Глава XII.

Изящныя искусства.

Поэзія: Стихи и размѣръ. Аллитерація и рифма. Поэтическая метафора. Рѣчь^ мелодія, гармонія.—Музыкальные инструменты.— Танцы.—Драма. —Ваяніе и живопись.—Древнее и новѣйшее искусство.—Игры.

Для того, кто не вдумывался въ обыкновенную разговорную дрозаическую рѣчь, въ стихи съ дхъ размѣромъ и рифмою, и пѣнье, заключающее извѣстный музыкальный мотивъ, можетъ лока- заться, что эти три способа выраженія ясно отличаются одинъ отъ другого. Но при болѣе внимательномъ изслѣдованіи ихъ най- демъ, что они различаются одинъ отъ другого лшдь оттѣнками, и можно уяс-нить себѣ, какъ дереходитъ человѣческая рѣчь во всѣ эти три формы. Дикія племена лридаютъ своимъ пѣснямъ нѣкоторую опредѣленную форму, свидѣтельствуюіцуіо, что они считаютъ эти лѣсни отличннми отъ обыкновенной рѣчи. Такъ, австралійцы, чтобы привести себя въ неистовство передъ боемъ, поютъ: „Еоли его въ голову! Коли его въ грудь! Коли его въ лечеяь] Коли его въ сердце!" и такъ далѣе, ііеребирая всѣ осталь- ныя части тѣла врага. Другая австралійская пѣсня поется на ту- земныхъ похоронахъ; молодыя женщины поютъ первую строку, старухи вторую и всѣ вмѣстѣ третыо и четвертую.

Kardang garro Mammul garro Mela nadjo Nunga broo^K.

То-есть:

„Молодого брата опять, Сына одять Болѣе я

Никогда не увижу".

287

Здѣсь слова дикои пѣсни уже перестаютъ быть простою прозою, но лереходятъ* въ стихъ грубаго рода. Всѣ варварскія ялемена дередаготъ подобныя пѣсни изъ поколѣнія въ поколѣніе по па- мяти и создаютъ новыя. У сѣверо-американскихъ охотниковъ есть яѣсни, которыя должны навести ихъ на слѣдующе утро на слѣдъ медвѣдя, или доставить имъ добѣду надъ врагомъ. Слѣдующее дредставляетъ переводъ одной новозеландской пѣсяи:

„Твое тѣло въ Вэйшематѣ,

Но твой духъ явился сюда

И пробудилъ меня отъ сна.

Хоръ: Га-а, га-а, га-а, га!"

ІІослѣднее—дридѣвъ, состоящій обыкновенно изъ слоговъ, липіен- ныхъ смысла—представляетъ черту, крайне обыкновенную въ пѣс- няхъ варваровъ. Насъ, людей новаго времени, часто поражаетъ нелѣпость хоровыхъ дридѣвовъ во многихъ нашихъ собственныхъ дѣсняхъ, но эти припѣвы, довидимому, сохранились отъ тѣхъ де- ріодовъ культуры, въ которыхъ находятся австралійскіе дикари, повторяющіе „abang! abang!" no нѣсколыеу разъ послѣ каждаго стиха, или какое-нибудь общество краснокожихъ индѣйскихъ охот- никовъ, когда оно наслаждается хоровымъ пѣніемъ: „Nyah eb wal Nyah eh wa!" подъ акомпашшентъ трещотокъ, въ родѣ уяотребляе- мыхъ напшми дѣтьми.

ГІравильный метръ стиха, точно размѣреннаго по своимъ сло- гамъ, появляется только y народовъ, стояідихъ на болѣе высокой ступени культуры. Древніе гимны Веды имѣютъ правильный раз- мѣръ, и это можетъ служить доказательствомъ, какъ далеко под- винулись древніе арійды изъ дикаго состоянія. Метрическое сход- ство между самыми древними индусскими, персидскими и грече- скими стихотвореніями доказываетъ самжмъ фактомъ, что размѣ- ренный етихъ ноявился еще въ отдаленныя времена, когда всѣ эти надіональности находились въ тѣсной' связи. Наилучше извѣ- стенѣ намъ стихотворный размѣръ греческихъ и латинскихъ сти- ховт», но кромѣ тѣхъ размѣровъ, которые зналъ Горацій, на свѣтѣ ееть еще много другихъ. Надримѣръ, когда Лонгфелло придалъ американскимъ сказкамъ стихотворную форму въ своей „Пѣсни Гаяваты", онъ не нашелъ никакого установивідагося метрическаго

АНТРОлОЛОГІЯ.

[rjr.

склада y самихъ индѣйцевъ, культура которыхъ еще не могла вы- работать такого пріема; поэтому онъ заимствовалъ для своего произведенія особенный размѣръ Калевалы—эиической поэмы, сло- женной туземными пѣвцами Финляндіи. Надш собственныя стихо- творенія, гдѣ стихъ скандируется по ударенію, отличаются по своему характеру отъ классическаго стояосложенія, гдѣ слоги раз- мѣряются по количеству или длинѣ. Позднѣе изобрѣтенія стихо- творнаго размѣра появились другія средства, яри помощи кото- рыхъ поэтъ могъ доставлять наслажденіе своимъ слушателямъ но- выми эффектами гармонически расположенныхъ звуковъ. Такъ, наши англійскіе предки находили особое удовольствіе въ аллите- радіи, гдѣ одна и та же согласная повторяется снова и снова, съ частотою, которая показалась бы утомительною для современнаго вкуса, хотя нашему уху пріятно отъ времени до времени это довтореніе, напр.:

„Sober he seemde and very sagely sad⁴'.—Спенсеръ.

