§ 2. Гносеология и онтология правды

Современная философская антропология, как правило, избегает проблемы истины, ибо укоренилось мнение, что это - вотчина гносеологии, в крайнем случае, - онтологии. Однако подобные установки приводят к элиминации философской антропологии и замене ее антропологиями: культурной, социальной, правовой, религиозной, этнической и другими, которые не касаются философского понимания истины. Гносеологическая же концепция истины без опоры на философскую антропологию страдает явной односторонностью.

В гносеологии истина рассматривается только как феномен знания, причем истинными считаются те высказывания о мире, содержание которых соответствует предметам последнего. Иными словами, гносеологические представления об истине исходят из положения, что знания должны соответствовать действительности, адекватно ее воспроизводить. Что касается онтологического понимания истины, то в его основе лежит утверждение о том, что предметы внешнего мира должны соответствовать нашим представлениям о них. Однако и первые, и вторые концепции истины не говорят о том, какими должны быть предметы, какой должна быть

==24

действительность. Как гносеологические, так и онтологические трактовки истины можно назвать эпистемическими, в то же время существуют истины, которые выступают продуктом человеческой активности, указывают человеку, как вести себя в тех или иных жизненных ситуациях, что он должен делать. Эти истины мы обозначим термином «антропо-деонтические». Впрочем, само понятие истины первоначально формировалось именно как антроподеонтический феномен и обнаруживало свою связь с человеческой жизнью.

Слово «истина» восходит к глаголу «есть» («ист» - «ест»). Первоначально «есть» означало «дышать»: «есть» произошло от «es», в санскрите дающего as (asmi - если, asni - ести), а от «es» - «дышать» (например, можно сравнить немецкое «anhmen» - «дыхание»). «Итак, заключает П.А.Флоренский, - «есть» первоначально значило «дышит». Но дыхание, дуновение всегда считалось главным признаком и даже самою сущностью жизни; и по сю пору на вопрос: «Жив?» обычно отвечают: «Дышит», как если бы это были синонимы. Поэтому второе, более отвлеченное значение «есть» - «жив», «живет», «силен». И, наконец, «есть» получает значение наиболее отвлеченное, являясь просто глаголом существования. Дышать, жить, быть - вот три слоя в es в порядке их убывающей конкретности, - по мнению лингвистов, соответствующем порядку хронологическому»²¹.

На родство «истины» и «жизни» указывает не только уже позабытая и трудно обнаруживаемая связь между глаголами «есть» и «дышать», но и сохранившаяся в русском языке тесная связь между «есть» и «питаться». До сих пор русские вместо «кушать» произносят «есть», вместо «я хочу кушать» говорят «я хочу есть». Человек хочет есть, что означает, что он хочет жить, ибо еда, так же как и дыхание, выступает основным источником жизни, условием, поддерживающим жизненный процесс. И нет-нет, да услышишь где-нибудь звонкий

¹ Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. - М., 1914. - С.17.

==25

ребячий голосок: «Мам, я есть хочу», и слышится, будто ребенок кричит: «Мам, я жить хочу, дай мне поесть». А на вопрос: «Как живешь?» порой слышишь в ответ: «Да ничего, живем, хлеб жуем». Питаемся, потребляем пишу - значит восстанавливаем потерянную энергию, продолжаем жить, существовать, ествовать, иствовать.

Конечно, дыхание и питание выступают средствами поддержания жизни как биологического явления, но необходимо особо подчеркнуть, что жизнь не сводима к биологической форме, существуют и духовные, ценностные источники жизни, коль мы ведем речь о человеке. Даже в понятия «дыхание» и «еда» часто вкладываются сверхбиологические смыслы, не говоря уже о таких ценностях, как смысл жизни, служение общему делу, преданность идее и других. Пословицей «не хлебом единым жив человек» подчеркивается значимость духовной пищи для поддержания и развития жизни. Иной раз человек с высокими духовными запросами, попадая в общество, в котором господствуют меркантильные интересы и все разговоры сводятся к сплетням о соседях, сослуживцах и даже друзьях, скажет в сердцах: «Здесь тяжелая атмосфера, трудно дышать», т.е. невозможно жить в такого рода духовной атмосфере.

«Есть», изначально фиксирующее просто факт существования, неизбежно приобретает смысл жизненности, распространенности жизни. Существует - значит живет. В русской армии ответы на приказы звучат однозначно - «есть», т.е. «будет сделано», «исполнено». Вспомним широко распространенные в свое время строки «партия сказала - комсомол ответил «есть», в которых слышится, что дело, завещанное старшим по рангу, не просто будет существовать, а жить, распространяться на все сферы существования.

Понятие «антропо-деонтическая истина» служит для обозначения как материальных, так и духовных условий, поддерживающих и развивающих жизнь, или, другими словами, подобного рода истиной закрепляется значение «быть источником

\

==26

жизни». Слово «источник» получило довольно широкое распространение в современной философии. Так, в 1960-70-е гг. в отечественном марксизме активно обсуждалась проблема источников и движущих сил общественного прогресса, а понятие «источник общественного прогресса» получило статус философской категории. Термин же «источник» по-прежнему выступает своеобразной метафорой с глубокими смысловыми значениями.

Источник - это некое порождающее начало, родственными которому служат слова «родник» и «ключ». Родник (здесь слово говорит само за себя) - это то, что рождает, родит, вызывает к жизни. Родник - это источник, из которого бьет холодная, прозрачная, живительная влага, являющаяся условием жизни. В русском языке родник называют также ключом, подчеркивая, что земля открыла источник жизни.

