5 Заказ 501 129

ретают действенное, основанное на правовой технике

применение вместе с возникновением государства

эпохи модерн (des model-hen Staates) и вот этой, от

государства независимой, сферы гражданского обще

ства (Gessellschaft)> (S. 16-17).

Прежде всего вопреки и в противовес затуцквы-

ваник) (хотя вовсе не полному исчезновению) части*

го перед лицом <репрезентативной общественности>

средневековья появляются новые способы обособле

ния частной жизни, частного интереса, самостоятель

ной (не зависящей от более высокого сюзерена) част

ной собственности. Постепенно вырабатываются и

внедряются в практику установления, а также фор

мируются действенные идейные формы, с помощью

которых сфера частного защищает свою неприкосно

венность. Далее, само обособление частного идет по

линии его противопоставления официальной-госу

дарственной, чиновно-должностной-жобществен-

ности>. <В немецком языке,-пишет К). Хабермас-

слово "частный" (privat) , образованное отлатинского

privatus, впервые начинает применяться с середины

XVI в.- и именно в том значении, в каком употреб

ляют английское "private", французское "prive">

(S. 24). Буквальное первоначальное значение в этих

трех языках слова <частное> (<приватное>) -находя

щееся вне сферы общественной, официальной служ

бы и политики (ohne Offentliches Amt; not holding

public office or official position; sans emplois, que

rengage dans les affaires politiques-эти выражения, с

помощью которых разъясняется слово <частное>, взя

ты Ю. Хабермасом из старых немецких, английских,

французских словарей). Здесь история языка, кото

рая в комплексном исследовании Хабермаса по праву

играет заметную роль, высвечивает предназначение,

содержание сферы частного в гражданском обществе.

Итак, частное <означает исключение сферы дейс

твия государственного аппарата> (S. 24). А <общест-

венное>-как 6ffentlich? В ту переходную пору, о ко-

1 30

горой идет речь, <общественность>, если она и суще

ствует, мыслится как простой придаток наличного (в

основном абсолютистского) государства. <Публика

(das Publikum, the public, le public) в противополож

ность <частному делу> есть <общественная

(6ffentliche) власть>. Государственный служащий-

это общественная персона (public person, personnes

publique) ; ему отведена общественная должность; его

должностные занятия мыслятся как общественные.

Общественными называются должностные дела

(public office, service public), общественными имену

ются здания и резиденции верхушки власти. На дру

гом полюсе-частные люди , частные служащие, част

ные гешефты и частные дома... Вершина власти про

тивостояла отъединенным от нее верноподданным;

считалось, что первая служила общественному благу,

а вторые-своим частным нуждам> (S. 24).

Итак, одна из первоначальных форм противопо-

лагания на глазах крепнущей сферы частного сфере

общественного на з*ре Нового времени (эпохи мо

дерн) сложилась так, что обновляющиеся админис

тративно-государственные целостности пытались

узурпировать сферу общественного как таковую и

сделать официальное, чиновничье, административ

ное самим воплощением общественного-общего бла

га, общей воли и т.д. Такие узурпирующие попытки

государства и его аппарата вовсе не остались в прош

лой истории. Мы с вами очень хорошо знаем, как

примерно то же случалось в сравнительно недавней

истории нашей страны, хотя по строгому историче

скому, цивилизационному счету таковые претензии

власти можно считать консервативными, ретроград

ными.

Гражданское общество начинает зарождаться в

ряде стран Европы в XVII в.; процесс его бурного

развития приходится там на XVIH-XIX столетия.

Итак, теперь более конкретно выделяется одна из па

радигм <общественности гражданского общества>,

i' I з I

которую Хабермас вычленяет, интересуясь именно

<структурой и фунщпямп либе рольной модели обще

ственности и гражданского общества в ее возникно

вении и изменении> (S. 8).

Я хотела бы высказать свое мнение о том, почему

К). Хабермас, нигде не упуская из виду другую про

тивоположность-сферу частного, все же концентри

рует исследование именно на <общественности>. В

наших отечественных условиях, когда повсюду и

всегда так акцентировалось <общественное>, когда

довлела себе особая, еще требующая своего исследо

вания, во многом чудовищная форма <общественнос

ти>, <общественного>, агрессивно и репрессивно по

давлявшая все частное, индивидуальное, особое,-в

наших условиях первейший сегодня шаг, естествен

ный и необходимый, должен, видимо, состоять в реа

билитации, защите прав и идейном обеспечении час

тной жизни, частного интереса (определенных

форм), частной собственности. Т. е. в том, что раз

витые западные и восточные типы современной ци

вилизации давно сделали своим достоянием-пусть

при их оценке мы должны одновременно учитывать и

внутренние противоречия, нестабильность, истори

ческие модификации и возможности усовершенство

вания сферы частного. Хабермас потому значительно

меньше уделяет внимания сфере частного, что он,

во-первых, исходит из ее устойчивого существования

и довольно прочной (в капиталистических странах

Запада и Востока) защищенности. А во-вторых.-не-

сомненно, под влиянием К. Маркса и устремлений

собственной критической теории общества-он глу

боко критически оценивает те формы частных собст

венности и интереса, которые в истории возникали

параллельно со становлением гражданского общест

ва: капиталистическую собственность, да и вообще

капиталистические формы производства и обмена.

