Глава 5. Вариации современной этической теории |

исключает такую практику, как рабство, пытки,

систематический обман и т. п.1

Раскрывая понятие добродетели так, как оно было

представлено в традиционной этике, Макинтаир

говорит о том, что этика добродетелей, собственно,

объединяла то, что может быть названо гипотетическими и

категорическими императивами. Гипотетические

императивы как такие нормативные предписания, которые

показывают совершенный путь к достижению цели,

были необходимы для нее, так как само понятие

добродетели строится на основе принципа совершенства

человека во всем, в каждом его действии.

Интерес к этой проблеме не случаен.,Очевидно,

что в различных способах построения нравственных

систем фактически фиксируются принципиально

различные типы нравственной мотивации. В одной из них

нравственные характеристики берутся отвлеченно от

индивидуальных качеств, имеющих значение в

конкретных видах общественного производства. Они

поэтому прекрасно сочетаются с требованиями, которые

могут быть сформулированы абстрактным разумом и

применены к субъекту, который, также пытаясь быть

разумным, стремится взять верх над своими

страстями. Эти требования и получают выражение в этике

долга. Но в другой системе мотивации, там, где речь

идет о качестве выполнения конкретных видов

общественной деятельности, о достижении общественно

значимых целей, нравственные характеристики

просто не могут быть независимы от способностей

субъекта, от его предрасположенности к выполнению

определенного рода работы, от эмоций, сопровождающих

достижения и неудачи. Это было пропущено многими

философами, стремящимися к абстракциям, но было

отмечено поэтами с самого начала человеческой

цивилизации. Так, в поэме Гомера «Илиада» мы можем

видеть то, что герои имеют различные градации и

характеристики мужества. Грузный воин Аякс проявляет

мужество в обороне, а быстрый Диомед — в атаке. Это

различие зависит, даже, не только от их умения

владения оружием, но и от биологической организации.

1 См.: Мельвиль Ю.К. Новые веяния в метафизике США //

Вопросы философии.— 1989.— № 6.— С. 146.

I Часть II, Теоретическая этика

Интересно, что связь между моральными

качествами характера и конкретными социальными

способностями может быть найдена в этимологии английского

слова добродетель (virtue). Выражение «by virtue», что

в дословном переводе означало бы «посредством

добродетели», в современном английском языке

употребляется в значении «способа действия». Первичное

значение выражения «добродетельный человек» означало

«сильный, могущественный человек», т. е. человек,

обладающий значимыми для данной культуры

способностями, конкретными умениями. Нравственная

характеристика явно не отделена здесь от социального качества.

Определение моральных характеристик человека

в связи с его общественно значимыми достижениями

отчетливо прослеживается в римской мифологии, где

доблесть становится основным критерием определения

меры достоинства личности. Греческая философия в

итоге своего развития пришла к мысли о том, что люди

и боги не вмешиваются в дела друг друга (Эпикур), а

также к идее разделения морали как сферы

проявления мотивов и практики, как сферы проявления

результатов, не имеющих к добродетели прямого отношения

(стоицизм). В римской же мифологии человек не

только продолжает дело богов, но и сам может

превратиться в бога в результате заслуг перед обществом и

выполнения обязательств перед богами и мертвыми, как

сын семейства, в конце концов, может превратиться в

его главу. Подобное понимание близко

первоначальному греческому пониманию добродетели как

соответствия вещи своему назначению, что предполагает

качественное выполнение человеком отведенной ему

общественной функции, имея в виду результат его

деятельности и оценку обществом его заслуг.

Кант, заложивший в свою концепцию только

теоретические посылки этики долга, не учитывает, что

моральные характеристики, связанные с

конкретными социальными способностями, не могут быть

совершенно отделены от эгоистических желаний. В

результате он попадает в противоречие, выражающееся в том,

что абстрактная нравственная воля противостоит

конкретным, эмоционально насыщенным проявлениям

субъективной жизни, и, в конце концов, лишается

реальных оснований для своей реализации.