Подобно тому, как родник нуждается в бережном отношении, ибо его засорение чревато оскудением живительной влаги, а подчас и его истощением, так и истина - источник жизни - требует к себе уважительного отношения. Такого рода истину необходимо охранять, что нашло закрепление в слове «истина». Латинское слово «veritas» переводится как истина и имеет смысл охранения. От veritas происходит немецкое «wehren», что означает беречь, охранять и «wehren» - возбранять, не допускать, быть сильным. Немецкое «Wahr», «Wahrheit», а таже французское «vérité», которые переводятся как истина, несут в себе смыслы охранения и указывают на то, что истину как источник жизни необходимо беречь, лелеять, ибо она способствует становлению человека.

Кроме того, var, от которого произошло латинское «veritas», лежит в основе глаголов «ver-e-or» или «re-vereor», имеющих среди множества значений смыслы «почитать», «уважать», откуда произошло и «verdictum» - «постановление», «защита». Слово «истина» во многих культурах несет в себе смыслы уважения, преклонения, почитания, а, ==27

как известно, уважаем мы то, что выше нас, низшее вряд ли будет объектом преклонения. Истина - источник жизни - нуждается в защите, охранении, ибо она как высшая ценность делает человека сильным и свободным.

Казалось бы, русское слово «истина» лишено тех смыслов, которые сопровождают латинское «veritas»; во всяком случае, оно прямо не указывает на такие смыслы, как уважение, зашита, сила и другие. Но тем не менее подобные смыслы мы обнаруживаем и в русском слове «истина», хотя и в неявном виде. Ведь «истина» и «источник» являются однокоренными словами, а источник представляет собой некое порождающее начало, то, что генерирует жизнь, а следовательно, нуждается в защите и охранении. Кроме того, явный смысл охранения, уважения и источника силы содержится в русском слове «вера», которое восходит опять-таки к латинскому «veritas». Вера есть не что иное, как охранительное начало истины.

Слово «истина» также тесно связано с глаголом «есть», который в. свою очередь родственен существительному «естество» или «природа». Связью истины с естеством подчеркивается ее природный характер, независимость от субъективных воззрений и желаний как отдельной личности, так и всего человечества. Например, если мы говорим: «Этот человек прирожденный бизнесмен», то тем самым подчеркиваем, что указанная особенность данного человека не сформирована им, а досталась ему от природы, от рождения, она носит прирожденный характер.

Кроме того, в слове «природа» содержится смысл не только независимости и прирожденности тех или иных свойств человеческой активности, но и присутствует прямое указание на главенствующее значение рода как общего начала, которому должен подчиняться конкретный индивид. Природа - это то, что находится при роде, принадлежит роду, а значит, то, что должно способствовать его сохранению и развитию. Именно род выступает носителем различных

==28

традиций и обычаев, способствующих сохранению целого, в подчинении которого существует отдельный индивид. При этом род как целое является решающим условием выживания индивида. Отсюда ценности рода как целого требуют к себе бережного отношения, ибо от них зависит жизнь отдельного индивида. Поскольку ценности рода как целого имеют такое важное значение для человека, постольку они принимают форму истины, существования, «ествования». А в силу того что эти ценности довольно хрупки, они нуждаются в защите, в кровле, которая ограждала бы истину от вредных воздействий. Поэтому антропо-деонтическая истина часто понимается как откровение, нечто, находящееся под кровом.

Тон современной дискуссии о понимании истины как откровения задал М. Хайдеггер, который, анализируя структуру греческого слова «алетейа», вычленяет в нем 1) корневую основу, которая означает «скрывать», «таить» и 2) следующую за ней альфу, меняющую значение морфемы «таить» на противоположное. В таком случае «алетейа» в силу своего внутреннего устройства должна обозначать нечто «нескрытое», «явное». Истина приобретала смысл откровения (Unverborgenheit) бытия. «...Греческое слово «алетейа» «неутаенность» — соответствует словам «невинность», «бесконечность», означающим то, что не виновно, неконечно. Соответственно и «алетейа» подразумевает то, что не утаено»²².

Отчасти хайдеггеровская интерпретация концепта «истина» подтверждается древнегреческими текстами, в частности, у Гомера «говорить истину» означает говорить «открыто, не скрывая ничего». Истину невозможно скрыть, она неизбежно становится явной, нескрытой. Однако понимание истины как нечто явного, открытого противоречит философским, да и не только философским, коннотациям этого понятия, ведь истина, скорее, ассоциируется с

²² Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Вопросы философии. - 1989. №9.-С. 136.

==29

«потаенностью», «загадочностью», «тайностью», нежели с «открытостью». Если бы истина была открыта сама по себе, то тогда деятельность ученых лишалась бы смысла, ведь активность последних направлена на поиск истины.

Истину ищут, а коль ищут, следовательно, она скрыта, ее трудно обнаружить. Несмотря на то что понятие истины довольно часто сопровождается эпитетами «голая» и «нагая», но даже в таком состоянии она остается скрытой от человека. «Твердили: «Истина нагая / В колодезь убралась тайком./ И дружно воду выпивая,/ Кричали: «Здесь ее найдем» (А.С.Пушкин). По всей вероятности, именно вследствие своей обнаженности истина и скрывается подобно тому, как девушка стыдится показаться в таком виде среди людей.

После М. Хайдеггера неоднократно предпринимались попытки разрешить противоречие между этимологией слова «истина» и ее философским содержанием. При этом исследователи ограничивались, как правило, семантическим анализом слова «алетейа» и его коннотациями, не осознавая и поэтому не принимая во внимание различность истины. И до сих пор не стихают дискуссии по проблеме того, какова основная характеристика истины — она открыта или имеет свойство закрытости. На то, что истина открыта, указывает семантика слова - «алетейа», о том, что истина носит скрытый характер, говорит само существование истины в поле культуры, в котором господствуют гносеологические установки современного рационализма.

