Библиографические ссылки

1. Проект Концепции развития поликультурного образования в Российской Федерации. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://mon.gov.ru/work/vosp/dok/6988/. 02/04.2010

2. Бордовский Г.А., Воюшина М.П., Суворова Е.П., Стефанова Н.Л. Концепция инновационной образовательной системы «Диалог» для начального и основного этапов общего образования. СПб: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2013.

3. Афанасьева А.Б., Мисюкевич А.Н. Воспитание толерантности ребенка средствами народного искусства: сб. научн. трудов /Социокультурные процессы и глобализация. СПб: СПбГПУ, 2008.

4. Афанасьева А.Б. Этнокультурное образование: потенциал развития толерантности и воспитания патриотизма // Герценовские чтения. Начальное образование. Том 3. Вып. 3. Художественное образование ребенка: традиции и инновации. СПб: ВВМ, 2012.

5. Федеральный государственный образовательный стандарт начального общего образования / Министерство образования и науки Российской Федерации. М.: Просвещение, 2010.

В.Л. Кошкаров

Карельская государственная педагогическая академия,

г. Петрозаводск

astiko54@mail.ru

От речевого портрета к речевому облику

____________________________________________________

Речь – неотъемлемый показатель человека как личности. Обучение речи в школе как эпизодическим, необязательным проявлениям создает отчужденный от человека «речевой портрет», не отражающий объективно его личность. Обучение речи как коммуникативному взаимодействию и естественному поведению приводит к тому, что учащийся создает свой собственный уникальный речевой облик, максимально выражающий его личность.

Ключевые слова: речевой портрет, речевой облик, перекодирование, универсальный предметный код, универсальные учебные действия.

Сермяжные слова популярной песни «Я милого узнаю по походке» подсказывают, что есть вещи вполне видимые, воспринимаемые сразу и практически безошибочно (внешний облик человека, его лицо, фигура, походка, манеры, в том числе «манера говорить»). По этим «одежкам» мы человека «встречаем», а часто и судим.

Конечно, этот стереотип руководствоваться составленным по внешности мнением всегда был силен, но особенно силен в современных масштабах отображенной в миллионах «волшебных зеркал» массовой коммуникации, когда с соседом по лестничной площадке мы общаемся гораздо меньше, чем с «ящиком», и когда «провожать по уму» уже никого не надо, ибо ум сказывается в…

В чем же сказывается этот самый ум, судить по которому о человеке призывает нас народная мудрость?

Здесь возможны разные ответы, но хочется обратить внимание на тот традиционный «канал», который обозначен в заголовке. Обязана ли речь «канализировать» ум человека, то есть, проще говоря, можно ли по речи судить об уме говорящего? Если ориентироваться на массовую коммуникацию, то это далеко не очевидно: говорящему легко спрятаться не только за «речевой обслугой» (спичрайтерами, например), но и за складными чужими словами (проблема плагиата совершенно неожиданно обрела жгучую актуальность).

Представляется, что школьная практика живого общения учителя и учеников могла бы (при соответствующем подходе и отношении к коммуникации как к основной «институции» формирования не только «ума», но и «гражданственности», «патриотизма» и многих других «категорий», из которых и строится не просто житель, а личность), – могла бы стать площадкой, альтернативной царству СМИ, когда вся страна (включая и детей) превращается в слушателей и зрителей, которых поучают, но ничему не учат.

Понятно, что ум в речи легко и почувствовать, и зафиксировать, когда это не просто речь, а общение, то есть взаимодействие, желательно живое. Как между учителем и учениками. Ведь ум людям не всегда нужен. В семье, между друзьями, влюбленными, во множестве других ситуаций востребованы бывают совсем другие вещи: признание, ласка, любовь, игра тщеславий и т.п. Но в деле Учения на первый план выдвигается Ум, ибо учение это и есть формирование ума. А ум у современного человека все больше «уходит» в речь: таков преобладающий ныне диапазон профессий (мы все больше обслуживаем друг друга).

