Глава 6. Нравственное самосознание личности...

Однако, несмотря на оправданную критику

идеалистической этики, Фейербах, по выражению Ф.

Энгельса, «...не нашел дороги из им самим смертельно

ненавидимого царства абстракций в живой,

действительный мир»... «За точку отправления он берет

человека, но о мире, в котором живет этот человек, у него

нет речи»1. Эта характеристика прекрасно подходит и

к нравственным воззрениям Фейербаха. Признавая

счастье основным стремлением человека, Фейербах

совершенно не видит относительности самих

представлений человека о счастье, не может понять, что они

развиваются вместе с развитием общества и,

следовательно, меняются вместе с возвышением второй,

общественной природы самого человека. Правда,

Фейербах признает, что представление о счастье дикаря,

который не моется и не умывается, отличается от

представлений современного человека. Но объективную

основу этих различий он пытается найти

исключительно в природных основаниях. Согласно его воззрениям,

дикарь все же объективно менее счастлив, так как

вследствие грязи клетки и поры его тела менее

открыты для восприятия природы, чем клетки и поры

современного человека.

Проведение принципа эвдемонизма требовало от

Фейербаха согласовать его с традиционными

этическими понятиями долга и совести. Это согласование

Фейербах проводит на основе двух принципов: 1)

умеренности в отношении к себе (ограничение со

стороны естественных последствий чрезмерных

наслаждений) и 2) уважения стремления к счастью других

(ограничение со стороны общественных последствий

неправильного поведения). Оценивая эти принципы,

Энгельс отмечает, что здесь Фейербах значительно

беднее Гегеля2.

Говоря о долге, Фейербах отмечает, что

самоограничения по отношению к себе могут возникать на

основе определенных стремлений к счастью. Например,

желая научиться играть на каком-либо музыкальном

инструменте, человек должен преодолевать трудности

учения. Но то, что само это желание также имеет обще-

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч.—2-е изд.— Т. 21.— С. 299, 295.

2 См.: Там же.— С. 296.

I Часть I, Предмет эти. Истерия атмкм

ственную природу, Фейербах не понимает. Для него

долг — это самопреодоление определенного состояния,

вызванного дурным настроением, неожиданным

проявлением лени и т. д. Поэтому долг все же развивается

на базе определенного природного желания, но никак

не вопреки ему. «Сколько нужно для того, чтобы

сделаться мастером в игре на каком-нибудь инструменте!

Какое упорство, какое неустанное прилежание,

жертвующее столькими дорогими радостями! Какие

скучные упражнения! Какие напряжения мускулов и

нервов! И хотя я принялся за этот инструмент только из

склонности, как часто я тем не менее играл на нем с

отвращением, только по долгу, как часто при дурном

настроении посылал его к самому черту! И все же этот

инструмент, проклинаемый мною в моменты досады за

лишения и муки, которые он взваливал на меня,

являлся для меня источником величайшего наслаждения и

счастья»1. Такая постановка вопроса, связанная с

выведением долга исключительно из правильно понятых

обязанностей по отношению к самому себе, обедняет

его содержание, устраняет критерии блага и добра,

идущие от всей совокупности культурных достижений

человечества. В этом смысле оно не только бедно из-за

отсутствия понимания счастья как стремления к

достижению совместно разделенных с другими людьми

целей, но может также содержать прямую ошибку.

Точно так же, как в случае долга, понятого в смысле

самопринуждения в примере с обучением игры на

флейте, Фейербах говорит о долге заставлять себя пить

хорошее вино. Это, с его точки зрения, позволяет

сформировать правильную привычку и, в конечном счете,

приводит к благу. «Даже самое хорошее вино

неприятно, если не привыкли к вину вообще или привыкли

только к плохому вину»2. Вполне понятно, что подобная

структура выведения долга из склонности вполне

может соответствовать наркотической зависимости и,

разумеется, не может быть принята как теоретически

оправданная.

1 Фейербах Л. Избранные философские произведения. Т. 1.—

М., 1955.— С. 606.

2 Там же.— С. 613.

Глава В. Нравственное самосознание личности... |

Уровни обязанностей человека в отношении к себе

и обязанностей в отношении к другому оказываются

у Фейербаха разорванными. Это не позволяет ввести

в содержание долга проверенные практикой

объективные критерии, которые, конечно, соотносятся с

благом, но отнюдь не так, как это виделось

Фейербаху. В действительности, общество на каждом данном

этапе своего развития формирует представления

человека о высших целях бытия, в соответствии с

которыми может строиться процесс его самореализации.

