Глава 3 Антропологический кризис

К концу 1920-х гг. кризис европейской культуры и жизни перешел в свою следующую стадию, которую можно обозначить как кризис человеческого существования или антропологический кризис. Эта стадия порождена Первой мировой войной, ей сопутствовал кризис гуманистической идеологии. Несколько позже, освоив границы культуры, эта тенденция начнет воплощаться и в социальной практике - в различных формах тоталитаризма [137].

Среди причин антропологического кризиса - великая экономическая депрессия рубежа 1920-1930-х гг. на Западе. Наложившись на предшествующие социальные катаклизмы, на дестабилизирующие последствия Первой мировой войны, эта депрессия привела к тому, что кризисная ситуация стала осознаваться и переживаться миллионами людей. Социальная дезориентация стала массовым явлением.

У. Фолкнер описывает характерное для этого периода мироощущение: "Это героические и сентиментальные воспоминания об утраченном благородстве, сознание существа, обреченного на слишком краткое существование, чувство, что тебя одолевает новый мир с его чуждыми законами, чувство, что ты продолжаешь свое животное прозябание без смысла и достоинства. Современность накладывает черты вечности на бедность, нужду, порочность, мошенничество, алкоголизм, грубость, кулачное право, техническое обесчеловечение, религиозную извращенность, изнасилования, кровосмешение, проституцию, садизм, убийство, самоубийство, идиотизм... Неповторимое видение ада" [138].

137 См.: Зенкин С. Учитель здравомыслия // Ален. Суждения. М., 2000.

138 Цит. по: Хюбшер А. Мыслители нашего времени М., 1962. С. 18.

108

Одним из очагов антропологической нестабильности становится послевоенная Германия. "С Германией покончено, - писал Т. Манн, - с ней будет покончено, близится невиданная катастрофа - экономическая, политическая, моральная и духовная, словом, всеобъемлющая; не скажу, чтобы я этого желал, ибо это - отчаяние, это - безумие... слишком глубоко мое горькое сострадание, мое сочувствие несчастному моему народу, и когда я думаю о его слепой горячности, о его подъеме, порыве, прорыве, мнимо очистительном почине, о народном возрождении... об этом чуть ли не священном экстазе, к которому, правда, в знак его ложности, примешивалось многое от хамства, от гнуснейшей мерзопакостности, от грязной страсти растлевать, мучить, унижать и который, как ясно каждому посвященному, уже нес с собой войну, всю эту войну, - у меня сжимается сердце от сознания, что огромный капитал веры, воодушевления, исторической экзальтации оборачивается ныне беспримерным банкротством" [139].

Известный немецкий социолог К. Манхейм охарактеризовал эту ситуацию следующим образом: "Общая тенденция массового общества к утрате определенного направления наиболее ясно наблюдалась в послевоенной Германии, где в первую очередь инфляцией были уничтожены и атомизированы прежние средние слои. Выброшенные таким образом из своей социальной системы группы были подобны неорганизованной массе, которая лишь случайно может проявить склонность к интеграции. В этой ситуации возникла неведомая раньше интенсивная раздражительность и восприимчивость по отношению к новым формам переживания и опыта, но был утерян всякий шанс длительно сохранять определенный характер" [140].

139 Манн Т. Доктор Фаустус. М., 1997. С. 224-225.

140 Манхейм К Человек и общество в эпоху преобразования // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994. С. 316.

109