Введем два чисто ситуативных (не претендующих на терминологичность) выражения: «речевой портрет» и «речевой облик».

Жанр портрета распространен в живописи. Что мы можем сказать об изображенном? Много чего. Но все будет чисто гипотетично (и именно поэтому не является истиной). Вспомним портреты советских руководителей («генералиссимус Сталин», «генсек Брежнев») – сплошная ретушь и ни одного «мазка» правды.

Речевой портрет – это наше представление о речи, отчужденной от живого человека. По речевым портретам мы судим (вынуждены судить) о тех, кого мы видим в основном в официальной обстановке (политики, руководители, дикторы). Внешние параметры речи (дикция, интонирование, тембр и т.п.) нам даны «в ощущении», остальное мы получаем в «упаковке», которую не каждый способен раскрыть [1, c. 77].

Речевой облик – это представление о речевом поведении человека, реализуемом в живом регулярном коммуникативном взаимодействии. В нашей памяти мы храним речевые облики близких людей: родных, друзей, соседей, одноклассников, учителей и учеников, коллег и т.п. Речевой облик – это то, что мы знаем «насквозь», чему мы доверяем, что воспринимается нами как истинное, не обманное.

Преодоление границы между «портретом» и «обликом» может приводить к разным эффектам. Например, на пресс-конференции журналисты задают политику один и тот же вопрос 8 раз, и все 8 раз он отвечает на этот вопрос одинаково, только с нарастающим раздражением. В таких случаях речевой облик резко контрастирует с речевым портретом.

Но перейдем к школьным проблемам. Уместно ли эти два понятия применять к школе? Дело в том, что, в отличие от отношений (родственных, дружеских), школа является (как и они) социальным, но к тому же еще и государственным «институтом». Значит, здесь есть две стороны: официальная и неофициальная. На официальном уровне школа вынуждена оперировать речевыми портретами, на неофициальном людей гораздо больше убеждает речевой облик.

В чем это проявляется?

Первоклассников учат, как минимум, внешней «красивости» (например почерк) и аккуратности. Рано или поздно это требование переходит и к содержательным параметрам, трансформируясь по закону аналогии («сходство оценки») в порядок.

В сфере «развития речи» установка на «порядок» постулируется на многих уровнях: в учебниках для студентов, в учебниках для учащихся начальной школы, в практике работающих учителей.

Возьмем для примера такой вид развития речи, как изложение. На всех перечисленных уровнях используется следующий алгоритм организации этого вида работы: неоднократное чтение исходного текста, пересказ по «частям» (то есть по абзацам), «словарная работа» (толкование и выписывание слов на доске), орфографическая подготовка, наконец, составление плана (конечно, тоже по абзацам). Существующее в методике требование «близко к тексту» в структуре такой работы ведет зачастую к почти стопроцентному воспроизведению исходного текста.

То, что результат такой работы – формирование зависимости от чужих слов и как следствие практически массовая стереотипизация речи на всех уровнях (устной и письменной, бытовой и деловой, официальной и непринужденной), а также то, что это абсолютно не соответствует естественным законам формирования коммуникативно-речевой компетенции [1, c. 95-116; 2], более или менее понятно всем. Вопрос в том, для чего это нужно. В переживаемый нами «текущий момент» (несколько затянувшийся, надо сказать) резко возросла «составляющая» отчетности в деятельности любого образовательного учреждения. Гораздо легче приспособить к нуждам любой отчетности как раз выше перечисленные параметры, существующие традиционно.

Дело в том, что при описанном подходе, когда обучающийся «обучается» нами писать как бы наизусть, от него требуется только одно – грамотно оформить работу. А ведь это та же проблематика, что и при написании диктантов. Упрощается состав работы учителя – упрощается и отчетность.

И если мы судим о развитии речи школьников по навязанным им текстам изложений, то наши суждения основываются на речевых портретах – парадных и максимально ретушированных.