Они, конечно, могут быть очень вариативны,

особенно в современную эпоху развитых технологий, но, тем

не менее, они никогда не являются исключительно

субъективными критериями, поскольку объективность

возможных каналов самореализации идет в конечном

счете от реальных способов разрешения исторически

подвижного противоречия между обществом и

природой, от всех тех усилий, которыми люди

поддерживают свое динамическое существование. Что же

касается того, что то, что предъявляется человеку как долг со

стороны общества (через общественные требования),

в конечном счете оборачивается для него его же

собственным благом, то это действительно так. Такой

процесс имеет место в ходе становления и развития

личности. Однако он основан не на том, что какие-то

неизменные природные компоненты получают

развитие в благоприятных условиях общественной жизни, а

на качественном скачке, связанном с развитием

принципиально новой мотивационной структуры психики

человека, связанной с объединением комплекса разных

мотивов деятельности. В физиологическом и

психологическом плане это сопровождается формированием

высших социальных потребностей личности, основные

структурные компоненты которых представлены в

исходной биологической природе человека в очень

малой степени1.

Фейербаховская теория в целом не идет дальше

разумного эгоизма. Он элементарно объясняет необ-

1 О формировании высших социальных потребностей человека

под воздействием морального требования см.: Разин A.B. От

моральных абсолютов к конкретной действительности.— М., 1996. Гл. 8.

I Часть I. Предмет этики. История этики

ходимость заботы о счастье другого. Согласно его

воззрениям, забота о счастье другого — это реализация в

жизни людей простого биологического отношения

между мужчиной и женщиной. Поскольку один не

может быть счастлив без другого, он должен

заботиться и о его счастье. В фейербаховской теории остается

необъясненной мотивация заботы о счастье будущих

поколений, забота о сохранении многообразных форм

жизни на Земле, а также забота как долг, которая

может и противоречить индивидуальному счастью.

Однако, несмотря на ограниченность решения вопроса

о нравственной мотивации заботы о другом,

Фейербах все же был одним из первых мыслителей, весьма

последовательно связавших моральные мотивы

деятельности человека с условиями реализации эмоций

внеморального характера. В этом смысле Фейербах

понял значение комплексной мотивации

человеческого поведения и не противопоставлял собственно

моральные эмоции человека иным основаниям его

бытия, что постоянно пыталась делать

абсолютистская этика.

Рассматривая категорию совести, Фейербах

показывает, что угрызения со стороны последней вызваны

идеальными представлениями человека о том вреде,

который он причинил другому человеку своими

неправильными действиями. «Моя совесть есть не что иное,

как мое собственное Я, ставящее себя на место

ущербленного ты»1. Совесть, в общем, объясняется здесь

верно. Однако Фейербах недооценивает роль совести

как фактора, удерживающего человека от дурных

поступков, полагая, что в наибольшей степени она

проявляется тогда, когда неправильное действие уже

совершено.

Положение о необходимости уважения интересов

других анализируется Фейербахом на основе

«золотого правила нравственности». Это правило он также

пытается связать со стремлением к счастью, показывая,

что человек, не обладающий этим стремлением в

развитой степени, просто не может предположить, что

304

1 Фейербах Л. Избранные философские произведения.—

Т. 1.— М.. 1955.— С. 627-628.

Глава В. Нравственное самосознание личности... |

такое же стремление имеется и у других.

Следовательно, он не может осуществлять нравственного

поведения. Точно также, чем больше человек восприимчив к

собственным страданиям, тем больше он, согласно

Фейербаху, может понять страдания других. Огромную

массу фактов, противоречащих данному положению,

Фейербах попросту игнорирует в силу того, что не

видит никаких иных противоречий между людьми,

кроме тех, которые вызваны дурными склонностями их

характера. Здесь явно имеет место недооценка

обусловленности мотивов поведения социальными

условиями жизни людей, в том числе — непонимание того,

что жестокое отношение одного к другому может быть

порождено жестокими условиями жизни

(экономической конкуренцией, политической борьбой),

несовместимыми с представлениями о всеобщем равноодина-

ковом счастье.

Жертвенное поведение Фейербах объясняет на

основе все того же стремления к заботе о счастье

других. Здесь образом его рассуждений о морали

становится образ жертвы жизнью во имя счастья друга.

«Добродетель — это собственное счастье. Которое,

однако, чувствует себя счастливым только в связи с

чужим счастьем, которое готово даже пожертвовать

собой, но только потому и только тогда, когда

обстоятельства, к несчастию, складываются так, что счастье

других, которых больше, чем я, и которые значат для

меня больше, чем я сам один для себя, зависит от моего

собственного несчастья, когда жизнь других зависит

только от моей собственной смерти»1. Фейербах

полагает, что такой образ действий может доставить

счастье также тому, кто жертвует. Но это, конечно, очень

наивно, ведь фактически такое предположение

требует утверждения о том, что какая-то минута радости

того, что ты приносишь счастье другому, может

зачеркнуть всю жизнь. С нашей точки зрения,

жертвенное поведение, конечно, требует иного объяснения.

Оно, вообще, не может быть построено на

эвдемонистических началах.

1 Фейербах Л. Избранные философские произведения.—

Т. 1.— М.. 1955.— С. 635-636.