Примечания

1. См. напр.: Марков Г. Голямата война и българската стража между Средна Европа и Ориента 1916–1919 г. София, 2006. С. 322-326.

2. См. подробно: Болгария в ХХ веке: Очерки политической истории. М., 2003. С. 87-93.

3. Под давлением верхушки правительственного кабинета Малинова 3 октября 1918 г. Фердинанд отрекся от престола в пользу сына Бориса.

4. Централен държавен архив – София (ЦДА). Ф. 176. Оп. 3. А. е. 1379; Христов Х. България, Балканите и мирът 1919 г. София, 1984. С. 68-69.

5. Петрова Д. Самостоятелното управление на БЗНС. 1920–1923. София, 1988. С. 24.

6. Стефанов Х. Българската радикална партия. 1906–1949. София, 1984. С. 177.

7. Чехословашки извори за българската история. София, 1985. Т. I. С. 17, 19-26; Христов Х. Указ. соч. С. 57, 67-68.

8. Жеков Н. Политическия животъ на България и войнството. София, 1924. С. 26-27. См. также: Петков Д. Критически бележки върху брошурата на г-н Н. Жеков. София, 1924. С. 33-34; Дневникът на Михаил Сарафов за сключването на мирния договор в Ньойи през 1919 г. // Известия на Института за българска история. София, 1951. Т. 3/4. С. 352; Генов П. Земята беше твоят жребий. Книга за Стамболийски. София, 1989. С. 219.

Ходнев А.С.

Происхождение мандатной системы Лиги Наций

В публикациях современных специалистов по международным отношениям о мировом порядке XXI в. все чаще упоминается проблема «падающих» или «несостоявшихся» государств [1]. Значительная часть этих стран расположена на Африканском континенте. Эту проблему предлагается решать при помощи мандатов на управление, санкционированных от имени новой международной организации или модернизированной ООН. Возможно, этих предложений выказывалось меньше, если бы был лучше изучен опыт появления мандатов Лиги Наций.

На завершающем этапе Первой мировой войны проявились три главных тенденции. Во-первых, в обеих воюющих коалициях стали заметными признаки значительного военного и экономического истощения. Во-вторых, в обществах воюющих стран стали зримыми серьезные настроения в пользу прекращения войны. В-третьих, в России, Германии и Австро-Венгрии были отмечены обострение социально-экономического положения и рост антиправительственных настроений. Все это вызвало значительные противоречия в рядах Антанты по вопросу о целях войны и будущем миропорядке. Париж и Лондон, заключив соглашение Сайкса-Пико (1916), существенно ограничили возможности Петрограда закрепиться на Балканах и Ближнем Востоке.

Решающими факторами модификации будущего миропорядка стали два события 1917 г.: революционное движение в России и вступление в войну США. При этом революция в Петрограде в феврале 1917 г. первоначально, казалось, помогла укрепить ряды Антанты и главную пропагандистскую идею о борьбе демократий против неограниченной власти кайзера Германии и императора Австро-Венгрии. Новое демократическое правительство в Петрограде было поддержано не только в Лондоне и Париже, но и в Вашингтоне. Администрация президента США В. Вильсона получила важный идеологический повод для обоснования вступления в войну: можно было объяснить конгрессу США и общественности, что демократическая Антанта ведет крестовый «поход против автократии Центральных держав» [2].

Захват власти большевиками в Петрограде 25 октября (7 ноября) 1917 г. и их первый дипломатический дебют – «Декрет о мире», принятый Вторым Съездом советов, изменили контекст международных отношений. В документе содержался вызов всей традиционной дипломатии – впервые со времени Великой Французской революции новое правительство России провозгласило своей целью низвержение существующего общественного порядка в мире. Ленинский декрет предлагал немедленно заключить мир без аннексий и контрибуций, при условии реализации принципа полного самоопределения наций, включая все колонии. Еще одной новацией документа было провозглашение отмены тайной дипломатии.

Все эти тенденции заставили лидеров стран Антанты взглянуть на урегулирование после войны проблем немецких колоний и арабских провинций Османской империи иначе, чем это задумывалось в 1914 г.

Существует мнение, что Первая мировая война не имела такого влияния на проблемы афро-азиатского мира как Вторая, поскольку основные военные события и мирное урегулирование происходило в Европе. Однако колониальная периферия решительно напоминала о себе острыми спорами. Союзники обсуждали, по крайней мере, три альтернативы решения колониального вопроса после войны: утверждение международного контроля над бывшими германскими колониями и владениями Османской империи, передачу указанных территорий под управление одной из развитых стран в виде мандата и под контролем Лиги Наций (ЛН), а также прямую аннексию и присоединение колонии. Оккупация территорий в Африке рассматривалась чиновниками в Лондоне как акция «окончательного урегулирования после войны» [3]. Идея возвращения колоний Германии почти не находила поддержки [4].