По мнению П.Фридлендера, а также К.Классена, негативный смысл начальной альфы в V веке до н.э. древними греками уже не воспринимался, и не всегда слово с начальной альфой означало отрицание последующей морфемы. Отсюда и в слове «алетейа» «а» не выступает отрицанием скрытости, хайдеггеровское понимание истины не находит аналогов в индоевропейских языках, в которых «истина» не является перифразой «очевидного». Оказывается, ларчик открывается

==30

просто: противоречие между внутренним значением слова «истина» и ее философскими коннотациями разрешается путем максимального сближения смысла слова «истина» с ее распространенным значением и уличением в неправильной интерпретации истины такого философа, как М. Хайдеггер.

По Н.П.Гринцеру, не снимает противоречия между внутренней формой слова «истина» и ее установившимися значениями наличие такой характеристики истины, как «незабвенность». «Однако, констатирует Н.П.Гринцер, - такая переинтерпретация все же не позволяет до конца устранить несообразность содержания концепта истины и значения слова, этот концепт обозначающего. Устройства «алетейа» по-прежнему определяется формулой «a privarium + корень», понятый пусть и в переносном смысле. Но и переносный смысл не может вовсе «отменить» прямого; «нескрытость» все же остается, на сей раз только «нескрытость от памяти». Философская же трактовка «алетейи» во многих случаях дает совершенно обратный результат: истина становится синонимом скрытого, потаенного»²³.

Все многочисленные попытки разрешения противоречия между внутренним значением слова «истина» и ее философскими, коннотациями ведут к довольно произвольной трактовке этого слова, этимологический смысл которого подтягивается к его философскому значению. Так, по мнению Н.П.Гринцера, «для того, чтобы привести два полюса, содержательный и формальный, в соответствие, надо действительно несколько изменить трактовку, но не корня, а префикса. Предшествующая корню «альфа» в древнегреческом вовсе не обязательно означала отрицание значения следующей морфемы»²⁴. Во многих случаях альфа просто усиливала значение тех или иных слов, и, если опираться именно на такое утверждение, тогда слово «истина» приобретает смысл «чрезвычайно скрытого, потаенного». Таким

²³ Гринцер Н.П. Греческая «алетейа»: очевидность слова и тайна значения // Логический анализ языка. Культурные концепты. - М., 1991. - С.42—43.

==31

образом, рассматриваемое нами противоречие снимается тем, что допускается реальное существование семантической плюральности. В одних случаях семантический смысл «алетейи» соответствует общепринятым философским коннотациям, в других - нет. При этом и овцы целы, и волки сыты: и хайдеггеровская интепретация соответствует действительности, и оппоненты немецкого философа тоже правы, ибо мы живем в век плюральности.

Конечно, все слова обладают многочисленными семантическими значениями, и поэтому вполне можно вести речь о семантической плюральности слов как их атрибутивной характеристике, но вряд ли ссылка на подобное свойство будет служить решающим аргументом для разрешения зафиксированного противоречия, ведь плюральность слов обусловлена культурной реальностью, и отсюда для разрешения противоречия между смыслом слова «истина» и ее коннотациями необходимо исходить из философско-онтологической реальности, обусловливающей то или иное понимание истины. Как уже говорилось, существуют различные виды истины. Хайдегерровская интерпретация греческой «алетейи» соотносится с антропо-деонтической истиной, в то время как те исследователи, которые вскрывают противоречие между подобной интерпретацией и философскими коннотациями слова «истина», разумеют под последней только эпистемическую истину, т.е. речь идет о видах истины - онтологическом и гносеологическом, антропо-деонтическом и эпистемическом. Противоречие между смыслом и коннотациями возникает тогда, когда происходит подмена одного вида истины другим, когда семантический смысл одного вида истины стремятся спроецировать на совершенно другой вид истины, когда смысл греческого слова «алетейа» как антропо-деонтического феномена пытаются соотнести с эпистемической истиной. Последняя носит характер потаенности, скрытости, тайности, в то время как

²⁴ Там же. - САЗ. ==32

антропо-деонтическая истина воспринимается открытой и незабвенной.

Как в русском, так и в греческом языках истина как антроподеонтическое явление несет в себе смыслы существенных условий и источника жизни. И этот источник должен быть открыт, и нельзя его забывать, ибо забывание подобно смерти, гибели источника жизни, что и равносильно смерти. Вновь обратимся к слову «алетейа». «Истина в понимании эллина, - пишет П.А.Флоренский, - есть а-летейа, т. е. нечто, способное пребывать в потоке забвения, в летейских струнах чувственного мира, - нечто превозмогающее время, нечто стоящее и не текущее, нечто вечно памятуемое. Истина есть вечная память какого-то сознания; истина есть ценность, достойная вечного памятования и способная к нему»²⁵.

В греческой мифологии богиня Лета персонифицирует забвение и является дочерью богини раздора Эриды. Посредством этого мифа зафиксирован факт связи между забыванием и раздором. Забыл какие-нибудь обязательства или нравственные нормы, следовательно, нарушил их, что и выступает одной из существенных причин распрей и раздора. Именем Леты также названа река в царстве мертвых, испив воду которой души умерших забывают свою былую земную жизнь и уже вряд ли вернутся к ней: забыли - значит окончательно погибли. По другим мифам, в царстве мертвых бьют два источника - Лета и Мнемосина, Забвение и Память. Отсюда и выражение «канул в Лету». Им субъект не только констатирует смерть человека, но и указывает ее причину, которая и связывается с забвением. Забыл ценности, скреплявшие общество в единое целое, - значит встал на путь смерти и усилил танатальную тенденцию. В то же время не-забвение или алетейа ассоциируется с жизнью, с витальной тенденцией.

