Глава 1. Когнитивно-дискурсивная парадигма в паремиологии

1.1. Паремии в свете когнитивно-дискурсивной парадигмы в языкознании

Пожалуй, справедливо утверждать, что язык воспринимается людьми как некая данность. Между тем, это инструмент, НЕОБХОДИМЫЙ человеку для осуществления множества социальных функций. Так, в задачи лингвиста, несомненно, входит определение роли языка и меры его воздействия на различные виды человеческой деятельности. Когнитивная лингвистика (далее КЛ) – особый подход к изучению языка, при котором он рассматривается во взаимосвязи с когницией, т. е. предпринимаются попытки объяснить его роль в процессах получения, обработки и хранения человеком информации. КЛ глубоко и прочно укоренилась в когнитивной науке; выводы когнитивных лингвистов, сделанные без опоры на данные других когнитивных наук, – психологии, философии, антропологии, нейронаук и др. – вряд ли могут приниматься как состоятельные. В самом общем виде, когнитивная наука нацелена на исследование принципов восприятия и познания человеком окружающего его мира. КЛ занимает особое место среди других когнитивных дисциплин, поскольку, как просто формулирует Е. С. Кубрякова, «язык – средство доступа к разуму человека», «она как бы обеспечивает доступ ко многим явлениям и процессам, наблюдаемым именно потому, что они «пропущены» через языковые формы и в этом смысле имеют объективный характер» [49, с. 12, с. 362].

За любым языковым явлением стоят ментальные (концептуальные) структуры: имеющиеся у человека структуры знания, формируемые в результате его взаимодействия с окружающим миром (т. е. приобретения опыта), определяют использование им языковых средств в процессе коммуникации. Другими словами, язык основан на человеческом опыте мира. Здесь, однако, стоит сделать оговорку. Опыт мира у каждого человека свой: это обусловлено как физиологическими особенностями человеческого организма, так и личностью, под которой мы понимаем меняющийся набор когнитивных установок, стереотипов, оценок, мнений, убеждений и т. д. Поэтому, воспринимая мир, каждый из нас интерпретирует его с помощью ума, а результаты такой интерпретации закрепляются вербальными средствами. Таким образом, человеческий разум – инструмент интерпретации окружающего мира; язык – средство выражения ее результатов. Приведем здесь также точную, с нашей точки зрения, и принципиально важную для предпринимаемого нами исследования мысль Е. С. Кубряковой о том, что связи языка с действительностью «устанавливаются благодаря приданию концептам овеществленной формы, формы, выводящей внутренние элементы нашего сознания вовне (выделение Е. С. Кубряковой) с помощью материальных языковых знаков <…> в их простых реализациях в словах и предложениях, в текстах и дискурсе (выделение наше – А. К.)» [49, с. 15]. Из этих слов следует простой и чрезвычайно важный вывод: при изучении языковых явлений необходимо опираться на дискурсивный анализ!

В зарубежной когнитивной лингвистике сегодня признается значимость эмпирических данных для последовательного объяснения связей между языком и когницией. Все больше подчеркивается необходимость строить лингвистическую теорию на наблюдении за использованием языка, на экспериментальных тестах, подтверждающих ее правильность, и на общем знании когнитивной функции. Мы также признаем принципиальную важность получения языковых данных для анализа из дискурса.

Еще до недавнего времени в лингвистике выделялись четыре ведущие научные парадигмы: традиционная, генеративная, коммуникативная и когнитивная [51, с. 190]. Уже в 1999 г., характеризуя наиболее перспективные направления лингвистического знания, Е. С. Кубрякова подчеркивала первостепенную роль понятий «текст» и «дискурс» для описываемых подходов. Считая, однако, довольно узкими задачи зарубежной когнитивной лингвистики в изучении языка, Е. С. Кубрякова предложила раздвинуть рамки когнитивной парадигмы знания и ввести «в предписываемую ею систему координат новые параметры и новые измерения – прежде всего семиотические и дискурсивные» [49, с. 14]. Так, в 2004 г. выдающийся российский лингвист, заложивший основы и сформулировавший принципы когнитивно-дискурсивного подхода, писала о новой парадигме лингвистического знания как о еще не окончательно сложившейся, но с достаточно определенно вырисованными контурами, при этом отмечая также, что значительное количество исследователей «считают себя работающими в этой парадигме» [49, с. 323 – 324]. Масштаб ведущейся сегодня научной работы, количество кандидатских и докторских диссертаций, выполненных в рамках указанного направления, пожалуй, позволяют говорить о когнитивно-дискурсивной парадигме как сложившейся.