Главный вопрос дискуссии на завершающем этапе войны: следует ли аннексировать или «интернационализировать» колонии. На левом политическом фланге Великобритании Независимая рабочая партия требовала установления международной администрации в африканских колониях в целях «уничтожения империализма как причины войны». Консерваторы на правом фланге призывали к «чистой и простой аннексии» территорий как средству укрепления Британской империи, которая в свою очередь станет гарантией от войны [5]. Скорее всего, мандатная система стала компромиссом между конфликтующими идеями. Левыми она рассматривалась как ограниченная победа «интернационализации», а для правых она была ни чем иным как аннексией, кроме наименования.

Для того чтобы прояснить значение «интернационализации» как левые, так и правые активно привлекали исторические прецеденты. Например, министр по делам колоний лорд Милнер подчеркивал 20 декабря 1918 г. на заседании военного кабинета, что «мандатный принцип в целом не инновация. Наше тридцатипятилетнее управление Египтом проводилось по тому же принципу и было подчинено многочисленным обязательствам, которые мы неукоснительно выполняли, иногда давая такие преференции другим нациям, каких не было у нас» [6]. Милнер старался успокоить своих подчиненных и показать, что в организации управления новыми территориями не будет особых затруднений.

На практике «интернационализация», вошедшая в качестве краеугольного принципа в мандатную систему Лиги Наций, намечала в 1918–1920 гг. международное наблюдение, а совсем не управление колониями. Лига Наций была создана европейскими державами, многие из которых имели колониальные империи, и выражение «бремя белого человека» в Африке было весьма распространенным в период ее рождения [7]. От Лиги Наций ожидали не борьбы с колониальной системой, а попытку помочь ей более эффективно функционировать. Созданная позднее Постоянная мандатная комиссия ЛН (1921 г.) полностью вписалась в эту систему: она не имела и не искала политической власти. Мандатная комиссия ЛН принимала колониализм как естественный существующий порядок. Главную свою цель Мандатная комиссия ЛН видела не в том, чтобы администрировать колонии, а в международном сопровождении их развития.

Автором мандатной системы многие считают государствен- ного деятеля и философа из Южно-Африканского Союза Я.Х. Смэтса. 16 декабря 1918 г. была опубликована брошюра Я.Х. Смэтса под названием «Лига Наций: практическое предложение» [8]. В памфлете Я.Х. Смэтса содержался 21 пункт предложений к уставу будущей организации, причем 9 пунктов касались непосредственно судьбы арабских провинций Османской Турции. Я. Смэтс вообще исключил из обсуждения вопрос о бывших африканских колониях Германии, считая, что они должны принадлежать тем странам, которые захватили их в ходе войны. Например, по мнению Я. Смэтса, Южно-Африканский Союз был заинтересован в аннексии Германской Юго-Западной Африки. Обратив внимание на различный уровень развития территорий на Ближнем Востоке, он предложил дифференцировать условия управления будущими подмандатными территориями в зависимости от него. Принцип самоопределения, по мнению Я. Смэтса, должен был стать той важной основой, которая помогла бы определить судьбу народов зависимых территорий [9]. Выдвигая это положение, Я.Х. Смэтс ссылался на президента США В. Вильсона. Однако известно, что В. Вильсон выступал за ограниченное применение этого принципа.

Я.Х. Смэтс считал народы Африки и население островов Тихого океана варварскими и неспособными к восприятию идей самоуправления. Таким образом, в урегулировании колониальных споров, которое требовало вмешательства Лиги Наций, можно было выделить, по наблюдениям Я.Х. Смэтса, три группы стран: одни были недостаточно подготовлены к самостоятельному управлению, другие были способны лишь к внутренней автономии, третьи нуждались в общем руководстве внутренней и внешней политикой [10]. Я.Х. Смэтс отверг идею о прямом международном управлении в бывших германских и турецких владениях, сделав вывод о его неэффективности в прошлом.

Я. Смэтс обосновал еще в мае 1917 г. в парламенте мотивы передачи Британской империи бывших германских владений в Африке, выразив не только свое мнение, но и взгляды влиятельных колониальных политиков Англии и британских доминионов. «Везде на ваших коммуникациях, – говорил Я.Х. Смэтс, – обосновалась Германия. Везде на ваших комму- никациях вы найдете германскую колонию или сеттльмент, большой или маленький. Может наступить такой день, когда ваши коммуникации будут перерезаны» [11].

Я.Х. Смэтс подчеркивал, что управлять нужно было эффективно, иначе мандаты будут дискредитировать Лигу Наций, и это была одна из реальных опасностей, подстерегавших создателей международной организации. Действовал синдром возможного провала, несостоятельности, при котором часто уходили от глубокого обсуждения спорных вопросов. Это было заметно при создании и деятельности мандатной комиссии Лиги Наций.

Таким образом, идея мандатной системы Лиги Наций не снискала себе союзников среди имперских политиков Великобритании. Господствующим мнением в 1919–1920 гг. в этих кругах было соображение о том, что многообещающие решения Парижской мирной конференции по колониальному вопросу несут для них лишь новые хлопоты, а версальские политические вердикты плохо сочетаются со сложившейся системой управления зависимыми территориями. Все это не предвещало больших успехов в модернизации территорий в условиях «интернационализации».