2. Основные закономерности литературы XVI века

XVI век — переломный этап в истории Русского государства и рус­ской литературы, время, полное драматических событий, о чем в полной мере свидетельствуют судьбы писателей той эпохи: Иосиф Волоцкий был временно отлучен от Церкви, Максим Грек дважды представал пе­ред церковным судом.

XVI век — век торжества идеи централизации русских земель вокруг Москвы, образования многонационального по своему характеру государства. В это время власть великого московского князя распрост­раняется на покоренные Тверь и Новгород, Псков и Рязань, Ростов и Ярославль. У Литвы отвоевываются исконно русские города: Вязьма, Гомель, Смоленск, Чернигов. Совершаются успешные военные походы на враждебные Казанское и Астраханское ханства, идет завоевание Сибирского царства. По своим размерам Московское государство на­чинает превосходить Священную Римскую империю, Францию, Анг­лию, Испанию — могущественные европейские державы того времени. Возникает и крепнет уверенность в том, что Московское государство превращается в центр всего православного мира. В связи с завоевани­ем Османской империей Византии и порабощением южнославянских стран, а также в связи с ростом национального самосознания русского народа складывается концепция «Москва — третий Рим».

XVI век — время великого противостояния сил и внутри страны, обострения противоречий между царем и боярской оппозицией, боярст­вом и формирующимся дворянством, светской и духовной властью. От­сутствует единство и в недрах Русской Церкви, утрачивающей свой бы­лой нравственный авторитет в обществе. Русское духовенство распалось на два враждующих лагеря: «стяжателей» и «нестяжателей». Первые, которых по имени духовного вождя еще называли «иосяфлянами», от­стаивали право монастырей владеть землей и «живыми душами», счита­ли непреложным принципом монастырского общежития, выступали за физическую расправу над еретиками и активно использовали все языко­вые средства в борьбе с «нестяжателями» или «заволжскими старца­ми», во главе которых стоял Нил Сорский. «Нестяжатели» пытались реформировать институт Церкви, нравственно возродить его. Вместо традиционной формы монастырского общежительства они предлагали скитничество, что позволило бы отказаться от землевладения и стяжа­ния земных богатств; единственно возможный способ борьбы с еретика­ми они видели в убеждении; как писатели стремились к сохранению книжного стиля речи от экспансии разговорного.

На XVI век приходится небывалый расцвет публицистики, что объяснялось остротой социально-политической борьбы эпохи. Ее реформаторский дух сказался в стремлении сделать решение госу­дарственных проблем предметом дискуссии, народного обсуждения. Русская литература 1-й половины XVI в. еще была прониза­на ренессансной верой в разум, силу слова, убеждения. Она находилась в поиске новых форм и средств воздействия на общественное сознание. Обновление жанровой системы литературы во многом шло за счет раз­мывания границ между художественной и деловой прозой. В недрах русской публицисти­ки стали складываться авторские стили, что ослабляло диктат единого для писателей жанрового канона, сдерживающий развитие литературы.

Из русских писателей-публицистов XVI века только царь Иван Грозный поднялся до такого уровня авторской самооценки и создавал произведения, не считаясь с литературными канонами. С именем Ивана Грозного связаны новации в области языка русской публицистики. Иван Грозный как публицист — своеобразная, единственная в сво­ем роде личность, ни на кого не похожая. Трудности в изучении его творчества связаны с тем, что большая часть сочинений царя дошла в поздних списках; кроме того, трудно разграничить, что писал сам Иван Грозный, что только правил и подписывал, а что приписывалось перу са­модержца; речи царя, зафиксированные в официальных документах, обычно передавали только содержание и не сохраняли стиля выступле­ний. Эти обстоятельства до сих пор рождают гипотезы, согласно которым Иван Грозный не только не был писателем, но и не знал грамоты, хотя царю, имевшему штат писцов, достаточно было диктовать свои по­слания. Стиль сочинений Ивана Грозного, по мнению ученых, сохранил черты устного мышления, отсюда многословие, повторы, неожиданные переходы от одной темы к другой, отступления - воспоминания.

Стиль посланий Ивана Грозного не прост, богат контрастами. В нем сталкиваются разные языковые стихии, прямо противоположные чувст­ва: горячая искренность и зловещее притворство, крайняя степень самоуничижения и чувство превосходства над людьми (холопами, боярами, королями европейских стран), торжественная изысканность речи и гру­бая брань. Наличие бранной лексики в сочинениях Ивана Грозного — черта стилеобразующего по­рядка, устойчивая примета авторской манеры письма. В области синтаксиса для стиля Ивана IV характерно использование иронических вопросов, обращенных к собеседнику.

Ярче всего талант Ивана Грозного — публициста проявился в пе­реписке с Андреем Курбским, потомком князей Ярославских и Смолен­ских, полководцем и писателем, героем покорения Казани. Андрей Курбский бежал в Литву в 1564 году после поражения под Невелем. Причиной эмиграции послужил не только страх наказания за проигран­ное сражение, но и несогласие с самодержавным принципом правления Ивана Грозного. Известно, что Андрей Курбский задолго до побега вел переговоры с королем Сигизмундом-Августом. Переписка между царем и «государевым преступником» — своеобразная словесная дуэль.

