Глава 2. Взгляд с Запада
Западные завоеватели отнеслись к штурму Константинополя как к деянию непреложной истины, направляемому как исторически давней причиной вроде отложения Восточной церкви, так и Божественным Началом. Эта мысль в том или ином преломлении занимала умы всех людей, которые в итоге любых рассуждений приходили к одному выводу – взятие Константинополя было богоугодным делом. «Надобно верить, что Бог определил быть тому, чтобы этот город, который вследствие своей обширности и могущества уже давно отложился от римского престола, лишь доблестью наших и их неожиданной победой был возвращен к церковному единству»64.
Вот что говорит о причинах завоевания один из участников, Гунтер Пэрисский: крестоносцы руководствовались разными мотивами, как из уважения к королю Филиппу, так и из-за того, что им казалось благочестивым делом восстановить на престоле жестоко низвергнутого царевича Алексея, уступая просьбам и обещаниям молодого человека, который мог бы оказать большую поддержку. И они знали, что Константинополь был для святой римской церкви мятежным и ненавистным городом и не умали, что его покорении может быть неугодно Богу.65 Была и другая причина, намного более древняя и важная, а именно – совет благости господа, который намеревался таким образом унизить этот народ, преисполненный гордыней из-за своего богатства и привести его к согласию с церковью.66 Важно еще и то, что этот город, который всегда был вероломен к пилигримам, поменяв, наконец, жителей, пребудет верным и единодушным и сможет оказывать постоянную помощь в завоевании Святой земли.67
В представлении людей того времени Папа думал, что греки были справедливо наказаны за заблуждение, и что Провидение сделало пилигримов орудием правосудия.68 По словам Васильева А.А. Иннокентий «радуется в господе» содеянному чуду «для хвалы и славы его имени, для чести и пользы апостольского престола и для выгоды возвеличивания христианского народа».69
Носителем западного взгляда на завоевание является маршал Шампани и Романии Жоффруа де Виллардуэн. Его хроника тенденциозна и представляет собой искусно развиваемую автором идею, ведь он приступил к созданию своего труда далеко не сразу. Его произведение должно было обосновать изменение похода и изобразить событие в наиболее выгодном свете для вождей движения, восхвалить Бонифация и оправдать участие в его избрании самого хрониста. В хронике Виллардуэна легко угадывается специально обдуманное изложение событий, хотя и призванное создать иллюзию цепи случайностей.
Он с самого начала своего труда предстает человеком, воспитанным в традиционном религиозном духе своего времени. От Робера де Клари его отличает более глубокое осознание Провидения, черты философско-религиозного мировоззрения в сочетании с чисто рыцарским прагматизмом. Он убежден, что ход и исход всех событий зависит от небесного промысла, осуществимость всех действий определяется Творцом.
Только при поддержке Бога крестоносцам удалось совершить то, что им самим казалось невозможным – взять сначала христианский Задар,70 а затем и Константинополь. Помощь свыше – необходимое условие осуществления всякого начинания.
Когда лагерь крестоносцев раздирают споры о необходимости похода на столицу Византии, автор заверяет - «если бы Бог не возлюбил это войско, оно не могло бы оставаться в целости, когда столько людей стремится причинить ему зло». То есть длань божья направляет крестоносное войско на Константинополь, раз это войско еще существует.
Каждая победа, неожиданная или нет, осуществилась с помощью Господа Бога.71 Враждебные действия прекращаются по воле Бога, все схватки имеют результат, угодный Богу.72
Немилостив Бог к тем, кто, как показывает это хронист, предает общее благое дело и старается рассеять войско. Автор прямо и открыто осуждает тех, кто не явился, как было оговорено соглашением, в Венецию и отправился в Сирию другими путями. Многократно подчеркивает, что эти люди не совершили ничего достопримечательного, так как уклонились от намеченного Богом пути. «С каждым приключилось несчастье или позор».73 Воля Всевышнего покарала их за отступничество разными бедами, хотя эти люди, в общем-то, следовали первоначальной цели похода.
Жоффруа де Виллардуэн в полной мере подвержен моральному кодексу своей эпохи. На первое место он всегда ставит верность взятому на себя обязательству, слову, договору. Соблюдение или отклонение от соблюдения таких обязательств – важнейший критерий оценки нравственного уровня человека. Автор не раз поименно перечисляет самых видных отступников, то есть тех, кто не выполнил своего обязательства. Верность клятве – главное достоинство рыцаря. И в связи с этим снова появляется всевидящий Бог и наказывает клятвопреступников.