Не вызывает сомнения тот факт, что за любым текстом, а, следовательно, языковыми средствами, сплетающими его полотно, стоит дискурсивная деятельность человека. С другой стороны, дискурс объективируется с помощью языка и является результатом когнитивной деятельности человека. Анализ языковых единиц с когнитивно-дискурсивной точки зрения, в том числе единиц паремических (чему и посвящена настоящая работа), означает определение их роли в процессе когниции и в процессе коммуникации. Только на фоне дискурса (и текста как его материального выражения) паремии могут получить наиболее полное описание, при этом когнитивно-дискурсивная парадигма выступает как интегральный подход, нацеленный на объединение различных точек зрения на предмет исследования [49, с. 520 – 521]. Когнитивные характеристики пословиц и поговорок будут детально рассмотрены далее¹. Здесь ограничимся указанием на тот факт, что паремия обладает информативностью, что относит ее к разряду когнитивных образований, т. к. она связана с познавательной и интерпретационной деятельностью человека и с фиксацией определенных структур знания (а, вернее, представлений как результатов интерпретации окружающего мира и происходящих в нем событий). Ученые утверждают, что создание, использование и понимание паремий может быть разъяснено общими когнитивными принципами [186, с. 36]. Как свидетельствуют когнитивные психологи, в основе создания и освоения пословиц лежит индукция – обобщение, выводимое из опыта (Там же, с. 89). В процесс такого обобщения вовлечен ряд других когнитивных процессов: ментальная репрезентация, категоризация, инференция, аналогия; каждый из них принимает участие в пословичной когниции (процессе категоризации действительности и репрезентации этого знания в дискурсе).

Как уже отмечалось, паремии могут быть успешно применены виртуально к любой ситуации в силу своей метафоричности. Их буквальное значение – попытка людей зафиксировать первостепенный по важности опыт (к примеру, A stitch in time saves nine, Prevention is better than cure, When you don’t know where you’re going stand still, If you can’t stand the heat get out of the kitchen), а их образность, приобретенная в результате когнитивного процесса обобщения, позволяет свободно переносить их на различные топики (обсуждаемые ситуации). Когнитивная сила пословиц заключается, тем самым, в том, что их абстрактное значение выстраивается на основе знакомых, привычных и, как правило, понятных для представителей некоторой лингво-культурной группы концептов. Мы полностью поддерживаем концепцию Р. Хонека, в рамках которой паремии рассматриваются как мини-теории, призванные подытоживать, объединять и компактно кодировать множество разных ситуаций [186, c. 103].

Говоря о когнитивной природе пословично-поговорочных единиц, представляется необходимым обратиться к следующим двум понятиям: «когнитивная база» (далее КБ) и «внутренний (ментальный) лексикон» (далее ВЛ). Термин «когнитивная база» был введен отечественными лингвистами-русистами для обозначения совокупности знаний и представлений, общих для членов того или иного лингво-культурного общества [43, с. 61; 23, с. 91 – 92]. Паремии как овеществленные элементы культуры, опыта, знаний, наблюдений, верований и т. д. входят в КБ носителей определенного языка и, соответственно, культуры; наличие общей КБ служит, таким образом, условием распознавания и понимания используемых в дискурсе паремий (и особенно, как будет показано далее, их модификаций).

