Раздел 3. Семейские Забайкалья.

В этническом многообразии Забайкалья среди русского на­селения выделяется этнокультурная группа, которую принято называть "семейские". Семейские проживают в основном в юго-западной части Забайкалья. Семейские — это потомки старообрядцев (староверов), поселенных здесь во второй половине XVIII в. в количестве от 4 до 5 тыс. чел. В 1735 и 1764 гг. старообрядцы были насильственно выселены из бывших владений Польши. Сюда они бежали из различных районов России, протестуя против церковной реформы патриарха Никона, который ввел новую православную об­рядность.

Государство в это время руководствовалось идей создания в Забайкалье товарного хлеба. В начале XVII в. в решении этой задачи возлагались надежды на казаков, затем - на старожилов. На как первые, так и вторые с данной задачей не справились, несмотря на то, что получили для хлебопашества земли лучше, чем те которые достались «польским колонистам». В первой половине XVII в. по-прежнему, как и в первые десятилетия освоения Забайкалья, из центра России везли сюда рожь, ячмень, овес.

Расчеты правительства на старообрядцев оправдались. Через 25 лет после переселения в Забайкалье семейские обеспечили край товарным хлебом. На вопрос о том, что помогло старообрядцам быстро обустроиться на новом месте в Забайкалье, можно считать, что во многом, помогала обстановка. Прежде всего, либерализация отношений между государством и старообрядцами, инициированная самим государством. Однако значительная часть исследователей объясняет это чудо «великой общинной сплоченностью, умением трудиться день и ночь» и т.д.

Нельзя забывать о том, что «для старообрядцев необходимость адаптации в Забайкалье породила отношение к труду как к «комплексной добродетели и основному средству спасения»… Наряду с духовно-нравственным трудом, физический труд стал у старообрядцев, в том числе у семейских, признанием и самоцелью. Интенсивный труд не осуждался, а наоборот, поощрялся, так как давал шанс к спасению души, что выражалось, наряду со служением господу богу, в активной хозяйственно-трудовой деятельности.

Старообрядчество в Забайкалье представлено двумя течениями, сформировавшимися к конце XVII в., – поповщиной, которая первоначально существовала в форме беглопоповщины, и беспоповщины. Подавляющее большинство старообрядцев поповцев проживало на территории Бурятии, беспоповцы - на территории современной Читинской области.

Исследования Ф. Ф. Болонева показали, что семейские Забайкалья — это выходцы из Стародубья, Ветки, с берегов Днепра и Буга. Старообрядцы— семейские нашего края несут в материальной и духовной сфе­рах своего бытия богатейшее наследие — и русскую культуру XIII—XVIII веков, и культуру украинскую, белорусскую, польскую. В культуре семейских также закрепилось накоп­ленное за века проживания в Сибири.

Религия, вера стали основой ос­нов духовно-нравственного здоровья староверов. Религия — не только изначальная форма культуры в жизни старообряд­цев. Волею судеб, она определяла на протяжении веков все стороны их хозяйственной и социальной деятельности. Последовательная приверженность традиционному право­славию, бытовому укладу и культурным традициям в целом, сохранение диалектных особенностей языка, крепкие семейно-родственные связи, условия обособленного проживания в местах высылки и специфика занятий — все это способ­ствовало созданию своеобразных этнокультурных черт дан­ной группы забайкальского населения.

Однако, среди Забайкальского населения семейских выделяли не только религиозные воззрения. Специфику группы определяли также, обусловленные религией, компоненты материальной культуры (жилище, архитектурные особенности, одежда, хозяйственная деятельность) и духовная культура, которая нашла свое выражение в фольклоре, народном искусстве, промыслах и ремеслах семейских.

Этноконфессиональная группа семейских, поселившись в Забайкалье, была вовлечена в разнонаправленные процессы. В самом начале для них важно было образовать компактный ареал проживания, обособленный от всего остального населения территориально. И это им вполне удалось в тех районах, которые заселялись преимущественно одними семейскими. В то же время, в самой группе семейских доминирующими становились процессы консолидации, внутригруппового единения, что выражалось в обострении их этнического самосознания. Несмотря на то, что семейские были выходцами из разных районов и областей России, а затем и разных территорий Польских пределов, в Забайкалье они стремились преодолеть этнокультурные различия. В этом их объединяло этноконфессиональное самосознание и специфический этноним - самоназвание - «семейские».

Натуральное хозяйство, общность судеб, известный религиозный фанатизм, антигуманные, изоляционистские по характеру меры царского правительства – все это способствовало определенной обособленности семейских. В силу известной замкнутости этих групп до недавнего времени у них стойко сохранялись своеобразные черты, в частности сильны были пережитки патриархальных нравов и обычаев, долго бытовал традиционный костюм и т.п.