К). Хабермас-один из наиболее умных, глубоких

критиков капитализма. (Вот почему, в частности,

сложившаяся у нас манера повествовать о Хабермасе

I 32

в рамках курсов и книг под общей шапкой <Критика

современной буржуазной философии> противоречит

стилю философии и идейным устремлениям этого фи

лософа .)

К). Хабермас посвятил свои лучшие книги проб

лемам <общественности>, коммуникации тоже сов

сем не случайно-я полагаю, потому, что преобразо

ванию этих феноменов социальности он придает пер

востепенное значение: именно в них, в их новых, по

движных структурах он мыслит обрести противовес и

возможной иррациональности частного интереса, и

диктаторским устремлением административной

власти, и окостенению, порой выхолащиванию де

мократических форм. Сейчас, когда в нашей стране

делает первые шаги процесс демократизации, с боль

шим интересом воспринимается жесткая критика, об

ращаемая Ю. Хабермасом в адрес того социального

явления, которое он ненавидит с юношеских лет: речь

идет о государственной власти, тяготеющей к авто-

ритаризму, а порой перерастающей в тоталитаризм.

Понятно, что главным противоядием против такой

власти Ю. Хабермас, как и многие другие теоретики,

считает демократию, притом он отдает предпочтение

<либеральной>, а не <плебейской>, популистской

(S. 8) демократической модели. Но для Хабермаса та

кого общего решения проблемы далеко не достаточно.

Ибо он критически относится и к наличным (в том

числе либеральным) формам демократии. Каковы

противоречивые возможности, структуры, которые

имеются внутри самой демократической <обществен

ности>, как нелегко развиваются, сохраняются ее са

мые живые, продуктивные формы и как может быть

облегчено их внедрение в практику-вот животрепе

щущие вопросы упомянутой книги <Структурное из

менение ббщественности> и вышедшей в начале 80-х

* Я сама, каюсь, хотя бы внешне отдала дань этой манере,

когда раз-другой использовала клише <современная буржуазная

философия> в контексте анализа философии К). Хабермаса.

133

годов двухтомной работы <Теория коммуникативного

действия>.

Одно из самых существенных исторических изме

нений, наступающих на заре Нового времени, Ю. Ха-

бермас видит в своего рода цепной реакции мыслей,

ориентаций, действий, поступков, которая возникает

благодаря следующему новому процессу. Вме

сто средневековой сословно-корпоратив-ной, пред

ставительской власти, стремившейся олицетворять

все <общественное>, на историческую сцену выступа

ют частные люди, которые до поры до времени не

располагают возможностями господствовать, но, в

своем объединении образуя <публику>, постепенно

начинают осуществлять контроль за властью и выд

вигают задачи ее существенного преобразования.

<Общественность> начинает вклиниваться в поле на

пряженных отношений между государством и конк

ретными индивидами. Этой новой <общественности>

нужны свои пристанища, .где люди свободнее выра

жали бы свои мысли и изливали свои эмоции. Она и

нашла себе опору, порождая или используя тогда еще

маргинальные формы: клубы, театры, прессу, другие

<образования> (Gebilden) культуры. Те сферы дея

тельности, которые испокон веков были вовлечены в

жизнь общества-литература, искусство, а в них осо

бенно то, что тяготело к речам, риторике, аргумен

тации, дискуссиям,-также проникаются функция

ми новой <общественности>.

В результате, как показывает Хабермас, <общест

венность гражданского общества> как бы располага

ется в качестве звена опосредования между частной

сферой гражданского общества (сферой, где развер

тывается необобществленная деятельность индиви

дов по производству и обмену товаров, куда также

включается жизнь отдельной семьи) и сферой обще

ственно-официальной власти (в первые столетия Но

вого времени это государственный аппарат, в том

числе карательный, в единстве с монархическо-дво

рянской властью). Итак, для гражданского общества

1 34

фундаментальными становятся разделения прежде

всего между частным и общественным, а также между

обществом и государством. Но это значит, что внутри

общественной-не-частной-сферы также намеча

ются важные размежевания и противостояния.

<Общественной власти>, прежде всего власти госу

дарства, противостоит <общественность>, непосред

ственно не вовлеченная в исполнение властных фун

кций. Вот эту точку роста-где рождается свободная,

неофициальная, критическая <общественность>-

Хабермас анализирует особенно внимательно. В пре

восходных комплексных (одновременно историче

ских, лингвистических, социологических и т. д.)

экскурсах Ю. Хабермас показывает, как именно в

Европе XVII-XVIII вв. жили, действовали люди, ко

торым суждено было стать выразителями социально-

критических идей, приобретавших огромный резо

нанс. Вовсе не безынтересно, например, понять,

почему парижские отели, кафе, салоны, <открытые>

для дискуссий частные дома, а не королевские дворы

стали центрами притяжения новой <обществен

ности>, как вообще утрачивалось значение двора и

возрастала роль города. А в городах, по существу,

каждое место встречи людей становилось и местом

дискурса. <Почти ни один из великих писателей