Универсальные учебные действия, актуализированные в последнем ФГОС НОО, так не сформируешь. Как говорил наш великий не только полководец, но и «языкотворец» А.В. Суворов, «тяжело в ученье – легко в бою». В применении к УУД это означает, что если научиться правильно действовать в учебных ситуациях, то дальнейшая жизненная деятельность станет «легче» и уж во всяком случае осмысленнее.

Остается только понять, что и в самом учебном процессе речевая деятельность должна представать в «обликах», а не в парадных «портретах». То есть как в жизни.

Так, например, «использование знаково-символических средств» – это важнейшая операция при порождении речи, ибо речь является манифестацией языка как системы знаков. Главным действием в использовании символов является почти скрытое как от говорящего, так и от наблюдателей перекодирование – преобразование формы носителя информации. То, что мы хотим сказать, в памяти человека хранится в «универсальном предметном коде» [3, c. 65], проще говоря, в виде более или менее смутных образов или, скорее, схем.

Стало быть, в основе порождения осмысленной речи (а это главное, что от нее может требовать учебная программа) лежит прежде всего способность перекодировать мыслительное содержание во внешнюю речь. Разумеется, необходимо заботиться и о самом мыслительном содержании, но здесь бесполезно действовать путем навязывания слов извне, как это традиционно делается при написании всех видов творческих работ (план, орфографическая работа и т.п.). Внутренний мир подобно миру живого растет по какому-то собственному «генетическому» коду, пользуясь исключительно своими ресурсами, поэтому как организмы, так и «внутренние миры» не могут не быть каждый абсолютно уникальным.

Одна и та же «питательная среда» (например, одинаковые для всех тексты в учебниках) не может порождать одинаковых умов, ибо процессы восприятия и понимания также базируются на перекодировании. Но вот игнорирование перекодирования из процесса обучения порождению речи (что имеет место ныне) действительно отучает детей от главной, пусть и мучительной, но и самой ответственной работы на том пути, по которому идет только человек (и больше никто!). Если спичрайтеры пишут за политика по понятным всем причинам, то почему методика старается писать за учеников – кто объяснит?.

Перекодирование – это деятельность, имеющая сложнейшую структуру. Ведь невозможно просто «назвать», или «перечислить», или «переформулировать» то, что в сознании «пребывает» (плавает? барахтается? висит, как картина?) непонятно в каком виде. Поисковый «луч» многократно обшаривает все отделы обоих полушарий, все закоулки мозга. Ведь главный объект поиска – это не слова как звукокомплексы, гораздо важнее и ценнее ассоциации. Это такие длинные «штуки» (мысли – тоже длинные «штуки»), на одном конце – образ, а на другом звукокомплекс, или на одном конце – фраза (например, пословица), а на другом жизненная ситуация, намертво связанная с этой фразой. У са́мого маленького человека количество таких длинных «штук» просто неизмеримо. Количество же их самых разных сочетаний, пересечений, ассоциаций просто невозможно себе представить. Это и есть содержание нашего сознания. Человек должен научиться обращаться с этим своим миром, как хозяин, как царь, как самодержец.

Прежде чем что-то рассказать, надо или слепить, или склеить, или сколотить, или сложить, или вырастить нечто, что мы сами внутри себя можем воспринимать и осознавать как объект, как содержание. Это даже не полдела, а почти все дело. Ведь о том, что мы знаем очень хорошо, рассказывать легко. Рассказывание, говорение – это не просто материализация некоторого содержания для кого-то другого. Прежде всего это построение своего собственного внутреннего пространства. Перефразируя известную поговорку, можно сказать: «что сказано языком – как будто построено топором». Рассказывание должно иметь место всегда: и когда мы говорим о собственном опыте, и когда о прочитанном (речь наизусть – это всегда механические воспроизведение). Когда мы рассказываем, мы учимся максимально эффективно.

Умение рассказывать создает человека. Мы знаем много случаев, когда на неяркий, не запоминающийся физический облик человека накладывается его искрометный речевой облик, и он (человек) становится мощным источником цитирования, и это ярчайшее свидетельство жизненного признания.