Слово «а-летейа» указывает на то, что не-забвение витальных ценностей является решающим условием жизни, что механизмом не-

¹⁵ Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. - С.18-19.

==33

забвения выступает память, мнемосина. В древнегреческой мифологии богиня Мнемосина, персонифицированная память, сестра Кроноса и Океаноса, признается матерью всех муз. Она обладает всеведением. Согласно Гесиоду, она знает все, что было, есть и будет. Память в культуре Древней Греции выступает источником жизни и источником знаний. Когда поэтом овладевают музы, он пьет из источника знаний Мнемосины, что означает его прикосновение к познанию истоков, начал бытия. «Восходя к этому источнику, воспоминание ищет не возможности расположить события во временных рамках, а возможности достигнуть основы существующего, обнаружить первопричины, первоначальную реальность, породившую космос и позволяющую понять становление в его целостности»²⁶.

Именно память служит тем каналом, по которому транслируются ценности от поколения к поколению, благодаря памяти не забывается жизненный опыт; не было бы памяти, человек так и остался бы в животном состоянии. Память позволяет удерживать коллективный опыт людей, закреплять в сознании и транслировать успешные действия, посредством которых человек выживает в этом мире. Причем уже мифологическое сознание в образной форме ведет речь об огромной роли памяти как источника жизни. «Индивидуальное существование становится и остается существованием вполне и абсолютно человеческим, ответственным и значимым в той мере, в какой оно способно вдохновляться накопленным опытом и мыслями. Не знать или забыть содержание этой «коллективной памяти», созданной традицией, равнозначно регрессии к «природному» состоянию (состояние ребенка, находящегося вне культуры), регрессии к «греху» или катастрофе»²⁷.

Конечно, содержание антропо-деонтической истины как источника жизни во многом обусловлено пониманием последнего. Древние

²⁶ Элиаде М. Аспекты мифа. - М., 2000. - С. 117.

²⁷ Там же.-С. 121.

==34

греки источник жизни связывали с памятью, или мнемосиной; в латинизированных культурах существенным условием жизни выступала вера как одна из форм бережного, трепетного отношения человека к высшим духовным ценностям. Что же касается русской культуры, то здесь источник жизни связывался с высшими нравственными ценностями, которые указывали человеку, как вести себя в сообществе людей, как поступать в тех или иных ситуациях. Коротко говоря, содержание антропо-деонтической истины оказывалось тождественным правильной, подлинной, настоящей жизни. Такого рода антропо-деонтическая истина получает название «правды», что и ассоциируется с правильной жизнью.

Правда как род истины не должна забываться (забвение равносильно отходу человека от правильной жизни), однако наиболее существенной характеристикой правды является ее открытость, которая и обусловливает многочисленные признаки антроподеонтической истины.

Во-первых, поскольку правда открыта, постольку ее невозможно утаить, она рано или поздно себя обнаружит. «Правду не скроешь» этим довольно распространенным высказыванием человек подчеркивает, что правда откроется, ибо открытость является ее атрибутивной характеристикой. Отсюда тайная правда - это нонсенс, уже неправда.

Во-вторых, открытость правды указывает на то, что она видима и наблюдаема всеми людьми и всеми должна пониматься примерно одинаково, и именно этим антропо-деонтическая истина отлична от эпистемической. Последняя скрыта, не лежит на поверхности, и для ее открытия субъект затрачивает огромные интеллектуальные усилия. Научно-эпистемическая истина, носящая скрытый характер, дана не каждому, в то время как открытость, не-тайность, не-скрытость, неутаенность правды предполагает, что антропо-деонтическая истина предназначена для всех, и все должны воспринимать ее идентично.

==35

В-третьих, открытость правды предполагает ее общедоступность. Высшие ценности только тогда будут носить всеобщий характер, когда они общедоступны, но таковыми они могут быть тогда и только тогда, когда антропо-деонтическая истина открыта.

В-четвертых, открытость правды указывает на то, что антроподеонтическая истина не является гносеологическим феноменом, во всяком случае, это - не продукт теоретико-познавательных способностей человека. Открытость не следует понимать гносеологически. Это научно-эпистемические истины открываются в процессе познания реальности, антропо-деонтическая истина изначально носит открытый характер. Но тогда зачем открывать то, что уже открыто?

Открытость как атрибутивный признак правды показывает, что она не открывается, а, в отличие от научно-эпистемической истины, создается людьми с целью повышения эффективности выживания людей в процессе их совместной жизнедеятельности. Разумеется, создание правды может быть связано с деятельностью Бога, но и в таком случае антропо-деонтическая истина сохраняет тот же характер: она не открывается, а творится.

В-пятых, поскольку, будучи открыты, научно-эпистемические истины также начинают носить открытый характер (конечно, если находятся вне сферы военных и производственных тайн), постольку они по своим характеристикам несколько сближаются с антроподеонтической истиной. Однако различие остается в сфере освоения их людьми. Первые осваиваются человеком в процессе обучения и просвещения, в то время как правда внедряется в человека через такие каналы культуры, как воспитание и образование. Обучить правде невозможно, но вполне возможно направить человека на истинный путь и сформировать у него установки на правильную жизнь в процессе образования. В последнее время обучение и образование часто предстают как тождественные процессы, а если нет, то различающиеся несущественными признаками. Но различия между

==36

ними могут быть значимыми, если брать во внимание виды истины, лежащие в основании этих форм трансляции культурных явлений. В процессе обучения происходит освоение человеком эпистемических истин, обучение воздействует на рациональные структуры человеческой психики. Образование нацелено на освоение человеком антропо-деонтических истин, которые внедряются буквально во все сферы сложной и многоуровневой психики человека, ибо образование направлено на формирование определенного образа жизни, знания о котором недостаточно для того, чтобы оно укоренилось в человеке.