Совершенно ясно отношение де Виллардуэна к молодому царевичу, который не исполнил своей части договора и нарушил свой долг. Рассказывая о попытке греков поджечь флот крестоносцев, хронист замечает «Вот какую награду хотел дать император за услугу, которую они сослужили ему».74 Хронист вообще оценивает греков, как людей коварных, которым они «не слишком доверяли».75 Де Виллардуэн отзывается о вероломстве отрицательно по отношению к кому бы оно ни было применено. О поступке Морцуфля он говорит – «посудите сами, было ли когда-нибудь совершено столь ужасное предательство».76
Именно идея предательства служит в конечном итоге окончательным оправданием завоевания Византии. После убийства Алексея в глазах этих ревнителей правосудия Морцуфля стал ужаснейшим преступником и сеньоры сошлись во мнении, что «тот, кто совершил такое убийство, не имеет права держать землю».77 Церковнослужители тут же благословили войну, расценив ее как «правую и справедливую».78
Другим важным качеством была храбрость, как умение твердо противостоять невзгодам. Это качество представляется хронисту очевидным, и он не расточается в похвалах, лишь укоряет трусливых. Исключением можно назвать дожа Венеции, которого хронист восхваляет без устали, подчеркивая его доблесть при преклонном возрасте и слепоте. И в целом венецианцы оцениваются положительно, особенно их сплоченность вокруг дожа. В этом тоже можно увидеть политическую подоплеку.
Пилигримы, по Виллардуэну, направились в Константинополь с самыми благими намерениями – восстановить справедливость, которая так важна в глазах рыцаря. А ответственность за саму возможность изменения направления лежит на тех, кто уклонился от обязательств и не явился в Венецию, на тех, кто на каждом этапе похода стремился уйти и разобщить войско.
В самом захвате города Виллардуэн, как и все его современники-латиняне, не усмотрел ничего противоестественного и ненаправленного Богом. Он осуждает только чрезмерную алчность тех завоевателей, что утаили часть добычи и ни словом не упоминает о том, что творили рыцари.
Все повествование, складно и наивно развивающее «теорию случайностей» направлено на историческое оправдание крестоносцев. Но главным, разумеется, остается фактор Провидения. Автор постоянно говорит, что Бог все видел и поощрял все планы крестоносцев, раз они им удались.
Теперь рассмотрим точку зрения другого очевидца событий. Пикардийский рыцарь Робер де Клари об отношении к готовящемуся приступу города пишет следующее – «епископы и клирики рассудили, что битва является законной и что они вправе произвести приступ – ведь жители города издревле исповедовали веру, повинуясь римскому закону. А ныне вышли из повиновения ему и даже говорили, что римская вера ничего не стоит, говорили, что те, кто исповедуют ее – псы. И поэтому нападение на греков – великое благочестивое деяние».79 Сомнений в правильности не допускается никаких, ведь «епископы именем бога и властью, данной апостоликом, отпускают грехи всем, кто пойдет на приступ».80
На совете бароны решили в случае отказа греков сдать город устроить пожар, что поможет их одолеть.81 Характерно, что Виллардуэн говорит об этом пожаре как о совершенно случайном, неизвестно кем устроенном.
Само разграбление города не вызывает у пикардийского рыцаря особого возмущения. Порицания достойно поведение при дележе добычи знатных людей, которые «держали меж собой совет» и «порешили, что они возьмут себе лучшие дома города».82 Рыцарь сетует, что с этого момента знать начала предавать меньшой люд и выказывать вероломство, за что и поплатилось в будущем поражениями – поражение под Адрианополем есть месть господа за гордыню, вероломство и бесчинства. Много места Робер уделяет восторженному и подробному описанию богатств захваченного города, дворцов, церквей, убранств аббатств, многократно подчеркивая, что такими сокровищами не владеет больше никакой другой город83, чего старательно избегает де Виллардуэн, боясь подобными сведениями натолкнуть читателя на мысль о материальных интересах завоевателей.
В отличие от Виллардуэна, Робер старается представить захват города чуть ли не мирным вступлением, говоря, что рыцари не причинили зла ни беднякам, ни богачам.84 Он вообще не упоминает об их действиях в отношении горожан. То есть в его представлении крестоносное воинство вело себя как нельзя более достойно по отношению к жителям и это не стоит упоминания.
Любопытным для понимания восприятия рыцаря является упомянутая история о столпах на форуме Тавра, среди барельефов которых, мол, есть письмена, предрекавшие взятие города рыцарями Запада.85
Также Робер осуждает надменность вождей крестоносцев, отвергнувших предложение о союзе и помощи во взятии Константинополя болгарского правителя Иоанна, который в обмен просил лишь короновать его правителем своей земли. Он называет это великим позором и великим несчастьем.86
Авторы всех латинских хроник крестовых походов преследовали практические цели. При внимательном прочтении хроники де Клари становится ясно, что он стремился восхвалить рядовое рыцарство и уличить вождей движения в алчности, гордыне. Он постоянно возвращается к ущемлению интересов низших слоев рыцарства при дележе добычи, возмущаясь их предательством.
В отличие от, опять-таки, Виллардуэна, в его сознании провиденциализм присутствует на уровне простом, обыденном. Все определяется лишь игрой случая, а не мудрым божественным планом. События развиваются вследствие человеческих интересов и обусловленных ими деяний. Завоевание Константинополя представляется ему естественным течением множества событий, причинами которых были человеческие поступки.
Отдельные моменты хроники пикардийца дают основание думать, что рыцарь испытывает некую гордость тем, что Запад сумел такими малыми силами завоевать столь великий и чудесный город, но ни единым словом не намекает на то, что этого не следовало делать.