К XIX в. у данной группы забайкальского насе­ления сложилось устойчивое самосознание и окончательно оформился культурно-хозяйственный и конфессионально-бы­товой уклад, четко выделились этнокультурные особенности. Не меньшую роль сыграло преобладание эндогамных браков (преимущественно среди единоверцев), а также большой естественный прирост семейного населения. Установка на постоянное проживание и социальная поддержка друг друга на внутригрупповом уровне, способствовали быстрой и лучшей адаптации семейских в Забайкалье. Значительная удаленность от материнского этноса, а также ощутимое иноэтническое и иноконфессиональное поле объясняют большую, чем в других группах населения, внутриэтническую и внутриконфессиональную солидарность семейских, их стремление сохранить свою целостность, возрастание среди семейского населения уровня самооценки (то есть позитивной групповой идентификации).

Одновременно следует учитывать и то, что без заимствований у местного населения в вопросах хозяйственной деятельности взаимоотношений с природно-экологической средой, переселенцы не сумели бы так успешно адаптироваться. Семейские Забайкалья, имея богатейшее культурное насле­дие допетровской Руси, а также белорусской, украинской и польской культур, испытали и влияние бурят. В частности, заимствовали некоторые приемы хозяйствования (утугование сенокосных угодий, система орошения). Многие этнические свойства, а также религиозная принадлежность семейских стали играть роль этнодифференцирующих признаков. Именно потому ментальность старообрядцев получила свое четкое выражение в условиях адаптации в Забайкалье - «не пить, не курить табак, не блудить, трудиться».

Правительство, его чиновники, православная церковь старались поставить старообрядцев Забайкалья в определенные юридические и общественные рамки. Но то, что было явным притеснением (компактность расселения, определенная изолированность, ограничения и запреты на свободу общения и переезда, обособленность вероисповедания), сыграло большую роль в сохранении семейскими своей традиционной культуры. Живя замкнуто, сплоченно, не растрачивая своей пассионарности вне своей группы, забайкальские семейские с каждым днем укрепляли свою этноконфессиональную специфику. Вместе с тем, они гибко усваивали все новое, что было необходимо для жизни в изменившихся условиях. Удивительным является и то, что семейские сумели сохранить понятие об Отечестве, Родине, необходимость ее защиты. Где бы они не жили, всегда сохраняли лояльность государству.

До недавних времен сохранялись многие элементы культуры, типичных для России XVIII-XIX веков. Это проявляется в «семейской» технике строительства жилищ и архитектуре, резьбе и росписях по дереву, текстильном орнаменте, способах изготовления и характере посуды и, наконец, в самобытном женском костюме. Жизненность культурной традиции у семейских во многом определяется ее глубоко народным характером, идущим от ее крестьянского труда, вобравшего в себя заботы земледельца и ремесленника, труженика и художника.

Декоративная обработка дере­вянных бытовых предметов (резьба и роспись), орнамент в тканых изделиях повторяют технические приемы и мотивы аналогичных вещей Русского Севера и Поволжья. В резьбе и росписи по дереву проступает влияние бурятского искусства. Одежда семейских средне-северно-русского происхождения, имеет южнорусские, украинские, белорусские элементы, а также бурятские заимствования. Фольклор восходит к обще­русской традиции, имея белорусские и украинские влияния.

Значительная удаленность большинства семейских селений (по р. Чикой) от городов и промышленных центров, труд­нодоступный горно-таежный ландшафт местности, замкну­тый образ жизни и тесные семейно-родственные связи, дик­товавшиеся религиозными устоями — все это способство­вало сохранению почти в первозданном виде жизненного уклада, быта и культуры предков семейских.

Семейские, поселенные в основном в уже существовав­шие старожильческие русские селения, способствовали их укрупнению и влияли на планировку. Эти села, как правило, протяженные в одну или более улиц, с одно- или двухряд­ной застройкой, располагались по берегам рек. Застройка улиц семейских селений не была однообразной. Дома на улицу ставились торцовой или длинной стеной, иногда окна смот­рели на улицу, иногда дом "выходил" на улицу глухой сте­ной. Но существовала характерная особенность в застройке улиц: дома, ворота, заборы, заплоты, как правило, не вы­ступали в улицу, располагаясь в одну линию.

Сохранялась и традиционная русская застройка крестьян­ской усадьбы. Она состояла из переднего двора с жилым комплексом и хозяйственными строениями, скотного двора с постройками и огорода. В жилой комплекс переднего дво­ра входили изба, иногда зимовье, амбар, баня, погреб, навес для телег и саней. На скотном дворе сооружался хлев, ом­шаник, стайки, сарай для лошадей, сеновал. В одном случае все три части усадьбы размещались последовательно одна за другой, в другом — передний и скотный дворы выходили на лицевую линию застройки, располагаясь по обе стороны жилой избы. Все три части усадьбы соединялись между со­бой воротами. Расположение жилого комплекса на террито­рии усадьбы также было различно: иногда изба ставилась одной стенкой на улицу в один ряд с въездными воротами, иногда жилой комплекс находился внутри переднего двора за высоким забором. Последний вариант был наиболее древ­ним и объяснялся традиционной замкнутостью образа жиз­ни старообрядцев-семейских.