«Кусательный» стиль, иронию, доведенную до убийственного сар­казма, Иван Грозный проявляет, когда Андрей Курбский грозит запи­сать все обиды от него и предъявить их список после смерти на Страш­ном суде, свидетельствуя против царя-деспота. Возмущаясь обилием «ядовитых словес» в посланиях Ивана Грозно­го, Андрей Курбский критиковал царя за «варварский» стиль. В жанро­вом отношении послания Ивана Грозного тоже нарушали традицию, то сближаясь с мемуарной и деловой прозой, то напоминая исторический трактат или политический памфлет.

Литература XVI века в связи с процессом централизации русских земель и государственной власти стремилась свести в своды произведе­ния предшествующих столетий, чтобы подытожить пройденный ею путь, и в этом плане она носила собирательный, обобщающий характер. Новое всегда утверждает себя через опору на старое, не случайно в литературе XVI века усиливается интерес к художественному наследию Киевской Руси. На этот век падает созда­ние большей части списков Киево-Печерского патерика.

Авторство «Домо­строя», в котором регламентировался семейный быт, приписывают духовному наставнику Ивана IV попу Сильвестру. В этой книге государство представало как совокупность семейных оча­гов, каждый из которых повторял в миниатюре монархическую систему управления. «Домострой» состоял из 3-х частей: первая учила, как веровать и чтить царя; вторая давала советы, как жить с женами, детьми и домочадцами; третья касалась хозяйственных вопросов, т.е. устройства быта.

Стиль «Домостроя» не лишен образности, богат живыми интонаци­ями разговорной речи, лаконичен и местами близок к пословицам и по­говоркам, впитавшим многовековую народную мудрость. В XVI в. эта книга не была символом консерва­тизма и домашнего произвола, а завершала собою тот ряд назидатель­ных произведений Древней Руси, у истоков которого стояли «Завеща­ние» Ярослава Мудрого детям, «Поучение» Владимира Мономаха.

Монументальность прежде всего была приметой официальной литературы. Но литературный процесс XVI в. не являлся единым потоком, всю рукописную деятельность государство было не в силах проконтро­лировать. Углубление интереса к жизни отдельной человеческой лично­сти независимо от ее социального положения привело к появлению в XVI в. памятника, уникального по своему содержанию и форме, — «Повести о Петре и Февронии Муромских».

Несмотря на огромную популярность муромских святых, канонизированных на церковном Соборе 1547 года, и широкую рукописную тра­дицию бытования их жития, известного в 7-ми редакциях и вошедшего в репертуар устного народного творчества, митрополит Макарий не ре­шился включить «Повесть о Петре и Февронии» в состав Великих ми­ней четьих. Содержание произведения резко расходилось с традицион­ными нормами житийного канона. Вместо религиозных подвигов святых здесь рассказывалась история любви крестьянской девушки из Рязан­ской земли и муромского князя. Причем именно в этой земной любви автор «Повести...» видел высшую ценность жизни, способную пре­одолеть все социальные преграды и церковные условности. Гуманис­тический пафос роднит житие муромских святых с лучшими достиже­ниями европейской литературы средневековья и Возрождения, и прежде всего со сказанием о Тристане и Изольде, с «Декамероном» Джованни Боккаччо. Правда, в отличие от них, русский автор далек от изображения любви как всепобеждающей страсти, его рассказ о любви целомудрен и стыдлив, лишен натуралистических подробнос­тей. Любовь Февронии — дар небес, стремление помочь ближнему, су­пружеская верность, — поэтому она обладает огромной созидательной силой, способна творить чудеса: исцелять язвы на теле князя, превра­щать в цветущий сад обгоревшие колья для костра.

Антибоярская направленность «Повести» сближает ее с лучшими памятниками русской публицистики XVI века и является одним из веских аргументов в пользу датировки произведения именно этим временем. Недавнее открытие Р.П. Дмитриевой автографа «Повести...» позволи­ло решить вопрос авторства в пользу известного публициста Ермолая-Еразма.

Таким образом, в «Повести...» поэтизируется земная любовь, слу­жение ближнему расценивается как жизненный подвиг, переосмысляет­ся само понятие «святость». Житие Петра и Февронии отступает от агиографической схемы и в структурном отношении. Автор далек от полноты и однонаправленности биографического рассказа, он акценти­рует внимание лишь на самых ярких и значительных эпизодах в жизни героев. Сложность жанрово-стилевой природы произведения, где при­чудливо переплетаются традиции фольклора и агиографии, переводной новеллистики и отечественной публицистики, превращает «Повесть о Петре и Февронии Муромских» в поэтический шедевр, стоящий в преддверии художественных открытий русской романистики.