что она будет заботиться о своем ребенке, от работника - что он будет добросовестно выполнять свои трудовые обязанности  и т.п. С.О. представляют собой разновидность социальных санкций, упорядочивающих систему отношений и взаимодействий в группе. В отличие от официальных предписаний, должностных инструкций и других регуляторов поведения в группе С.О. носят неформальный и не всегда осознаваемый характер. Вместе с тем С.О. не являются произвольными, они отражают степень обязательности, необходимости для группы (общества) предписываемой формы поведения, отношений, без которых группа (напр., семья)  не может успешно функционировать.

«Под понятием социального ожидания подразумевается ожидание выполнения тех норм и способов поведения, которые устанавливаются в группе и действуют со стороны участников актов социального взаимодействия» — такое определение дает этому понятию М. Л. Гомелаури, которая одной из первых в нашей стране начала исследовать данный феномен.

Результаты эксперимента показали, что противопоставление потребностей и социальных ожиданий группы уже в подростковом возрасте образует конфликтную ситуацию — происходит задержка удовлетворения потребности, и барьером в данном случае выступают ооциальные ожидания группы. В исследованиях М. Л. Гомелаури, Я. Л. Коломинского, Т. Е. Копчиковой, В. Б. Ольшанского и других показано, что социальные ожидания малых групп являются факторами принятия социальных ролей, базой существования групп, их коммуникаций и активного взаимодействия индивидов. Экспериментально выявлено, что в процессе активного взаимодействия личности с обществом (через группы) социальные ожидания проявляются как мотивационные детерминанты поведения. Вот почему, чтобы понять личность, ее поведение, нужно прежде всего изучить те группы, к которым она принадлежит, степень ее участия в деятельности этих групп, а также систему эталонов и ценностей, характерных для них. Зная ценностные ориентации и установки групп, мы уже можем в какой-то степени судить о возможных реакциях или поведении личности в определенных ситуациях, когда ей придется столкнуться с групповымч нормами и требованиями. Личности трудно позволить себе поведение, которое шло бы вразрез С ожиданиями групп. Как правило, при повседневном взаимодействии индивид сообразует свои поступки и высказывания с ценностями и ожиданиями коллектива, которому он принадлежит. Такое поведение коллектив одобряет и поощряет. Когда же поведение индивида противоречит социальным ожиданиям, это может навлечь соответствующие санкции.

ожидаемые от человека, занимающего в обществе определенное положение, суждения, действия и поступки, соответствующие его социальной роли.

(экспектации, от англ. expectation – ожидание) – система требований, ожиданий социальной группы относительно норм исполнения индивидом социальных ролей, выражающихся в характере его действий, поведения, мыслей, чувств. О.с. выступают как неформальные нормы, упорядочивающие действия людей по неписанным правилам, согласно традициям и т.д.

Сдвиг мотива на цель — механизм формирования новых мотивов, автор А.Н. Леонтьев. Те действия, которые раньше служили для достижения целей, подчиненных какому–то определенному мотиву, приобретают самостоятельное значение и отщепляются от первоначальной мотивации. При этом вспомогательные цели, на которые данные действия были направлены, приобретают статус самостоятельного полноценного мотива.    Синоним — функциональная автономия Г. Олпорта.

ЛИЧНОСТЬ: ФОРМИРОВАНИЕ — объективный и закономерный процесс, в ходе коего человек выступает не только как объект воздействия, но и как субъект деятельности и общения. Личность, как и все специфически человеческое в психике, формируется и раскрывается в ходе активного взаимодействия со средой внешней и предметной, путем усвоения или присвоения индивидом общественно выработанного опыта. В этом опыте непосредственно к личности относятся системы представлений о нормах и ценностях жизни — об общей направленности человека, отношениях к другим, к себе, к обществу и пр. В разные времена и разных культурах эти системы различны, но смысл их от того не меняется и может выражаться посредством понятий «объективного предбытия» или «социальных планов (программ)» личности. Общество организует специальную активность, направленную на реализацию этих планов. Но каждый индивид тоже активен, и активность общества встречается с его активностью; процессы, кои при этом разыгрываются, и составляют самые главные, порой драматичные события в ходе формирования и жизни личности. Формирование личности — это процесс освоения специальной сферы общественного опыта, но совершенно особый, отличный от освоения знаний, умений и пр. Ведь в результате этого освоения происходит формирование новых мотивов и потребностей, их преобразование и соподчинение. Достичь этого простым усвоением невозможно — это были бы мотивы знаемые, но не реально действующие. Новые потребности и мотивы, их соподчинение возникают не при усвоении, а при переживании или проживании: этот процесс происходит только в реальной жизни, всегда — эмоционально насыщенный, часто — субъективно творческий. Самые главные и крупные этапы формирования личности таковы. Согласно А. Н. Леонтьеву, в русле теории деятельности, личность «рождается» дважды. Первое ее «рождение» — в возрасте дошкольном, когда устанавливается иерархия мотивов, первое соотнесение непосредственных побуждений с социальными критериями — возникает возможность действовать вопреки непосредственному побуждению, соответственно мотивам социальным. Оно знаменуется установлением первых иерархических отношений мотивов, первыми подчинениями непосредственных побуждений нормам социальным. Итак, здесь зарождается то, что отражено в первом критерии личности. Второе ее «рождение» — в возрасте подростковом и связано с осознанием мотивов своего поведения и возможностью самовоспитания. Выражается в появлении стремления и способности осознать свои мотивы и проводить активную работу по их подчинению и переподчинению. Эта способность к самосознанию, саморуководству и самовоспитанию отражена во втором критерии личности. Ее обязательность зафиксирована и в юридическом понятии уголовной ответственности. Крайне важный для теории личности и для практики воспитания вопрос о механизмах формирования личности разработан далеко не достаточно. К стихийным механизмам формирования личности можно отнести достаточно общий механизм сдвига мотива на цель, а также более специальные механизм идентификации и механизм принятия и освоения ролей социальных (-> механизм сдвига мотива; механизм освоения роли). Это — механизмы стихийные, ибо субъект, подвергаясь их действию, не осознает их в полной мере, и уж во всяком случае сознательно ими не управляет. Они господствуют до возраста подросткового, но и после продолжают участвовать в развитии личности вместе с сознательными формами самопостроения. Названные механизмы в той мере, в коей касаются развития личности, действуют в русле общего, генерального процесса опредмечения потребности в общении. Этой потребности придается в психологии все большее значение. По фундаментальности она приравнивается к потребностям органическим. Она оказывается главной движущей силой формирования и развития личности. Механизм сдвига мотива действует на всех этапах развития личности, только с возрастом меняются и усложняются те главные мотивы общения, кои направляют этот сдвиг на осваиваемые действия, — ведь по мере роста все шире становится круг социальных контактов и связей. Механизм идентификации начинает действовать с малых лет: дети подражают родителям во всем — в манерах, речи, одежде, занятиях. Все это воспроизводится чисто внешне, но одновременно усваивается и внутренние черты родителей. Очень ярко это проявляется в играх ролевых, особенно при игре в семью. Характерная особенность идентификации — в том, что она проходит, особенно на первых порах, независимо от сознания ребенка, и не контролируется полностью родителями. Это накладывает на воспитателей особую ответственность — за качество собственной личности. На более поздних возрастных стадиях чрезвычайно расширяется круг лиц, из коих выбирается образец-объект идентификации. Среди таковых могут быть не только реальные люди, знакомые или незнакомые, но и литературные герои. Но обычно наступает время, когда «образец» теряет притягательность и субъективную значимость, и это естественно: личность восприняла от образца нечто важное и нужное, но у нее – свой путь. Дезактуализация образца знаменует завершение определенного этапа в развитии личности, ее подъем на новую ступень: оказывается, что сложились новые отношения, появились новые мотивы, и это заставляет ставить новые цели и искать новые идеалы. Механизм принятия и освоения ролей социальных тоже действует с раннего, дошкольного возраста: старший дошкольник мечтает стать школьником, и пр. Этот механизм во многом сходен с механизмом идентификации, но значительно более обобщен; часто отсутствует персонализация осваиваемого эталона-роли социальной или позиции социальной.