В-шестых, открытость правды указывает на ее уязвимость: ведь все, что открыто, не защищено. Но, учитывая важнейшую роль антропо-деонтической истины в жизни человека и ее уязвимость вследствие открытости, правда нуждается в защите и бережном отношении. Правда - вещь хрупкая, и поэтому антропо-деонтическую истину можно сопроводить эпитетом «сокровенная», которым подчеркивается, что правде дали кров. Слово «со-кров-енная» говорит о том, что правду берегут, лелеют, причем кров воздвигнут не одним человеком, ведь один, во-первых, не сможет уберечь правду, во-вторых, даже если бы это случилось, она потеряла бы свою всеобщность. Поскольку правда представляет ценность для всех людей, то и охранять ее должны все.

В-седьмых, эпитеты незабвенная, сокровенная и открытая, которыми наделяется правда, несут в себе глубинные гносеологические и онтологические смыслы. Антропо-деонтическая истина имеет абсолютный характер, что нашло закрепление в эпитете «незабвенная»: не забывается нечто совершенное и гармоничное. Незабвенная - значит вечная, остающаяся таковой на все времена, не изменяющаяся ни в пространстве, ни во времени. Открытость и сокровенность правды указывают на ее объективность, если под последней понимать общезначимость. Кроме того, антроподеонтическая истина объективна и в плане независимости ее от

==37

субъективных воззрений как отдельной личности, так и человечества, даже несмотря на то, что она создается людьми.

Таким образом, содержанием антропо-деонтической истины, сопровождающейся эпитетами «открытая», «сокровенная» и «незабвенная», выступают витальные ценности, на основе которых формируются витальные тенденции. Открытость и незабвенность как атрибутивные свойства Правды являются основаниями, обусловливающими другие свойства антропо-деонтической истины: ее всеобщность, неутаенность, общедоступность, уязвимость, абсолютность, совершенность.

Заметим, что подобного рода эпитеты иногда провоцируют на сравнение правды с женщиной. Ведь мужчина часто называет свою любимую «моя незабвенная», тем самым давая ей понять, что любовь будет вечной. Женщина, как и правда, нуждается в защите не только как слабое существо, но и как носительница высших ценностей. Такое отношение к женщине и антропо-деонтической истине нельзя назвать агрессивным и сексуальным, тем не менее правда порой воспринимается как нечто, формирующее у человека сексуальноагрессивные отношения.

МХайдеггер, вскрывая этимологический смысл «алетейи», подчеркивает, что древние греки относились к истине довольно агрессивно. «Греки понимали истину как добычу, которая должна быть вырвана у утаенности в противоборстве человеческого с самим сущим и целым...»²⁸. При этом немецкий философ исходит из положения, что истина скрыта в фюсисе, т.е. в природе, и ее необходимо открыть. Но в таком случае М.Хайдеггер ведет речь не о правде, и без того открытой, а об эпистемической истине, которую еще необходимо открыть и, соответственно, сорвать покров, обнажить. Полагаем, немецкий экзистенциалист допускает логическую ошибку, ибо ведет речь об одном классе истины и распространяет ее характеристики на

²⁸ Хайдеггер М. Основные понятия метафизики. - С. 116. ==38

остальные виды. Получается, что любую истину необходимо обнажить, лу и, разумеется, овладеть ею. Но ведь антропо-деонтическая истина не нуждается в процедуре обнажения, она и без того открыта. Недооценка факта существования в культуре различных родов истины и приводит исследователей к тому, что признаки одного класса истины переносятся на все классы истин.

Процесс обнажения истины порой провоцирует философов на сравнение истины с объектом сексуального домогательства. Так, Ж.Деррида настаивает, что западноевропейский рационализм проявляет по отношению к истине странные сексуальные влечения. Ученый, по мнению французского философа, стремится сорвать покров с истины, обнажить ее и, наконец, уже обнаженной - овладеть. Отсюда Ж.Деррида, имея в виду агрессивный и сексуально окрашенный характер европейского идеала «полного овладения истиной», называет западноевропейский рационализм фало-логоцентризмом и говорит о его апокалиптической сущности. Прежде всего Ж.Деррида обращает внимание на этимологию термина «апокалипсис», что в переводе с греческого означает «от-кровение», т.е. снятие покрова, обнажение. При этом «апокалиптические речи» в греческой культуре означали «непристойные» речи, в которых говорилось об обычно скрываемых частях тела²⁹. Отсюда в греческой культуре познание истины порой означало снятие с нее одежды, обнажение и овладение истиной подобно тому, как осуществляются сексуальные домогательства одного человека над другим.

Ж. Деррида так же, как и М. Хайдеггер, ведет речь только об эпистемической истине, не догадываясь о существовании антроподёонтической. Последняя уже открыта, обнажена и, следовательно, не нуждается в процедуре «снятия покрова». Разумеется, правда как вид истины может восприниматься обнаженной и голой, однако подобного

==29

См.: Гройс Б. Да, апокалипсис, да, сейчас //Вопросы философии. - 1993. Ms3.-C.29.