Для селений семейских характерны четыре основных ти­па крестьянского жилища: четырехстенная изба, т.е. сруб с сенями и без сеней; пятистенная изба; шестистенная изба ("связь"); круглый (квадратный) дом. Первые три типа жи­лищ в основе своей имели сруб. Для четырехстенной избы семейских характерна традици­онная русская планировка жилища. Большая глинобитная печь располагалась у задней стены около двери, устьем была по­вернута к передним окнам. За печью в углу у боковой стенки устраивался голбец — дощатый короб, прикрывавший лест­ницу в подполье, здесь же хранилась кухонная утварь. По диагонали от печи находился "красный угол": стол, лавки вдоль стен и божница. Божница представляла из себя угловую полочку, на которой находи­лись медные литые кресты, иконы-складни, деревянные ико­ны старого письма без окладов, восковые свечи, лампада. Пространство от божницы до потолка затягивалось нарядной цветной тканью, а по сторонам божницы и под ней развеши­вали подручники и карманы, расшитые яркими цветными нитками и украшенные аппликацией. Над дверями или возле печи сооружались полати для ночлега детей. У боковой стены параллельно печи стояла единственная деревянная кровать с потниками (из войлока) и подушками.

Немалый интерес представляет традиционное искусство семейских, корни которого уходят в художественную тради­цию северных и центральных областей России. Кроме того, оно испытало на себе влияние бурятского народного искус­ства. Украшая резьбой и росписью отдельные части дома, бытовую утварь, семейские ре­шали не только эстетическую задачу. Они также стремились оградить себя от злых сил, болезней, других вредных влия­ний. Этим объясняется распространение в народном искус­стве семейских апотропейной (оградительной) символики. В росписи и художественной резьбе на плоскости преоблада­ли архаичные геометрические узоры в са­мых различных сочетаниях. Они символизировали солнце, вспаханное и засеянное поле, струи дождя, с которыми ассо­циировались живительные силы природы. В скульптурной резьбе имели место головы птиц, коня (крючья-курицы, конец охлупня). Все эти изображения издревле считались у славян, предков семейских, оберегом. Постепенно, к концу XIX в., смысловое значение этих узоров и фигур утрачива­лось, приобретая чисто декоративную нагрузку.

Геометрическая роспись внешних элементов дома, ин­терьера, предметов быта и мебели также постепенно сменя­лась более сложной, представленной растительными мотива­ми. Вплоть до 1960-х гг. в интерьере жилища семейских сохра­нялась роспись с традиционным русским мотивом — цвет­ком, прорастающим из вазона. В такую роспись вплетались антропоморфные и зооморфные изображения.

В качестве украшения и оберега семейские использовали железные кованые жиковины, которые укреплялись на калитках ворот вместе с дверным кольцом. В некоторых просматривались антропо­морфные фигуры, контуры птиц, рыбьего хвоста, рогов жи­вотных, очертания ветвей деревьев, цветочных бутонов. Само кольцо напоминало свернувшуюся змею или пару сплетшихся змей. Архаика этих изображений свидетельствует о давней тра­диции изготовления подобных предметов.

Вся трудовая деятельность, будни и праздники семейских раньше связывались с православным календарем и сопровож­дались различными обрядами, имевшими как православное, так и языческое происхождение. Вплоть до середины XX в. сохранялись обряды, связанные с хлебопашеством и огород­ничеством. Смешивали с зерном сваренные раскрошенные яйца, клали их на божницу, разбрасывали на пашне перед севом. Считалось, что это даст урожай, предохранит его от худого глаза, порчи. Перед посевом мылись в бане и надева­ли чистую одежду. При выезде на посевную зажигали свечи у икон, молились, прося друг у друга благословения. Уез­жая на пахоту, не запирали ворота. Приступая к жатве, сре­зали несколько колосков и затыкали их за пояс на спине, чтобы она не болела. После жатвы наряжали серпы, обвив их соломкой с колосками, вешали на плечо. Серп на плече наряжен — значит отжались. Первые скошенные колоски хлеба помешались на божницу, первый сжатый сноп скарм­ливался скоту, а первое зерно нового урожая предназнача­лось детям. Чтобы вызвать дождь в засушливое лето, полива­лись могилы; выбрасывалась во двор печная утварь, чтобы уберечь посадки от града, и др. Существовали обряды, связан­ные с празднованием рождества, масленицы, пасхи, троицы и др.