Многие моменты процесса вхождения в роль, ее освоения и выполнения — «горячие точки» в жизни. Нередко о ролях мечтают — в таких мечтаниях существенную роль занимают представления о том, как индивид будет выглядеть в новой, желаемой роли. Эти переживания отражают стремление предстать перед другими в новом виде, согласно новой роли. На более продвинутой фазе индивид нередко срастается с ролью, она становится частью его личности, и потеря привычной роли переживается как утрата части личности. Близки к этому и ситуации временного «обезроливания» — при тяжелых болезнях, стихийных бедствиях и пр. Освоение ролей социальных имеет самое непосредственное отношение к формированию личности, ибо в ходе его: 1) появляются новые мотивы; 2) происходит соподчинение мотивов; 3) видоизменяются системы взглядов, ценностей, этических норм и отношений. Все названные механизмы формирования личности могут принимать и осознанные формы, но осознание не необходимо для их действия, а часто и невозможно. Как правило, все эти механизмы действуют совместно, переплетаясь и взаимно усиливаясь, и лишь умственное абстрагирование позволяет рассматривать их в отдельности.

ИДЕНТИФИКАЦИЯ — это понятие было введено З. Фрейдом, но широко распространилось за рамками психоанализа, в частности — в психологии социальной. Идентификация рассматривается как важнейший механизм социализации, проявляющийся в принятии индивидом роли социальной при вхождении в группу, в осознании им групповой принадлежности, формировании установок социальных и пр. Современное понимание идентификации охватывает несколько пересекающихся областей психической реальности. 1. Преимущественное понимание — как процесс и результат самоотождествления с другим человеком, группой, образом или символом (=> интроекция) на основании установившейся эмоциональной связи, а также включение их в свой внутренний мир и принятие как собственных норм, ценностей и образцов. Уподобление, отождествление с кем-либо, чем-либо. Открытое подражание как следование образцу особенно ярко выступает в дошкольном детстве. 2. Опознание чего-либо или кого-либо. В этом значении термин используется в психологии общей и в психологии инженерной и юридической, где понимается как процесс сопоставления, сличения одного объекта с другим на основании некоего признака или свойства, в результате чего устанавливается их сходство или различие. Благодаря идентификации происходит распознание образов, образование обобщений и их классификация, анализ знаковых систем и пр. Когда объект идентификации — человек, она выступает как процесс опознания того качества, на основании коего можно: 1) отнести личность к некоему классу или типу — например, идентификация преступника; 2) признать личность целостной и идентичной самой себе (?) 3. Представление, видение субъектом другого человека как продолжения себя самого (-> проекция); наделение его своими чертами, чувствами, желаниями, — например, родители, ожидающие от ребенка осуществления собственных честолюбивых замыслов. 4. Понимание и интерпретация другого человека путем отождествления себя с ним. Здесь идентификация есть эмоционально-когнитивный процесс неосознаваемого отождествления субъектом себя с другим — субъектом, группой, образцом; механизм постановки себя на место другого, что проявляется в виде погружения, перенесения индивидом себя в поле, пространство, обстоятельства другого индивида и приводит к усвоению его смыслов личностных. Это позволяет моделировать смысловое поле партнера по общению, обеспечивает взаимопонимание и вызывает содействующее поведение. Как механизм взаимопонимания — это способ понимания другого через осознанное или бессознательное уподобление его характеристикам самого субъекта. В психоанализе идентификация понимается как бессознательное отождествление, уподобление себя другой личности, вследствие чего появляется подражание в поведении и пр. Это понятие было введено З. Фрейдом, сначала — для интерпретации явлений патологической депрессии, позднее для анализа сновидений и неких процессов, посредством коих маленький ребенок усваивает образцы поведения других значимых, формирует «сверх-Я», принимает женскую или мужскую роль и пр. Идентификация — противоположность нарциссизму и играет огромную роль в поведении и психической жизни. Ее психологический смысл — в расширении круга переживаний, в обогащении внутреннего опыта. Она известна как самое раннее появление эмоциональной привязанности к другому человеку. Идентификация — это форма защиты психологической, характерная тем, что при ее действии происходит бессознательное уподобление индивида тому объекту, который ему угрожает: защита от объекта, вызывающего страх, путем уподобления ему. Благодаря ей также достигается символическое обладание желаемым, но недосягаемым объектом (комплекс Эдипа). При расширительном толковании — неосознаваемое следование образцам и идеалам, позволяющее преодолеть собственную слабость и чувство неполноценности. Идентификация может происходить с любым объектом — человеком, животным, предметом, идеей и пр. Механизм идентификации обеспечивает взаимную связь индивидов в социальной группе, создает аффективную общность как особое вживание, в чувствование, обретая в неких случаях свойство «психической инфекции», столь характерной для толпы. Фрейд выделил несколько типов идентификации. В младенчестве возникает идентификация первичная — примитивная форма эмоциональной привязанности ребенка к матери. Впоследствии .эта «тотальная захваченность объектом» уступает место идентификации вторичной, играющей роль механизма защитного (-> защищенность психологическая), благодаря коему ребенок справляется с беспокойством, вызванным угрожающим авторитетом, путем включения неких аспектов его поведения в собственные действия. Эта форма идентификации — предистория комплекса Эдипа, когда маленький мальчик во всем хочет занять место отца и, боясь его наказания, копирует некие особенности его поведения. Эта парциальная идентификация амбивалентна и может проявляться в отношении как любимого лица, так и лиц ненавистных или вызывающих зависть. Особое значение этот тип идентификации обретает при усвоении ребенком запретов родителей, при формировании у него устойчивости к искушениям, при развитии совести. Идентификация помогает ребенку справиться с комплексом Эдипа. Это происходит к пяти-шести годам: ребенок как бы решает проблему, идентифицируясь с родителем своего пола. Т.е., не будучи в состоянии изменить ситуацию, вызвавшую зарождение комплекса Эдипа, и реализовать нелюбовь к отцу, мальчик старается принять его позицию и стать похожим на него. Применительно взрослого субъекта идентификация связывается с симптомом невротическим, при коем у субъекта — из-за желания оказаться в положении объекта — возникают болезненные явления, характерные для последнего. Для неортодоксального психоанализа (А. Фрейд, Д. Рапопорт) понятие идентификации стало центральным механизмом формирования способности Я-субъекта к саморазвитию. При этом между субъектом и отражаемым объектом происходит установление определенной эмоциональной связи, содержанием коей является переживание своей тождественности с объектом.