==39

рода характеристики антропо-деонтической истины, скорее, вызывают ассоциацию чистоты, нежели метафоры сексуального объекта. «Ассоциация с чистотой влечет за собой образ правды как жидкости, родника, из которого можно зачерпнуть чистую правду чувств и мыслей, открытий и откровений. Можно испить чашу правды. Правда утоляет иссушающую человека · жажду»³⁰. Безусловно, при определенной сексуальной озабоченности, граничащей с патологией, и антропо-деонтическая истина может вызывать сексуальные ассоциации: ведь если нечто открыто и обнажено, то при определенных установках это нечто должно отдаться, подобно тому, как это звучит в одном из шлягеров: «Сим-сим, откройся / Сим-сим отдайся». Но то, что еще позволено представителям массовой культуры, вряд ли будет уместно в философии.

Человеческая активность всегда обусловлена биологическими потребностями, и сама по себе эта детерминация не представляет серьезной опасности для жизни. Опасность появляется тогда, когда страсти, выступающие продуктом неразумной природы, начинают господствовать в человеческой активности и усиливаться, как скажет позднее Платон, за счет размышляющей части души. Впрочем, уже на самых первых этапах своего развития человек осознал необходимость ограничения своих желаний (запрет на инцест, убийство родственников, кражу и другие многочисленные табу убеждают нас в этом). Однако ограничение может быть эффективным не тогда, когда оно вытесняется в сферу бессознательного, а тогда, когда создаются новые ценности. Закрепляемые в языке, они глубоко внедряются в психику и образуют новую реальность, отличную от природной, но детерминирующую человеческую активность подобно последней. При этом новая реальность, выступая продуктом совместной жизни людей, ³⁰ Арутюнова И.Д. Истина: фон и коннотации //Логический анализ языка. Культурные концепты. - М., 1991. - С.28.

==40

не отменяла действия неразумной природы, а надстраивалась над ней, зашшая более высокое положение.

Жизнь человека - это не только сфера переживаний, эмоций и чувств, оценок и ценностей, но и совместное существование людей. Человек живет в обществе - вот, пожалуй, самая избитая и тривиальная истина, известная каждому. Но человек может жить в обществе и при этом оставаться вне его, занимая индивидуалистическую позицию. Впрочем, современные общества чаще всего представляют собою механический конгломерат отдельных людей, объединенных правовыми договорами. Но и такое объединение называется обществом! В то же время общество - это нечто единое, это объединение людей, скрепленных едиными ценностями.

В русском языке существует иное слово, которое, как никакое другое, выражает идею единства людей. Это слово - «совместное», что означает жизнь вместе, например совместное ведение хозяйства. В русской философии совместная жизнь часто именуется «соборностью». Но, как представляется, это понятие, родившееся в недрах религиозного сознания, несет в себе печать религиозности (прежде всего христианской) и напоминает нам о первых христианских соборах. Именно с этим связываются недостатки термина «соборность». Во-первых, не все являются верующими, и, во-вторых, не все - христиане. Что же касается термина «совместное», то оно лишено какого-либо религиозного смысла, хотя, по существу, термин «совместное» родственен не «социальности» и даже не «общественности», а именно «соборности».

Термин «совместное» не только обозначает жизнь различных людей вместе, но и указывает на то, что решение жизненных проблем осуществляется не одиночками, а всеми людьми, живущими сообща. Русское слово «совместное» позволяет иначе, чем это принято в современной философии, понять истинный смысл таких философских категорий, как сознание, сообщество, смысл, совесть и ряд других.

==41

Сознание обычно понимается как форма осознания человеком бытия, как отражение в идеальных образах окружающей человека действительности. Следовательно, знания, содержащиеся в сознании, не создаются людьми, они просто воспроизводят, пусть даже в идеальной форме, некую внешнюю по отношению к человеку реальность. Используя понятие «совместное» для трактовки сознания, мы обнаружим, что сознание - это совместные знания, т.е. знания, которые создаются людьми в процессе их совместной жизни. Коротко говоря, если сознание как отражение воспроизводит действительность в знаниях, то сознание как совместные знания указывает на свою творческую способность, его способность создавать ценности, новую реальность. Подобный смысл обнаруживается и в понятии «совесть». Совесть - это совместная весть, а смысл представляет собою совместную мысль. Понятия «общество» и «социальность» скрывают или даже искажают смыслы вышеназванных понятий. Так, используя понятие «социальность» применительно к совести, мы должны прийти к пониманию совести как социальной вести, а это нечто иное, нежели совместная весть.

Однако понятие «совместное» пока ничего не говорит о содержании совместной вести, так как нет ответа на вопрос, что представляет собой эта весть или знание, ведь человечество может совместно выработать знание об эффективных орудиях убийства себе подобных. Тем не менее, когда речь идет о совместных знаниях, подразумевается, что они содержат ответы на вопросы о методах и средствах выживания человека в совместной жизни с другими людьми. Поэтому, чтобы подчеркнуть последнее значение совместности, необходим какой-то другой термин. Как представляется, в данном случае более подходящим термином будет английское слово «партиципация», означающее объединение людей на основе принципов родства и установления добрых, доверительных, благожелательных отношений. Партиципативные знания — это система представлений

==42

человека о жизни с другими людьми на основе добра. Именно в таком значении термин «партиципация» используется, например, в глубинной психологии швейцарского психоаналитика Л.Зонди³¹.

Сознание представляет собой не что иное, как совместные знания людей о должной доброй жизни. Содержание должного закрепляется в понятии «правда». Правда - это неизбежно возникающие в процессе совместной жизни людей представления о том, каким должен быть человек и мир на самом деле. Правда как одна из форм существования знаний о должном становится центральным экзистенциалом человеческой жизни. Именно посредством правды и благодаря ей человек вырывается из животного состояния и становится человеком.

