1. Как в настоящее время можно оценивать культурологические идеи н.Я. Данилевского и, в частности, его панславизм?

Панславизм - направление русской общественной мысли, выступающее с обоснованием ведущей роли национальных начал. Панславизм стал для России "соблазном крови", попыткой соделать национальный фактор опорой русского бытия. Согласно этому мировоззрению, историческая миссия России состоит в том, чтобы объединить единокровных братьев-славян, образовать могучий культурный, хозяйственный, политический и военный Славянский Союз во главе с Русью для того, чтобы устоять перед натиском враждебного Запада. Вторая цель - создать необходимые условия для гармоничного и беспрепятственного развития великой славянской культуры, являющей собой высший культурно-исторический тип развития человечества. Славянский мир призван разрешить все вопросы, поставленные перед человечеством развивающейся цивилизацией, и роль России - всемерно содействовать этому.

Наиболее важным этапом в эволюции социально-философских воззрений Н.Я.Данилевского явился его переход с позиций консервативной версии утопического социализма Ш.Фурье на позиции, близкие к славянофильству.

Для понимания генезиса ценностных установок Н.Я.Данилевского второго периода его деятельности необходимо отметить, что с самого начала его отхода от “западнических” позиций социально-историческую реальность он начал мыслить в терминах, акцентировавших особенности европейской культуры и славяно-русской. В рамках такого подхода доминирующее значение, естественно, получают ходы мысли, связанные с выявлением особенностей, а не общих черт в культурном и историческом развитии народов, национальном характере и т.д., и с созданием альтернативных исторических перспектив.

Вопроса об исторической миссии России (вспомним высказывание о “требованиях народного чувства”) Н.Я.Данилевский специально касается в третьей главе книги “Россия и Европа”. Русский мыслитель приводит две точки зрения по этому вопросу.

Первая — назначение России, которая движется по пути европеизации — продолжать движение в этом направлении, а также выступить в роли носительницы европейского просвещения для среднеевропейских и среднеазиатских народов. Эту точку зрения сформулировала для России Европа, и ее же разделяют русские европейцы.

С таким определением исторической миссии России Н.Я.Данилевский решительно не согласен. Стоило ли, восклицает он, “Тысячу лет строиться, обливаясь потом и кровью, и составить государство в восемьдесят миллионов (из коих шестьдесят — одного роду и племени, чему, кроме Китая, мир не представлял и не представляет другого примера) для того, чтобы потчевать европейскою цивилизацией пять или шесть миллионов... оборванцев, да, пожалуй, еще два-три миллиона монгольских кочевников...”.

Кто же, в таком случае, может указать на истинную историческую миссию России? Ответ на этот вопрос, считает Н.Я.Данилевский, надо искать у славянофилов. Проблема, однако, заключается в том, что, по мнению образованных русских, славянофильство представляет из себя “мечту”, и неверие в возможность возникновения самобытной славянской цивилизации распространено довольно широко. Отсюда вытекает главная задача, которую поставил перед собой русский мыслитель — развеять сомнения относительно возможности создания самобытной славянской цивилизации, превратив “мечту” о создании такой цивилизации в научно обоснованную теорию.

На последнем моменте в составе аксиологической установки Н.Я.Данилевского, видимо, следует сделать акцент. Дело в том, что учение Н.Я.Данилевского можно представить как попытку сформировать представление об исторической миссии России.

Старая теория “Москва — третий Рим” уже не могла занимать умы образованного русского общества. Теория официальной народности не отличалась научной обоснованностью и являлась скорее совокупностью лозунгов, чем теорией. Славянофильство не представлялось русскому мыслителю научно обоснованной теорией.

В этих условиях Н.Я.Данилевский и предпринял попытку реформировать представление об исторической миссии России, отведя ей важнейшую роль в создании всеславянского союза и славянского культурно-исторического типа и не отказываясь от указания на религиозную миссию России.

2. Используя работу Хейзинги И «Homo Ludens». Опыт определения игрового элемента культуры» (-М., 1992 ,-гл. Ill, XII), ответьте на вопросы: а) Какова связь между игрой и культурой в учении Хейзинги ? Каковы признаки игры в культуре? б) Согласны ли вы с мнением Хейзинги об утрате игрового элемента современной культурой?