МЕХАНИЗМ ОСВОЕНИЯ РОЛИ (механизм принятия и освоения социальных ролей) — во многом сходен с механизмом идентификации, но отличается значительно большей обобщенностью, часто — отсутствием персонализации осваиваемого эталона. Описывается с помощью понятий позиции социальной и роли социальной. Эти понятия полезны тем, что позволяют структурно расчленить среду социальную и, не прибегая к реально действующему субъекту, описать некую заданную нормативную систему действий, кои он должен выполнить; отношений, в кои он должен вступить; и стиль поведения, который он должен освоить. После этого первого шага анализа можно перейти к рассмотрению того, как эта нормативная система усваивается человеком, интериоризуется в нем, какие психологические явления здесь возникают. Многие моменты процесса вхождения в роль, ее освоения и выполнения — «горячие точки» в жизни личности. Нередко о позициях или ролях мечтают — в таких мечтаниях существенную роль занимают представления о том, как индивид будет выглядеть при этом. Подобные переживания отражают весьма важный психологический момент — стремление предстать перед другими в новом виде, согласно новой роли. На более продвинутой фазе человек нередко срастается с ролью, она становится частью его личности. Потеря привычной роли переживается как утрата части своей личности. Близки к этому ситуации временного «обезроливания» — например, при тяжелых болезнях, стихийных бедствиях.

Статья Мертона под названием «Самоисполняющееся пророчество» («The Self-Fulfilling Prophecy») вышла в журнале «Antioch Review» ещё летом 1948 года. Однако, термин в его сегодняшнем прочтении стал известен благодаря работе 1968 года «Социальная теория и социальная структура», ставшей для Мертона классической. Вот определение самоисполняющегося пророчества, которое он приводит в своей книге^[1]:

Самоисполняющееся пророчество — ложное определение ситуации, вызывающее новое поведение, которое превращает первоначальное ложное представление в реальность.

Иными словами: предсказание, которое выглядит истинным, но на самом деле таковым не является, может в значительной мере влиять на поведение людей (к примеру, посредством страха или вследствие чувства логического противоречия) таким образом, что их последующие действия сами приводят к исполнению предсказания.

Эффект Розенталя или эффект Пигмалиона — психологический феномен, заключающийся в том, что ожидания личностью реализации пророчества во многом определяют характер её действий и интерпретацию реакций окружающих, что и провоцирует самоосуществление пророчества. Это один из факторов, угрожающих внутренней валидности. Может проявиться на любой стадии исследования и в любой науке: и при проведении процедуры эксперимента, и при обработке результатов, и при интерпретации результатов исследования, и т. д.

Американский психолог Р. Розенталь (Robert Rosenthal) назвал данное явление «эффектом Пигмалиона», проводя параллель с этим персонажем древнегреческой мифологии.

Самореализующееся пророчество (или "самосбывающеся пророчество") — психологический феномен, заключающийся в том, что ожидания личностью реализации пророчества во многом определяют характер ее действий и интерпретацию реакций окружающих, что и провоцирует самоосуществление пророчества.

Например, самореализующееся пророчество может привести к возникновению симпатии. Ребекка Кертис и Ким Миллер ^[1] проиллюстрировали этот процесс и провели следующий эксперимент. Группу студентов колледжа, никто из которых не был знаком между собой, разбили на пары. Один человек в каждой паре, выбранный случайно, получал специальную информацию. Некоторым студентам в паре сообщали, что они нравятся своему партнеру, а некоторым — что не нравятся.