Правда - есть представления, разумеется, о должном, но все же представления. А это уже говорит о том, что правда находится в чувственной сфере человеческих познавательных способностей, значит, не может не оказывать влияния на чувственно-эмоциональную сторону человеческого поведения. В отличие от философских, рационализированных форм правда, будучи представлением о должном, внедряется в психику человека, непосредственно воздействуя на эмоционально-чувственную сферу человеческого поведения.

В философии традиционно выделяются три этапа или три уровня чувственного познания - ощущение, восприятие и представление. Ощущение является первым и элементарным моментом познания, в котором отражаются единичные, отдельные свойства предметов. Восприятие, в отличие от ощущения, отражает не просто свойства, а уже сам предмет. Ощущаются отдельные свойства, а воспринимается предмет. Что же касается представления, то оно имеет

См.: Бюрги-Майер К. Вера как судьба. «Религиозная глубинная психология» по Леопольду Зовди // Психология судьбы. - Екатеринбург, 1994. - С.47. Л.3онди (1893-1986) - швейцарский психолог, психоаналитик и психиатр, автор одного из направлений глубинной психологии - психологии судьбы (судьбоанализ).

==43

дело не с самим предметом, а с его образом при отсутствии предмета. Когда предмет дан, он воспринимается, когда же его нет - он представляется в форме идеального образа.

В современной отечественной философии, опирающейся на классическое философское наследие, представления обычно рассматриваются только как форма чувственного отражения, как гносеологический феномен. «Одно из многочисленных значений слова «представлять» означает: «быть представителем чего-то». В представлении как форме отражения предмет «присутствует» не в естественной своей плоти, не материально, а в качестве своего «представителя», идеально. Представить предмет - значит не поставить его перед самим собой, а создать «представителя» данного предмета, причем в виде образа»³².

Конечно, «представление» не означает, что предмет непосредственно находится перед человеком, что он предстоит перед ним, но и не всегда смысл слова «представление» сводится к тому, что перед человеком предстоит идеальный образ или копия какого-либо конкретного предмета. Представление всегда сосуществует и дополняется воображением. В человеческом сознании, благодаря воображению, могут присутствовать образы вещей, не имеющих какого-либо конкретного предметного аналога. Нет такого аналога и у правды. Мы не сможем найти конкретный предмет и сказать: «Вот, перед нами находится правда, идеальный образ которой представлен в моем сознании». Нет в природе такого вещества, как правда. Но это никак не означает, что правда порождается тем же воображением, продуктом которого являются галлюцинации. Многие абстрактные объекты науки, как и правда, не имеют какого-либо предметного аналога, и тем не менее они реальны и не выступают продуктом больного воображения. При этом порождающим основанием

³² Алексеев М.Н. Развитие форм чувственного отражения //Диалектика процесса познания. - М, 1985. - С.70.

==44

абстрактных объектов науки выступает операциональная сторона деятельности, механизм которой в достаточно полной мере раскрыт, в частности, в работах Д.В.Пивоварова³³. Но правда, в отличие от абстрактных объектов, является продуктом не деятельности, а поведения, и порождающим ее началом выступают не операции, а оценка.

Оценка, как и деятельностные операции, - продукт эволюционного развития человека. В процессе эволюции закрепляются наиболее эффективные способы выживания. К таковым, несомненно, относится и оценочная способность человеческого сознания. Оценить ситуацию - означает рассмотреть ее с позиций выживания: будет ли она способствовать жизни и развитию человека или несет в себе опасность. Оценка так или иначе уходит своими корнями вглубь животной жизни. Животные способны оценить (разумеется, не в знаковой форме) ситуацию с позиций своего выживания, например, выбрать место питания или отдыха с позиции вероятностной угрозы жизни.

В процессе оценки формируется со-знание и со-весть. Схематично, не претендуя на полноту изложения, можно отметить, по крайней мере, три механизма формирования сознания: интериоризацию, символизацию и партиципацию.

В процессе интериоризации осуществляется формирование идеальных представлений, происходит становление операционального, абстрактного мышления. С позиций теории интериоризации, сознание предстает в качестве рационального мышления, направленного на решение задач, связанных с получением эффективных способов достижения целей деятельности.

Однако сознание не исчерпывается рациональной составляющей. Иная, чувственно-смысловая его компонента формируется в

См.: Пивоваров Д.В. Проблема носителя идеального образа. Операциональный аспект. - Свердловск, 1986.

==45

процессе символизации как объектов, так и отношений между людьми. Результатом символизации является создание символического, смыслового содержания психики, на основе которого появляются языковые структуры сознания. Сознание, таким образом, первоначально выступает средством выживания. В процессе развития этой функции формируется механизм партицшгации - родственных добрых отношений между людьми, выступающий продуктом оценки всех тех сил, которые детерминируют человеческое поведение.

Правда представляет собой продукт оценочной способности человека, оценки сил, оказывающих существенное влияние на ход жизни. На первых этапах человек фиксировал свою зависимость от неразумных сил природа. Вслед за осознанием шла оценка этих сил как чуждых человеку. Осознание данного факта и привело к необходимости формирования слоя ценностей, которые могли бы способствовать человеческому развитию и снять угрозу, возникающую от неразумности окружающего мира. Этот слой ценностей воплотился в правде. Потому-то правда как бы пред-стоит перед человеком, т.е. приобретает форму пред-ставлений.

Понятие «представление», применяемое для описания феномена «правда», не следует понимать в гносеологическом смысле. Правда как совместные знания человека о доброй жизни принимает форму реальности, той силы, которая детерминирует человеческие поступки, регулирует поведение, опосредует взаимодействия людей друг с другом. Правда приобретает онтологический статус, она становится особой реальностью, направленной на преодоление действий неразумных, стихийных и, следовательно, низших сил.