Под внутренним лексиконом понимается «такое психическое образование, которое обеспечивает не только хранение необходимой информации о всех языковых единицах и категориях, но и достаточно легкий доступ ко всей этой информации и возможности ее быстрого извлечения в актах порождения и восприятия речи» [49, с. 369]. Признавая условность термина «лексикон», так как он не исчерпывается лишь только лексическими единицами, но включает множество устойчивых синтаксических структур, клише, фразеологических оборотов (воспроизводимых в готовом виде и в этом смысле равнозначных слову), находящихся в памяти человека, Е. С. Кубрякова, все же, развивает теорию внутреннего лексикона, исходя из центрального положения в нем слова (Там же, с. 382). На страницах настоящего изыскания, посвященного когнитивно-дискурсивным аспектам паремиологии, мы считаем необходимым обратиться к понятию «внутреннего лексикона» как наиважнейшей части когнитивной базы человека, носителя языка и культуры, для рассмотрения входящих в его состав элементов – пословично-поговорочных единиц. Хотя слово признается многими специалистами базовой когнитивной единицей языка (Там же, с. 385), определенные свойства паремий позволяют рассматривать их как когнитивные образования (но иного, чем слово уровня). Подобно слову, пословицы членят действительность, запечатлевая некоторую ситуацию, и служат готовым средством репрезентации сходных с ней ситуаций. Одновременно с этим они направлены на дескрипцию, интерпретацию мира, выражение отношения и оценки. В основе схемы пословичной категоризации лежит аналогическое мышление. Людям вообще свойственно мыслить, используя аналогию, т. е. предположение, основанное на кажущемся сходстве между предметами, ситуациями и т. д. В этом смысле пословицы и поговорки являются замечательным готовым средством. Мышление по аналогии, однако, в высшей степени специфично, индивидуально и может быть детерминировано множеством различных факторов. Так, пословичная категоризация не есть закономерность, а, наоборот, случайность. Вот почему паремические категории подвижны, они постоянно меняются и перестраиваются в результате применения паремий в новых контекстах.

Говоря о структуре внутреннего лексикона, можно выделить две его стороны: он представляет собой некое подобие лексической системы определенного языка, а также «часть общей организации человеческого мозга, <…> часть общего пространства памяти человека». Входящие в состав ВЛ языковые единицы (как мы определили, не только слова, но и бóльшие по протяженности образования), во-первых, предоставляют данные о самих себе «как об отдельностях», а также о системах, элементами которых они являются [49, с. 369]. Вот почему, слыша незнакомое для себя слово, мы всегда можем определить, к какой части речи оно относится, а, встретив неизвестную паремию, мы можем идентифицировать ее как таковую. Более того, каждая включенная во ВЛ единица хранит также информацию об ее употреблении, некую инструкцию «с данными о ее оперативных возможностях» по различным линиям ее использования – формальным, семантическим, прагматическим (Там же, с. 368). Так, и паремии содержат целый комплекс значений (полисемантичность), функций (полифункциональность) и, конечно же, интенций [186, с. 97]. Паремии в дискурсе сигнализируют о намерении, а, точнее, замысле говорящего: выразить отношение, раскритиковать, похвалить, побудить к действию, предостеречь и т. д. В силу этого они наделены значительной концептуальной силой.

Исследования когнитивных психологов демонстрируют, что понимание и порождение пословиц и поговорок требуют набор мыслительных процессов («reasoning processes»); посредством упомянутых операций понимания и порождения паремии дают имплицитную «инструкцию» для осуществления необходимых ментальных процессов и посредством своего фигурального содержания – эксплицитную инструкцию для мышления вообще (Там же, с. 95 – 96). Так, паремии не являются застывшими семантическими сущностями, чье значение хранится в долговременной памяти человека. Их полисемантичность и полифункциональность – сигнал о том, что каждый раз при использовании пословиц и поговорок в коммуникации их значение выстраивается заново. Значение паремий рождается в дискурсе. Зарубежные исследования подтвердили следующую закономерность: знание пословицы влияет на скорость ее обработки и конструкции ее образного значения [Приводится по: 186, с. 136]. Паремии хранятся в памяти как целостные готовые структуры с фиксированным лексическим наполнением. Их фигуральное значение «конструируется» каждый раз при их использовании в дискурсе: в его состав входит некий моментально, спонтанно и динамично выстраиваемый элемент, требующий времени и усилий. Это объясняется тем, что процесс коммуникации обусловливается, в том числе, скрытыми факторами («substantive factors»), к примеру, личности (разум) взаимодействующих людей, передаваемое и воспринимаемое (интерпретируемое, конструируемое) когнитивное содержание. Но, согласно специалистам, успешная коммуникация – скорее закономерность, нежели исключение, благодаря вычислительным способностям человеческого разума (Там же, с. 108).