Затем парам студентов давали возможность встретиться и поговорить друг с другом. Как и прогнозировали исследователи, те студенты, которые считали, что нравятся партнеру, вели себя приятнее по отношению к партнеру; они были откровеннее, высказывали меньше несогласия по обсуждаемым темам и в целом их манера общения была сердечнее и приятнее, чем у студентов, которые считали, что не нравятся своему партнеру. Более того, те, кто считал, что они нравятся партнеру, действительно нравились ему гораздо сильнее, чем те, кто считал, что партнер испытывает к ним антипатию

Фактически люди могут непреднамеренно способствовать реализации своих схем посредством своего отношения к людям. Это называют самореализующимся пророчеством, которое имеет место тогда, когда люди имеют определенные ожидания в отношении другого человека, которые влияют на то, как они ведут себя с этим человеком, что, в свою очередь, заставляет последнего действовать в соответствии с первоначальными ожиданиями людей — тем самым способствуя реализации этих ожиданий. Рисунок 3.5 иллюстрирует этот порочный, нескончаемый цикл самореализующегося пророчества.

Самореализующееся пророчество (self-fulfilling prophecy) — случай, когда люди а) имеют ожидания в отношении другого человека, которые б) влияют на то, как они ведут себя с этим человеком, что в) заставляет последнего действовать в соответствии с) первоначальными ожиданиями людей.

Идея Мертона о влиянии сознания на бытие снова привлекла к себе внимание после того, как в 1968 г. амер. психологи Роберт Розенталь и Ленора Якобсон провели эксперимент, в котором учителя старших классов школы получили от психологов, проводивших тестирование уч-ся, прогноз, из которого следовало, что 20% уч-ся в течение учебного года сделают большие успехи в учебе и хорошо сдадут экзамены. Прогноз оправдался, хотя в действительности он был «липовый»: учеников назвали совершенно наугад. Розенталь и Якобсон дали столь поразительному факту новое имя «эффект Пигмалиона» (по смысловой ассоциации, напр., с пьесой Б. Шоу «Пигмалион», где профессор «превращает» бедную цветочницу в прекрасную леди). Син. эффект Розенталя. (Б. М.)

Роберт Росентал и Lenore Jacobson (1968 [1]) сообщают и обсуждают эффект Pygmalion в классной комнате подробно. [2] В их изучении, они показали, что, если преподаватели велись, чтобы ожидать увеличенное выполнение(работу) от некоторых детей, то дети действительно показывали то повышение.

Цель эксперимента состояла в том, чтобы поддержать гипотезу, что действительность может быть под влиянием ожиданий других. Это влияние может быть выгодно также как вредно, в зависимости от которого ярлыка индивидуум назначен. Эффект предвкушения наблюдателя, который вовлекает подсознательно смещенные ожидания экспериментатора, проверен в реальных ситуациях жизни. Rosenthal устанавливаемый, который сместил, предвкушения могут по существу затрагивать действительность и создавать пророчества само-выполнения в результате.

Всем студентам в отдельной начальной школе Калифорнии ("Мексиканец" 17 %) давали замаскированное испытание ПОКАЗАТЕЛЯ ИНТЕЛЛЕКТА в начале изучения. Это множество не было раскрыто преподавателям. Преподавателям сказывали, что некоторые из их студентов (приблизительно 20 % школы, выбранной наугад) могли ожидаться, чтобы быть "spurters" в том году, добиваясь большего успеха чем ожидаемый по сравнению с их одноклассниками. Названия (имена) spurters' были сделаны известными преподавателям. В конце изучения все студенты были снова проверены с тем же самым IQ-испытанием, используемым в начале изучения. Все шесть сортов в и экспериментальный и контроля группы показали среднюю увеличение в ПОКАЗАТЕЛЕ ИНТЕЛЛЕКТА от pretest до самого почтового. Однако, Сначала и Вторые Классники показали статистически существенную прибыль (достижения), одобряющую экспериментальную группу " spurters. " Это вело к заключению что ожидания преподавателя, особенно для самых молодых детей, может влиять на студенческое достижение. [3]

співвіднесемо функціональні рівні самоконструювання «Я» з можливими етапами актуалізації етнокультурного міфотворчого потенціалу особистості. Для цього пояснимо наші позиції стосовно самоконструювання «Я» на таких рівнях як ідентифікація, культурний соціогенез, індивідуальний авторський міф, особистий міф, особисте та колективне несвідоме. Почнемо з рівня ідентифікації. Звісно, основною площиною оприявнення самоконструювання «Я» виявляється саме ідентифікація особистості: особистісна та соціальна, яка, в свою чергу, представлена як гендерна, професійна, етнічна, з поколінням, культурно-релігійна, сімейно-родова, соціально-класова, регіональна. Як відомо, в постмодерністському тлумаченні як особистісна так і соціальна ідентичність подаються як вкрай розмиті. На наш погляд, їх можна і потрібно конструювати в процесі міфотворчості. Перспективи конструювання ідентичності – у поєднанні соціалізації та культурного соціогенезу особистості, внаслідок чого ідентифікація набуває багатовимірності й глибини, дозволяючи постмодерністській особистості  стати суб’єктом культуротворчості та автором індивідуального міфу. Як відомо, особистісна ідентичність – це відчування й переживання свого глибинного єства, самості, тобто, це суб’єктивна констатація своєї окремішності від решти світу. Соціальна ідентичність, в свою чергу, базується на основі переживання належності до спільноти, відчування істотної психологічної близькості або подібності її членів, їх прихильності до однакових цінностей та ідеалів. Як ми вважаємо, зараз виникає новий тип зв’язку між соціальною ідентичністю й особистісною ідентичністю, який полягає в тому, що ідентифікація зрілої особистості, яка виступає автором власного життєвого світу, є творчим процесом, в результаті якого власне «Я» розширюється до меж спільноти. Іноді це виглядає як деперсоналізація, але йдеться про поглиблення, а не втрату ідентичності, тому що особистість виступає медіатором соціальних «викликів» постмодернізму, з одного боку, й інтенцій власного несвідомого, - з іншого. І це знаменує собою перехід до нового, адекватнішого для сучасної ситуації рівня їх взаємодії. [4, 249-250]. Науковою реакцією на такий стан речей є розробка категорії «колективний суб’єкт». У зв’язку з цим слід поточнити взаємовідношення колективного та індивідуального суб’єкта, яке розглядається в інтерсуб’єктивному середовищі. В нашому розумінні, йдеться про потенційне наповнення індивідуального змістами інтерсуб’єктивного простору, і це надає можливість синтезувати почуття «Ми», що і є підставою колективної суб’єктності. Не останню роль в цьому відіграє зв'язок з колективним несвідомим, архетипне підґрунтя якого активізує єдність цінностей, ідеалів та образів майбутнього. Отже, ідентичність з позиції теорії етнокультурної міфотворчості може розглядатися як результат самоконструювання «Я», складовими якого виступають рольові очікування традиційної культури, глибинні процеси становлення самості, виклики постмодерністського соціуму з акцентами на незавершеності, багатовекторності ідентифікації. Такий погляд на самоконструювання «Я» дозволяє розширити уявлення про авторство власного життєвого шляху, вбачаючи у особистості автора-міфотворця, здатного синтезувати у просторі «Я» різноманітні тенденції сучасного динамічного непередбачуваного світу.