Человеческое существование, если рассматривать его как противостояние неразумным силам, приобретает трагический характер. Смысл человеческой трагедии заключается не только в том, что человек, вступая в борьбу со стихийной неразумностью, как правило, проигрывает эту схватку, но и в том, что неразумность

==46

доминирует над человеком. Вряд ли можно вести речь о трагичности животного, ибо оно лишено сознания. Трагедия начинается со становлением человеческого сознания, т.е. совместного знания людей об антигуманной сущности неразумной природы. Там, где господствует неразумная природа, всегда разыгрываются мрачные пьесы в жанре трагедии, и, в свою очередь, в любой трагедии речь идет о превосходстве неразумной природы в человеческой активности, будь это страсть ревности, ослепляющая человека и вонзающая кинжал в тело жертвы, или радиационная пыль, покрывающая толстым слоем поверхность земли.

Трагизм человеческого существования неизбежно становится центральной темой тех философских систем, в основу которых положена идея доминирования неразумной природы, например, философия воли А.Шопенгауэра или учение о бессознательном З.Фрейда. Допустим, что А.Шопенгауэр не был изначально иррационалистом, но, положив в основу своей философской системы идею доминирования неразумной воли, он с неизбежностью становится им. Неразумная воля празднует победу над бьющимся в смертельных судорогах человеком - как здесь не стать пессимистом! Но философия А.Шопенгауэра может быть прочитана и осознана не как прославление и оправдание неразумной природы (именно так обычно оценивается философия А.Шопенгауэра в современной культуре), а как предупреждение об опасности подчинения законам неразумной природы. Философские взгляды А.Шопенгауэра и Ф.Ницше представляют собой особый жанр философствования, граничащий с пророчеством, их философия - это описание человеческой трагедии.

Трагедийный характер человеческого существования обусловлен, прежде всего, смертностью человека, а точнее, осознанием неизбежности смерти, неизбежности ухода в небытие, в ничто. Такое осознание наполняет жизнь страданием. Конечно, можно просто не

==47

думать о смерти, гнать эту мысль от себя, как предлагая Эпикур. Но не думать, следовательно, ограничивать роль разума. А поскольку у человека есть сознание, то мысль о смерти нет-нет да и захватывает его, и цепенеет он перед ужасным ничто. Функцию ослабления трагизма человеческого существования, вызванного осознанием смерти, берет на себя религия, в частности христианство. Воскресение Христа являет собой пример преодоления действия неразумных сил, причем в самой глубинной их сущности. Другим таким примером могут служить чудеса, о которых идет речь в Библии и христианских преданиях, они представляют собой культурные символы освобождения человека от низших неразумных сил. Они, эти символы, опираются на древнюю культурную традицию, корнями уходящую в глубины мифологии и волшебной сказки, таковы, например, сказы о живой воде, с помощью которой воскрешается умерший.

В культуре генерируются различные формы правды, т.е. совместные представления о должном, их видами являются правовые и моральные формы. Юридические формы правды (кстати, древнерусские юридические своды именовались не иначе как «правда») не всегда были эффективными, так как оставались внешними регуляторами поведения и не затрагивали внутреннюю сторону человеческих поступков. Но постепенно правда укореняется в человеке, срастаясь с эмоционально-чувственной и рациональной сферами. Появляются новые чувства, прежде всего, чувство стыда, которое вообще не имеет никаких биологических корней и является продуктом укорененности правды в эмоциональной сфере человека. Дальнейшее развитие чувства стыда и правды в качестве совместного знания о должном неизбежно ведет к становлению совести как наиболее эффективного регулятора человеческого поведения.

Этимология русского слова «совесть» говорит о том, что она является не чем иным, как совместной вестью. О чем же эта весть и каково ее содержание? Кто принес эту весточку? Ответ на последний

==48

вопрос так или иначе содержится в самом слове. Эта весть принесена не кем-то в отдельности, это - весть всеобщая, созданная совместно и рассказывающая, как должен жить человек, на какие духовные ценности опираться, чтобы вырваться из жестких тисков неразумной природы и обрести свободу. Отсюда следуют ответы и на первые два вопроса: содержанием той совместной весточки, о которой речь идет в совести, является правда. Коротко говоря, со-весть - это совместная весть о правде, укорененной в психике человека.

Таким образом, в онтологическом плане правда может быть понята в узком и широком смыслах.

В узком смысле правда представляет собой систему только партиципативных знаний и ценностей, обладающих способностью укореняться в психике человека и принимать форму сознания (совести), на основе которых формируется витальная тенденция человеческого бытия.

Под партиципацией понимается форма укоренения в психике человека представлений о добрых, родственных отношениях между людьми как наиболее эффективной основе выживания человека.

В широком смысле правда представляет собой иерархическую систему ценностей, на основе которых формируется витальная тенденция человеческого бытия. При этом правда указывает, что высшими витальными ценностями выступают партиципативные ценности, которые в иерархической структуре ценностей занимают доминирующее, высшее место. Так, юридические нормы должны сообразовываться с нравственными, партиципативными, но не наоборот. Отсюда правовые нормы в ценностной иерархии оказываются низшими, а партиципативные - высшими, на что и указывает правда.

Правда является, пожалуй, основной детерминантой человеческой жизни, но наряду с ней человеческая активность испытывает огромное давление судьбы. Правда и Судьба - вот два

==49

наиболее распространенных понятия, с помощью которых человек пытается объяснить свою жизнь. Отсюда задача следующего этапа исследования, с одной стороны, - анализ судьбы как понятия философской антропологии и выяснение ее жизненного смысла и с другой - оценка судьбы с позиций Правды. Поиск ответа на вопрос о месте судьбы в иерархии витальных ценностей.