В первую очередь надо сказать, что игра, с точки зрения исследователя, гораздо старше культуры, так как понятие культуры предполагает человеческое сообщество, а животные "не дожидались появления человека, чтобы научить их играть".

Игра переходит границы чисто биологической или чисто физической деятельности, так как уже в наипростейших формах, в том числе и в жизни животных, игра есть нечто большее, чем чисто физиологическое явление, либо физиологически обусловленное психическая реакция.

Однако, Й. Хейзинга находит неудовлетворительными эти объяснения, так как, по мнению исследователя, можно было бы принять эти положения, но в том случае, если бы хотя бы одно из них было исчерпывающим, оно исключило бы все остальные либо, как некое "высшее единство охватывало их и вбирало в себя"(21,С.22).

Психологи и физиологи стремятся проникнуть в самое тело игры, не проявляя интереса к её эстетическим особенностям, поэтому изначальные качества игры ускользают от описаний. Например, накал игры нельзя объяснить никаким биологическим анализом - а в этом состоит сущность игры. Автор правомерно ставит вопрос: природа могла бы дать своим отпрыскам такие полезные функции, как высвобождение энергии, расслабление после затраты сил, приготовление к суровым потребностям жизни и компенсация несуществующих желаний, всего-навсего в виде механических упражнений и реакций, так почему же она дала игру, с её напряжением, радостью, потехой? Такой элемент игры, как шуточность сопротивляется любому анализу, любой логической интерпретации. Этот элемент определяет сущность игры.

Й. Хейзинга доказывает, что игра относится к области иррационального, так как игра простирается на животных и на человеческий мир, она не может быть обоснована никакими рационалистическими связями.

Всесторонне изучение феномена игры позволило Й. Хейзинге выделить следующие её признаки:

- игра - свободное действие: игра по принуждению не может оставаться игрой;

- игра не есть "обыденная" или "настоящая" жизнь. Игра - это выход из такой жизни в преходящую сферу деятельности с её собственными устремлениями. Всякая игра способна во все времена полностью захватывает тех, кто в ней принимает участие. Поэтому противопоставление игра - серьезность всегда подвержена колебаниям. Недооценка игры граничит с переоценкой серьезности. Характер игры не обусловлен посторонними интересами: не будучи обыденной жизнью, она стоит вне процесса непосредственного удовлетворения нужд и страстей. Она прерывает этот процесс, и располагается в сфере более возвышенной, нежели строго биологическая сфера процесса пропитания - спаривания - самозащиты;

- третий, отличительный признак игры - замкнутость, ограниченность. Она "разыгрывается" в определенных границах места и времени. Её течение и смысл заключены в ней самой;

- игра устанавливает порядок, она сама есть порядок - и этот порядок непреложен. Эта глубокая связь с идеей порядка есть причина того, почему игра в столь значительной мере лежит в области эстетического. Игра склонна быть красивой. Термины, которые применяются для обозначения элементов игры большей частью лежат в сфере эстетики: напряжение, равновесие, колебания, чередования, контраст, вариация, завязка и развязка, разрешение;

- следующий признак игры - напряжение. Именно элемент напряжения сообщает игре то или иное эстетическое содержание, ведь напряжение игры подвергает силы игрока испытанию: его физической силы, упорства, изобретательности, мужества, выносливости, а также духовной силы, так как он, обуреваемый желанием выиграть, вынужден держаться в рамках дозволенного;

- в каждой игре - своим правила. Ими определятся, что должно иметь силу в выделенном игрою временном мире. Правила игры бесспорны и обязательны, и не подлежат никакому сомнению, ведь стоит какому-либо игроку отойти от правил и мир игры тот час же разрушится;

- немаловажным признаком игры Й. Хейзинга признает то, что играющие создают новое сообщество - группу, которая сохраняет свой состав и после того, как игра закончилась;

- наконец, последняя отличительная черта игры - её обособленность, выраженная в таинственности.

Б10.