наступним етапом самоконструювання «Я» є особисті (персональні) міфи. Вони зазвичай трактуються як ззовні задані стосовно суб'єкта сюжети або канва його життя, певні "онтологічні змісти“ життєздійснення. Особистісна міфологія транслює архетипні змісти з колективного несвідомого в ціннісно-смисловий простір особистості згідно з актуальним етапом її індивідуації. Назагал, особистий міф – це смислове утворення, проте ці смисли невідрефлексовані, неструктуровані, оформлені поза процесами розуміння (“плинні” смисли). Відомо, що персональні міфи оприявнюються в індивідуальних метафорах, які потенційно можуть стати наративами. Наративізація цих метафор ініціює процес смислоутворення, який пожвавлює зв'язок з особистим несвідомим. Отже, наступний рівень самоконструювання «Я» - особисте несвідоме – індивідуально призначені саме цій особистості архетипні паттерни, що є заломленням архетипів духовного самовдосконалення людини взагалі. Воно виступає медіатором між колективним несвідомим та особистим міфом (задає послідовність архетипних образів, які виникають в свідомості при пожвавленні творчої активності). Кінець кінцем, особисте несвідоме розчиняється у колективному, хоча можна сказати, що воно бере в ньому витоки. Наступним рівнем самоконструювання «Я» є рівень колективного несвідомого – глибинний рівень життєздійснення “Я”, представлений архетипами (програмами розгортання можливостей духовного вдосконалення людства).

Дворник М.С.

Інститут соціальної та політичної психології напн України, м. Київ

Конструювання особистістю власного майбутнього як соціально-психологічна категорія

 

Бажання людини мати знання про власне майбутнє та впливати на нього є невід’ємною частиною життя. Прогноз майбутнього є найважливішою функцією психіки поряд з інтенційністю, що забезпечує самореалізацію, зростання особистості. Незважаючи на велику кількість методів соціального прогнозування, вони не є верифікованими стосовно персонального досвіду, тому увага науковців наразі все частіше зосереджується на пошукові нових шляхів індивідуального планування та передбачення. Розуміння есенціалістської спрямованості відображення деякої об’єктивної картини світу, що нібито дається людині «природно» та існує в тій або іншій формі споконвічно, наразі втрачає свою актуальність. Позиції репрезентаціонізму замінюються концепціями конструктивізму, в якому людина сама бере участь у вибудовуванні різних конвенційних соціальних реальностей, які керують поведінкою та формують ідентичність. Саме тому в умовах сучасності доцільним є розгляд категорії конструювання в поясненні процесів творення особистісного майбутнього.

У науковому просторі соціальному прогнозуванню приділяється достатньо багато уваги, зокрема завдяки розвитку такого напряму, як футурологія. Футорологи намагаються передбачити майбутнє економіки, політики, культури шляхом застосування екстраполяції, мозкового штурму, стратегічного планування, морфологічного аналізу тощо [7]. Однак дослідження особистісного майбутнього, будучи аспектом соціально-психологічним, зосереджується на пошукові глибинних засад життя людини та її оточення.

Дискурс майбутнього у сфері соціогуманітарного знання найчастіше розглядається в контексті психологічного часу, побудови індивідуальних часових перспектив (К. Абульханова, Т. Березіна, Дж. Бойд, Є. Головаха, А. Еддінгтон, П. Жане, Ф. Зімбардо, О. Кронік, Дж. Нюттен, Дж. Фрезер, П. Фресс, Б. Цуканов). Поряд із дослідженнями життєвих перспектив (П. Бергер, Е. Гідденс, Т. Лукман, Т. Парсонс, Ю. Резнік, М. Руткевич, П. Штомпка, А. Шюц) та горизонтів (Е. Гуссерль, Л. Дуб, Т. Коттл, О. Полунін, Ю. Хабермас) як способів усвідомленого, структурованого освоєння особистістю свого майбутнього в людинознавстві акцент ставиться на проблематиці досягнення певної психологічної зрілості, цілісності, усвідомлення особистістю відповідальності за побудову власного життя крізь призму таких понять, як життєві цілі, плани, програми, домагання, завдання (К. Абульханова-Славська, О. Асмолов, Ф. Василюк, У. Джеймс, О. Лактіонов, Р. Мей, Л. Сохань, Т. Титаренко, Н. Чепелєва). Водночас, когнітивні форми також можуть супроводжуватися емоційними, мало структурованими та ірраціональними видами самопрогнозування: очікуваннями, мріями, надіями, фантазіями, бажаннями, передчуттями, а також конативними компонентами: прагненнями, потягами, імпульсами, намірами [17, c. 70-71]. Однак у таких означеннях персональних перспектив приділяється мало уваги процесу вибудовування, створення особистісного майбутнього.

Мета статті: обґрунтувати конструювання особистістю власного майбутнього в якості соціально-психологічної категорії.

