26. Горацианская и анакреонтическая поэзия Державина.

Еще Белинский заметил, что «главное, отличительное стихов Державина свойство есть народность, русский взгляд на вещи. В 1798 г., переводя второй эпод Горация «Beatus ille...» («Похвала сельской жизни»), Державин русифицировал свой перевод и позже обратил на это особенное внимание читателя: ода Горация в переводе русского поэта оказалась «соображена с русскими обычаями и нравами». Русификация имеет двойной, фольклорно-литературный характер: описывая обед крестьянина, Державин разворачивает в бытовой зарисовке русскую пословицу «щей горшок да сам большой»:

Горшок горячих, добрых щей, Копченый окорок над дымом; Обсаженный семьей моей, Средь коей сам я господином, И тут-то вкусен мне обед!

Национальное самосознание приобретает эстетический смысл, когда он пишет стихотворения, объединенные в поэтический сборник «Анакреонтические песни». В него Державин включил не только свои вольные переводы стихотворений Анакреона и классической древней анакреонтической лирики, но и свои оригинальные тексты, написанные в духе легкой лирики, воспевающей простые радости земной человеческой жизни. Пластицизм древнего мировосприятия был глубоко родствен мировоззрению Державина — это и обусловило его интерес к жанру анакреонтической оды.

В стихотворении «К лире» Державин обращается к вопросу, поднятому еще Ломоносовым в «Разговоре с Анакреоном»: что следует воспевать — любовь или славу героев? Ломоносов, как известно, отдавал безоговорочное предпочтение героической поэзии. И Державин вслед за Ломоносовым вначале воспевал современных ему героев: Румянцева, Суворова, но оба полководца оказались в немилости у царей, и их судьбу уже не могла изменить его похвала. И поэт приходит к выводу: Так не надо звучных строев. Переладим струны вновь: Петь откажемся героев, А начнем мы петь любовь.

Обращение Державина к анакреонтике диктовалось также и особенностями его характера. Он любил жизнь и ее радости, умел восхищаться женской красотой. Образ жизнелюбивого старца характерен для ряда произведений державинского сборника — «Приношение красавицам», «Анакреон у печки». В анакреонтической лирике Державина отражаются события и факты из личной жизни поэта.  Героями его стихотворений становятся близкие ему люди — его жена, которую он называет то Дашенькой, то Миленой; ее родственницы, сестры Бакунины — Параша и Варя. Все это придает стихам Державина интимность, задушевность.

Любовь, воспеваемая Державиным, носит откровенно эротический характер. Это земное, плотское чувство, переживаемое легко, весело, шутливо, как удовольствие, данное человеку самой природой. Интимному содержанию «Анакреонтических песен» соответствует их форма. В отличие от одического словесного изобилия здесь господствует краткость, лаконизм. Некоторые стихотворения — «Желание», «Портрет Варюши» — состоят из восьми стихов. Своеобразны и мифологические образы сборника. Они представлены не державными божествами похвальных и военных од — Зевсом, Марсом, Нептуном, а образами, более легкомысленного, эротического характера — Амуром/Эротом, Венерой, нимфами, грациями. По тому же принципу отобраны и «славянские» божества, которые должны были придать сборнику национальный колорит.

«Песни» Державина, наряду с одами Хераскова и Карамзина, знаменовали собой важный этап в истории русской поэзии, когда от переводов и переложений од Анакреона был сделан переход к собственной, отечественной анакреонтической поэзии. Дальнейшим шагом в этом направлении явилась «легкая поэзия» Батюшкова и молодого Пушкина.

Разрушение жанровой иерархии, соединение «высокого» и «низкого», серьезного и шутливого осуществлялось в поэзии Державина, за счет «вторжения» в нее просторечных слов и выражений. Поэт опирался не на книжные правила, а на широкую разговорную, в том числе и на свою собственную, повседневную речь.

В поэзии классицистов просторечная лексика употреблялась только в низких жанрах — в басне, эпиграмме, сатире. У Державина ее можно увидеть и в оде, и в послании, и в анакреонтическом стихотворении. Тем самым разрушалась искусственная преграда между «поэтическим» и разговорным языком. Так, в оде «Фелица» можно встретить рядом со стихами «Где ангел кроткий, ангел мирной, // Сокрытый в светлости порфирной...» стихи с совершенно иной лексической окраской — «Князья наседками не клохчут, // Любимцы въявь им не хохочут // И сажей не марают рож». В оде «Видение мурзы» рядом с «высокими» стихами «И лил в восторге токи слез» стоят строки, как будто перенесенные из басни: «И словом: тот хотел арбуза, //А тот соленых огурцов». В этой же оде встречаем такие слова, как «растабары», «шититься» (вместо «защищаться»). Особенно широко просторечная лексика представлена в дружеских посланиях, где сам жанр благоприятствовал непринужденности поэтической речи, встречаются такие слова, как «враки», «допущали» (вместо допускали); «туды-сюды».