Основную роль в утверждении и формировании быта кре­стьян-старообрядцев играла семья. Она являлась основной хозяйственно-производственной единицей, но осуществляла и функции воспроизводства этноса, межпоколенной транс­миссии этнических свойств. На специфику семейного быта существенно влияли церковь и духовные наставники (устав­щики), демографические и культурно-этнические связи, пат­риархальная традиционность и новации в семейно-бытовых отношениях, в составе семьи.

Взрослые передавали детям свои навы­ки и опыт. Семьи старообрядцев-семейских долго со­храняли черты домостроя и патриархальности, особенно ха­рактерные для больших неразделенных семей. По данным Ю. Талько- Грынцевича, быстрый численный прирост старообрядческой группы населения в XIX в. в Забайкалье превысил аналогичные показатели у других групп населения этого региона в 5 раз, что стало причиной миграции части старообрядцев за пределы Забайкалья и России.

Нерешенность «земельных утеснений» в рамках государственного регулирования, а также нежелание обострять отношения с местным населением толкали семейских к выбору единственного оставшегося для них пути - исходу в другие, более свободные земли, пригодные для хлебопашества. Такие земли лежали в то время к Востоку от Забайкалья - в Приамурье. И в Приморье. Со второй четверти XIX в. начинается постепенно нарастающий отток семейского населения Забайкалья на Восток, откуда, казалось, рукой подать до легендарного Беловодья.

Кстати, о стране Беловодья. Нужно отметить, что почти у всех народов существовала мечта о некой чудесной стране, где царствует всеобщее счастье, справедливость, благоденствие и равенство. Такие страны у многих народов называются по разному: у буддистов это легендарная Шамбала; у жителей Индии - Калапа; в Китае - долина бессмертных. Русские в этом отношении не были исключением. Мечта русичей, абстрагируясь от суровой реальности, создала прекрасное предание о Беловодьи (Беловодии, Беловодском царстве) очень давно. Некоторые авторы повествуют о путешествии монаха Сергия в страну Беловодье еще в Х в. Легенда о чудесном Беловодье широко бытовала среди старообрядцев всех толков и согласий. По нашему мнению, в середине XVIII в. в старообрядческой среде она переживала свое второе рождение. В это время появляется даже рукописное «Путешествие» инока Марка. Попав в страну Беловодье в «Опоньское царство» он якобы обнаружил там 179 православных церквей и среди них 40 русских.

В «Путешествии» Марка был даже описан маршрут следования в страну Беловодья: «От Москвы на Казань, от Казани до Екатеринбурга и на Тюмень, на Каменногорск, на Выберную деревню, на Избенск, вверх по реке Катуни, на Красноярск, на деревню Устьюбу, во оной спросить странноприимца Петра Кириллова. Около пещер множество тайных, и мало подале от них снеговые горы… за оными горами деревня Умменска… и в ней Часовня; инок скимник Иосиф. От них есть проход Китайским государством 44 дня ходу через Гоби, потом в Опоньское царство, которое стоит средь «окияна-моря» раскинувшись на семидесяти островах».

Многие старообрядцы чистосердечно верили в мифическую страну «Беловодье» и тому, что только там, «во всей своей чистоте сохранилась православная вера Христова». Причинами ренессанса старинной русской легенды, именно в XVIII в. и именно в старообрядческой среде были несомненно, притеснения, которым подвергали гражданские власти и официальная русская православная церковь (сначала патриаршая, а затем синодальная) старообрядцев.

Российская реальность для старолюбцев была слишком жестокой, уйти от нее, скрыться на долгое время даже в глухих местах не всегда было возможным. А впереди ожидали не совсем ясные перспективы. Чтобы адаптироваться в такой ситуации, когда борьбу приходилось вести каждый день, часть своих мыслей и чувств следовало направить в область, не опирающуюся на действительность. Такое мышление, такое видение «картины мира», бесспорно, является утопическим, т.к. здесь сознание ориентируется на факторы, которые реально не содержаться в бытии. Склонность к утопии следует рассматривать как защитную реакцию при отсутствии реальных факторов зашиты. Зерна легенды о Беловодье в XVIII в. нашли хорошо подготовленную почву для своего второго рождения именно в старообрядческой среде. В ней созрели все условия для всходов и дальнейшего их роста. Но самое удивительное, что связано с легендарным Беловодьем - это то, что семейские Забайкалья - единственные из всех старообрядцев России - постепенно прошли именно тот путь, который был рекомендован в «Путешествии» инока Марка. Шли они через центр Российского государства, затем через Казань, Сибирь, Тюмень и т.д. За 185 лет передвижения они оказались в Китайском государстве, а потом - в Аргентине и Бразилии (Австралии).