Все, чим живе людина і що нею зроблено, перетворено на досвід, має справжню цінність лише у зв’язку з майбутнім, із перспективою індивідуального розвитку та прогресу суспільного світу. Феномени прогнозування й антиципації у психологічній науці загалом мають традиції розгляду в якості «моделей потрібного майбутнього» (М. Бернштейн) «випереджувального відображення» (П. Анохін), «здатності діяти з випередженням» (Б. Ломов, Є. Сурков). З урахуванням цих тенденцій, схильність до прогнозування трактується як можливість діяти та приймати ті або інші рішення з певним часово-просторовим випередженням відносно очікуваних, майбутніх подій [23, с. 275-276].

М. Лепський пропонує розглядати особистісні антиципаційні процеси, виходячи з наступних позицій: біогенетична обумовленість (відповідно до емпіричних каналів перцепції, існують такі модальності, як «передбачення», «пророкування», «упередження», «напередсмакування», «чуття»); емоційно-чуттєва спостережливість, передчуття; образне передвгадування; соціокультурна поведінка у цілісності образного сприйняття ситуації та часу; мовномисленнєве цілепокладання; прогнозування як особлива форма діяльності у творчості та самореалізації [8, c. 5-20].

Здатність до самопрогнозування є невід’ємною особистісною характеристикою. Вважається, що задля вдалого прогнозування людина користується мисленням як опосередкованим й узагальненим процесом створення дійсності в її істотних зв’язках та відносинах; специфічними якостями розумової діяльності: перспективністю, урахуванням імовірнісної природи майбутнього, доказовістю прогнозу; рефлексивністю як усвідомленням мети, плану під час встановлення причинно-наслідкової залежності й узагальненості вербального виразу прогнозу [22]. Можливість же підтримки антиципаційних спроможностей людини та задоволення її потреби у прогнозуванні невідомого Т. Титаренко називає антиципаційним потенціалом, який сприяє постійному конституюванню майбутнього, що відбувається на базі усвідомлення життєвого досвіду [17, c. 84-85].

Вивчення майбутнього в соціально-психологічному дискурсі тісно пов’язано з осмисленням поняття життєвої перспективи. Для інтегративного опису змісту і структури майбутнього можна використати і такі конструкти, як «життєвий план», «життєва стратегія», «життєва програма» (М. Гінзбург, Є. Головаха, І. Кон, М. Пряжников, Н. Паніна, Л. Сохань та ін.) [10, c. 96] Життєва перспектива є образом бажаного, усвідомлюваного як можливого майбутнього життя за умов досягнення певних цілей; також її визначають як цілісну картину майбутнього у складному суперечливому взаємозв’язку програмованих й очікуваних подій, з якими людина пов’язує соціальну цінність та індивідуальний сенс життя [4, с. 23]. Життєва перспектива є такою картиною майбутнього, яка відтворює загальну спрямованість, враховуючи потенції розвитку, може бути не лише позитивною і не передбачає вольових зусиль; вона визначається способами професійного, сімейного й вікового самовизначення в житті, що залежить від соціальної, соціально-психологічної, особистісної зрілості та активності особистості [12, c. 206].

Звертаючись до соціологічного трактування глобалізації, проектування майбутнього набуває нового сенсу, реалізуючись на мегарівні, тобто прагне створення такого образу майбутнього, який був би актуальним для всього світу, для всеохопної буденності. У зв’язку із цим дедалі частіше використовуються поняття «конструктивні процеси», «людина, яка конструює» (Г. Саймон, Г. Башляр, І. Бронський), «конструювання соціальної реальності» (А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман), «радикальний конструктивізм» (Е. фон Глазерсфельд, П. Вацлавик), «соціальний конструкціонізм» (К. Джерджен, Р. Харре, Дж. Шоттер) [10, c. 101].

У психологічній науці поняття «конструювання» набуває поширення завдяки конструктивістській парадигмі, яка описує характерні для сучасності динамічні системи, що знаходяться в стані стійкої нерівноваги, безперервного вибору себе [6], та у свою чергу бере початок від концепції когнітивного розвитку Ж. Піаже, культурно-історичної теорії Л. Виготського та культурної психології Дж. Брунера. Поняття ж конструкту, від якого походить «конструктивізм», трактується як спосіб тлумачення світу, своєрідний класифікаційно-оцінковий шаблон, який людина створює для передбачення подій і через який сприймає світ [18, с. 37].

Затверджуватися конструктивізм почав у зв’язку із комунікативно-діалогічним поворотом у гуманітарному знанні, який на методологічному рівні постає як поворот дискурсивний (наративний) [21]. Він дозволив, як зазначає Н. Чепелєва, розширити предмет дослідження особистості у гуманітарних та соціальних науках [20, с. 292], оскільки оповідальний текст (наратив) «організує, структурує та артикулює життєвий досвід людини» [13, c. 91].

Соціальний конструкціонізм, який отримав свій розвиток саме в умовах наративного повороту, спрямований на рефлексію культурного контексту, породження концепцій, конструктів та наукового знання в цілому. В якості однієї з ключових особливостей цього напрямку можна виділити розуміння конституїтивного (для людських «я» і культури) фактору взаємозв'язку мови, комунікації та соціальних практик [2].

На думку М. Можейко, вступаючи в процесуальну реальність поставання, особистість виробляє якісно нові способи взаємодії з оточенням, нові форми структурування власного життєвого шляху, що змінює її підходи до самоконструювання [9]. Важливо підкреслити значущість концепту повсякденності, яка є сферою публічності, не вичерпується наявністю елементів знань, уявлень, велике місце в її структурі мають звичні для даної культури цінності, що виробляються індивідуально і колективно. Буденне знання хоча і є завжди індивідуальним досвідом, водночас зливається з досвідом колективним, непомітно розчиняючись у ньому [16, c. 77]. Спільноти зі своїми цінностями, настановами, звичаями, законами та всім іншим, що створює наші соціальні реальності, конструюють лінзи, крізь які їх члени інтерпретують світ [19, c. 36-37].