Как и любая языковая единица, паремия – это знак, существующий в некоторой семиотической системе (паремика определенного языка). Будучи одним из номинативных средств, паремии репрезентируют в уме человека некоторую обобщенную, представляющую/представлявшую в силу некоторых психологических и когнитивных причин ценность для носителей языка ситуацию. В дискурсе одна и та же паремия может применяться к различным ситуациям по аналогии. Все зависит от намерений автора (интерпретатора действительности), его когнитивных стратегий. В дискурсе существует и другая сторона – реципиент (интерпретатор знака). Язык и дискурс – явления, неразрывно связанные с человеком. К определению знака «должны быть подключены сведения и об интерпретаторе, и о воздействии знака» [49, с. 503].

Внутренний лексикон хранится в памяти человека и, таким образом, представляет собой «структурированный инвентарь конвенциональных (выделение наше – А. К.) языковых форм» [Цит. по: 49, с. 387]. Язык как система предполагает наличие ограничений, правил, нечто, нам «навязываемое» (Там же, с. 18). «Народное знание», заключенное в паремиях, – также всего лишь условность, поэтому, несомненно, подлежит изменениям. Язык «оживает» в дискурсе; именно в дискурсе снимаются некоторые запреты, преодолеваются существующие ограничения. Это становится возможным не за счет нарушения правил, а вследствие «гибкости и подвижности разных языковых форм, возможностей их динамических преобразований, способности приспосабливаться к нуждам коммуникации и условиям ее произведения» (Там же). Указанные свойства языковых единиц, с нашей точки зрения, – наиважнейшее условие их творческого использования. Делая небольшой экскурс в историю, стоит отметить, что творческое обыгрывание паремий с момента их активного распространения в Европе было весьма популярным феноменом. Ранними любопытными иллюстрациями этого явления могут служить, к примеру, средневековые надписи на откидных стульях на хорах церкви. Думается, заявление о том, что игра с языковыми единицами вообще свойственна человеку, является небезосновательным. Что касается современного этапа развития англо-американского общества и культуры, мы можем констатировать следующее. Сегодня, во-первых, огромный масштаб творческого применения паремий в англоязычном дискурсе заметен благодаря СМИ, широкому распространению англоязычной массовой культуры (особенно американской); во-вторых, наука (в том числе, когнитивистика и когнитивная лингвистика) накопили достаточный багаж наблюдений, сформировали методику описания языковых явлений и имеют набор средств для анализа. Вследствие этого представляется архиважным использование когнитивно-дискурсивного подхода к феномену модификации паремий.

Языковое творчество предполагает некоторую свободу (в смысле снятия ограничений), которая, однако, относительна. Она ограничивается:

1) самим языком как системой: автор использует имеющийся языковой материал, модификации осуществляются в рамках языковых правил, а набор механизмов модификации хоть и широк, но не бесконечен;

2) личностью человека, т. е. совокупностью его знаний, опыта, когнитивных установок, отношений, стереотипов и т. д.;

3) типом дискурса, т. е. социокультурной ситуацией, на фоне которой происходит выбор «языка» для осуществления коммуникации.

Нельзя не согласиться с утверждением, что «в дискурсе отражается и строится один из «возможных миров», а для того, чтобы сделать это и объективировать намерение говорящего и его ментальность, используются особые языковые средства» [49, с. 531]. Как показывает наше исследование и непосредственные наблюдения в процессе пребывания в американской социокультурной среде, употребление паремий свойственно для разных типов дискурса, они представляют собой универсальное языковое средство. Вследствие этого изучать каждое языковое явление надо в его использовании – в тексте и дискурсе, а когнитивный подход должен быть дополнен дискурсивным анализом и наблюдениями за функционированием существующих форм и созданием новых. Отсюда – важная задача современной когнитивно-дискурсивной паремиологии.