Соціально-конструктивістська парадигма постає як опозиція до традиційних соціальних наук, підкреслюючи, що психіка, поведінка, уявлення людей залежать від конкретних культурних контекстів, тому психіка трактується як різноманітні дискурсивні практики взаємодії людей. За версією К. Джерджена, дискурс і мова інтерпретуються як центральний організативний принцип конструювання [14, с. 189].

В соціально-конструкціоністському світогляді не існує абсолютних істин, а реальності конструюються суспільством через мову, організовуються та підтримуються через наратив. [19, с. 45]. Переживання та поведінка людини в конкретній ситуації змінюються в залежності від її психічної переробки, інтерпретації. Когнітивні репрезентації (сприймання, уявлення, схеми, переконання, очікування, прототипи, сценарії і плани ), за Х. Томе та У. Лер, – не індиферентні відтворення об’єктів і ситуацій, а результат особливої активності особистості, яка тлумачить, привносить свої передбачення, настрій, значущі переживання, досвід [1, c. 7]. Як зазначають Дж. Фрідман та Дж. Комбс, емпіричні істини повсякденного життя конституюються шляхом складання історій, якими живе людина [19, c. 63]. Особистість конструює свій життєвий світ та свою власну історію через оповідання, наративи, до яких включені й історії інших людей [16, c. 79]. Наратив є засобом не лише рефлексування чи переструктурування, але й створення, породження буденного досвіду людини в діалозі з оточенням [16, с. 56].

Наративна психологія (Т. Сарбін, Дж. Брунер, Д. Мак-Адамс, Г. Херманс та ін.) є областю досліджень, об'єднаних в своїй основі базовою метафорою «контекстуалізм» (С. Пеппер). Ідентичність і «Я» у наративному підході є продуктом співконструювання у товаристві (community). Дискурси соціальної практики, виражені у мові, відтворюються у конкретних історіях людської ідентичності: життєвих історіях (life-stories) або я-наративах (self-narratives). В емпіричній дослідницькій діяльності це робить актуальним звернення до біографічного і квазібіографічного матеріалу, до різного роду мовної продукції або будь-яких проявів людини, які можна розглядати як певний текст [2]. Здатність людини до самоконституювання шляхом спонтанного життєпису визначається актуальною потребою особистості не лише у самопрезентації, але й у самоосмисленні, рефлексуванні з приводу свого життя як такого, і можливістю цю потребу реалізувати у конкретних життєвих обставинах [16, c. 83].

Людина у конструктивістській свідомості постає як повноправний автор власного життя і постійно перебуває в діалозі зі світом: вся система, до якої включена особистість, є значущою для її самоконструювання. Отже, людина «здатна не тільки описувати своє життя, але і, створюючи системи понять, моделей, категорій, які опосередковують сприйняття та усвідомлення світу, інших людей, самого себе, за принципом кільцевої каузальності, конструює і саму цю соціальну дійсність та власний духовний світ» [11, c. 113–121]. Змінювані, відкриті, наративні завданнєві практики конструювання майбутнього, у свою чергу, в міру їхнього переосмислення, що запускається відразу після виникнення перших задумів, починають змінювати їхніх виконавців. Готовність людини постійно переосмислювати власні життєві завдання, коригувати, переформульовувати їх, осюжетнюючи власний досвід, сприяє динаміці її життєконструювання [24].

Незавершені, відкриті історії про завтрашнє життя, що постійно змінюються відповідно до того, як переживаються та інтерпретуються сьогоднішні події, насправді багато в чому детермінують майбутнє, оскільки непомітно будують життєвий контекст, у якому здійснюються відповідальні вибори, визрівають напівусвідомлені домагання, формулюються великі і малі життєві рішення. Футурологічні автонаративи, таким чином, стають матеріалом конструювання особистісного майбутнього. Їхня особливість полягає у спрямованості до трансформації власної минулої та теперішньої історії, переоцінки або реконструкції життєвого досвіду та сюжету. Входячи до процесу творення наративу, фантазії, мрії, бажання, надії, очікування, сподівання та конкретизовані життєві плани, програми, завдання постають як складові конструювання особистістю власного майбутнього [3, с. 90-105].

В моделі оптимізації особистісного самоконструювання при побудові майбутнього Т. Титаренко розглядає зв'язок таких компонентів, як способи взаємодії особистості зі світом, вираженість властивостей особистості, структурно-змістова наповненість життєвих завдань та специфіка побудови життєвого шляху. Так, відносини особистості зі світом в моделюванні майбутнього обумовлюються чинниками соціокультурної контекстуальності, діалогічної комунікації, множинної ідентифікації, аксіологічної своєрідності та соціальної семантики. Ефективність самотворення особистості залежить від таких її властивостей, як здатність до світопородження, адаптивність до соціокультурних контекстів, інтерес до новизни, креативність, ризоморфна структура, трансформаційна цілісність, толерантність до своєрідності, хист до наративізації. Життєві завдання, існуючі як футурологічний наратив, у свою чергу, є індивідуальними практиками моделювання майбутнього, та мають бути адекватними, змістовними, результативними, відкритими, енергетичними, креативними. Залежність особистісного самоконституювання від специфіки побудови життєвого шляху проявляється у таких аспектах, як його нелінійність, нонфінальність, контекстуальність, відносність незворотності, ситуативність цілісності, умовність вікової детермінації, рухливість часових зв’язків, сюжетна обумовленість, міжвікові кордони як зони смислопородження та реалізація креативного потенціалу комунікативної системи [17; 15, c. 130-132].

Наративний, конструктивістський підхід до розуміння майбутнього звільняє його від примусової зовнішньої каузальності, що дає змогу особистості зануритися у варіації інтерпретацій і набути свободи самовиявів. Перетворюючись на оповідь, майбутнє відтворює в собі творчий потенціал того поля спілкування, до якого особистість належить і з яким перебуває у діалогічній взаємодії, а отже стає соціально значущим та конструктивним [15, c. 133].

Конструювання особистісного майбутнього можна вважати повноправною соціально-психологічною категорією, адже сучасність сприяє діяльності пошуку, постійній перевірці цінностей, безперервному поставанню ідентичності, багатоваріантності шляхів самореалізації, відповідальності за власне життя та одночасній свободі вибору. Конструюючи своє майбутнє за допомогою суто біографічних практик (не нав’язаних, не групових, не класових, не соціальних рішень), людина конституює себе, організовує своє сьогодення, отримує відчуття хоча б часткової впорядкованості, «приборканості» життя, що забезпечує довіру до світу.

Висновки і перспективи подальших розвідок у даному напрямку. В умовах плинної, трансформаційної сучасності все частіше наукова думка наголошує на здатності людини до світопородження, створення власних смислових реальностей, поступово відмовляючись від парадигми репрезентаціонізму. Як методологічний підхід, конструктивізм підкреслює ідею невідображувальної природи пізнання, мовну та культурно-історичну опосередкованість свідомості, розуміння світу через індивідуальні конструкти, які формуються в онтогенезі, ідею багатоваріантності способів концептуалізації та плюралізму істини. У зв’язку з цим поняття самопрогнозування, планування, життєвих перспектив як персонологічні моделі майбутнього переінтерпретовуються під впливом соціального конструкціонізму, який, спираючись на наратологію, герменевтику, філософію діалогу, теорію мовленнєвих актів, літературознавство, визнає первісну роль дискурсу та відносин між людьми в конструюванні ними світу та власного «Я», необхідність відмови від уявлення про всезагальні абсолютні істини. Все, що можна сконструювати, уявляється як текст, мова, історії, отже побудувати майбутнє можливо за допомогою наративу. Під час створення футурологічного наративу мають місце як емоційні та малоструктуровані, так і когнітивні та раціональні форми самопрогнозування. Оптимізувати самоконструювання майбутнього можливо при розумінні способів взаємодії особистості зі світом, вираженості властивостей особистості, структурно-змістової наповненості життєвих завдань та специфіки побудови життєвого шляху. Введення у соціально-психологічний тезаурус категорії конструювання особистісного майбутнього, на нашу думку, розширить межі розуміння світопороджувальної та світоперетворювальної природи людини, не позбавляючи її контексту соціокультурної обумовленості, смислової ситуативності та часово-просторової залежності. В подальшому футурологічне наративне дослідження має вказати на особливості конфігурування певних соціально-психологічних практик у способах конструювання особистістю власного майбутнього.

ЭФФЕКТЫ ОЖИДАНИЯ ПРЕПОДАВАТЕЛЯ

В области(поле) образовательной психологии, Brophy сотрудничал с Томом Гудом на эффектах ожидания преподавателя и пророчествах самовыполнения (например, Brophy, 1983; Brophy и Хороший, 1970). В то время, предложенные данные, что веры преподавателей относительно академического потенциала студентов могли достижение студентов воздействия положительными или отрицательными способами. Brophy и Хорошие обеспеченные некоторые из первых занятий(изучений), которые исследуют, как эти веры преобразованная практика преподавателя и в конечном счете студенческие результаты. От этого органа(тела) исследования, Brophy и Хороших развитых моделей, чтобы объяснить ожидание преподавателя производит также как определенные стратегии помочь преподавателям стать большим количеством знающий их ожидания достижения и как они сообщены студентам (Brophy и Хороший, 1986). Эти начальные наборы занятий(изучений) порождали поколение исследователей, заинтересованных пониманием, как ожидания преподавателя сформированы, сообщены, и получены студентами (см. Brophy, 1998).

Исследование классной комнаты Брофи относительно эффектов ожидания преподавателя вело к вопросам относительно того, какой сделало преподавателей эффективными. В сотрудничестве с Evertson и McCaslin и другими, Brophy изучаемые опытные преподаватели, чтобы понять характер(природу) и воздействие их учебный и методы управления классной комнаты (Brophy, 1996; Brophy и McCaslin, 1992; Brophy и Evertson, 1981). Изучите смотрящий, как опытные преподаватели думают относительно студента, поведенческого и проблем достижения и впоследствии адресуют их, произвел многочисленные публикации, предлагающие преподавателям практические стратегии для того, как думать относительно управления классной комнаты вообще и поведений проблемы определенно (например, Brophy, 1992, 2004).

ДЕЙСТВИЕ УЧИТЕЛЯ ОЖИДАНИИ

В области педагогической психологии, Брофи сотрудничал с Томом Хорошие учителя на ожидание эффекта и накликанные (например, Брофи, 1983; Брофи и хорошо, 1970). В то время, данные показали, что "представления о студенческой учителей научный потенциал может повлиять на достижение студентов в положительную или отрицательную сторону. Брофи и хорошо представили некоторые из первых исследований, чтобы изучить, как эти убеждения превращаются практике учителей и в конечном итоге успеваемости учащихся. От этого тело исследования, Брофи и хорошо разработанные модели для объяснения учителя ожидание эффектов, а также конкретных стратегий, чтобы помочь учителям стали более осведомлены о своих ожиданиях достижения и как они доводятся до сведения студентов (Брофи и хорошо, 1986). Эти начальные наборы исследования породили поколение исследователей, заинтересованных в понимании того, как учитель ожидания формируются, общались, и полученные студентами (см. Брофи, 1998).

Класс исследований Брофи о воздействии учителя ожиданий привела к вопросам о том, что сделали учителя эффективно. В сотрудничестве с Evertson и McCaslin и другие, Брофи изучены опытными преподавателями, чтобы понять природу и последствия своих учебных классах и практики управления (Брофи, 1996; Брофи и McCaslin, 1992; Брофи и Evertson, 1981). Исследования глядя на то, как эксперт учителя думают о студенческих поведенческие проблемы и достижения, а затем их решению порожденных многочисленными публикациями предлагает учителям практические стратегии, как думать о классное руководство в целом, и в частности проблемы поведения (например, Брофи, 1992, 2004).

Человек ходил на четырех,

Но его понятливые внуки

Отказались от передних ног,

Постепенно превратив их в руки.

Ни один из нас бы не взлетел,

Покидая землю, в поднебесье,

Если б отказаться не хотел

От запасов лишних равновесья.

С. Маршак