„He rushed into the field and foremost fighting, fell".—Байронъ ^r).

Иовидимому, и рифма также дредставляется сравнительно новою во всемірной исторіи стихосложенія. 0 ея грубомъ начальномъ со- стояніи можно судить до слѣдующимъ строкамъ стариннаго латин- скаго доэта (можетъ быть, Эннія), дриводимымъ Цицерономъ.

Переводить эти цитаты было бы напрасно, такъ какъ дѣло не въ смыслѣ, a въ созвучіи словъ. Для уясненія русскому читателю значенія аллитераиіи₇ въ новыхъ русскихъ стихотвореніяхъ почти не встрѣчающейся, приведемъ тѣ примѣры, которые далъ въ „Энц. Слов." 18G1 г. Мих. lap. Михайловъ изъ „Голубиной книги" (съ ігримѣсыо уже рифмы):

„Coelum nitescere. arbores fronclescere, Yetes laetificae pampinis pubescere, Rami bacarum nbertate incurvescere".

V<

Ivo той книгѣ собиралися Ообиралися, соѣзжалися Copокъ царей со царевичемъ...

Изъ пословидъ:

Девежш на столъ, <^>вушку за стоіъ. Съ дуру какъ съ дубу. Изъ Слова Даніила Заточника:

Кому любово, a мнѣ горе лютое.

Прим. ред.

289

Такимъ образомъ, рифмы средневѣковыхъ христіанскихъ гимновъ, въ родѣ знаменитаго „Dies ігае", не иредставляютъ доложнтельнаго нововведенія; эти гимны только пользовались рифмою болѣе ис- кусно и распространяли ея употребленіе, которое было перенято трубадурами, этими учителями Европы въ отношеніи стихотвор- наго искусства.

Лучшія стихотворенія нашихъ дней полны утонченной фанта- зіи и нѣжной мелодичности, передаютъ привлекательную мысль въ гармонической рѣчи и служатъ яартинами для воображенія и въ то же время музыкою для уха. Но, кромѣ того, стяхи пред- ставляютъ еще для изслѣдователя исторіи весьма любопытный предметъ въ томъ отношеніи, что они сохраняютъ въ напгей средѣ способы мышленія самаго древняго міра. Значительная часть поэтическаго искусства состоитъ въ подражаніи формамъ, употреблявшимся на раннихъ ступеняхъ культуры, когда поэзія представляла естественное выраженіе всякаго сильнаго душевнаго движенія или чувства — естественное средство передачи слушате- лямъ какого-нибудь торжественнаго заявленія или древняго пре- данія. Современный поэтъ и до сихъ поръ, ради живописности, пользуется метафорами, которыя въ устахъ варвара являлись дѣй- ствительною помощыо для изъясненія его мысли. Это можно ви- дѣть изъ разбора стихотворенія Шелли:

„Какъ удивительна Смерть,

Смерть ж ея братъ, Сонъі

Одна — блѣдная какъ та убываящая луна,

Съ ея мертвенно-синими губами;

Другой — розовый какъ утренняя заря,

Когда, обративъ въ тронъ воляы океана,

Она зарумянивается надъ міромъ".

Здѣсь сходство между смертью и сномъ выражается метафориче- скимъ наименованіемъ ихъ братомъ и сестрою, луна введена для выраженія примѣромъ понятія блѣдности, и утренняя заря—поня- тія красноты; между тѣмъ какъ для передачи представленія о зарѣ, сіяющей надъ моремъ, вводится уяодобленіе возсѣданію ея на тронѣ, и краснота. съ одной стороны, сравнивается съ розой, съ другой~съ румянцемъ. A это я есть именно.тотъ самый споеобъ, кото-

19

антроііОлогія.

рому слѣдуетъ человѣкъ первобытнаго варварскаго періода, изъяс- няющійся метафорами, заимствованными изъ природы, не ради лоэтической аффектаціи, но просто ради того, чтобы подыскать самыя ясныя слова для лередачи своихъ мыслей. Даже наша обыденная проза полна словъ, лереліедтихъ теперь въ обычное употребленіе, но обнаруживаюдщхъ слѣды этой древней естествен- ной лоэзіи, и этимологъ можетъ, если пожелаетъ, возстановить образы древнихъ лоэтическихъ мыслей, создавшіе эти слова. • Читать шш декламировать стихи, какъ это дѣлаемъ мы, люди новаго времени, значитъ измѣнять ихъ настоящую природу, такъ какъ дервоначально стихи назначались для дѣнія. Само же пѣніе развилось изъ обыкновенной рѣчи. Прислушиваясь внимательно къ яроисходящему вокругъ насъ разговору, мы можемъ замѣтить, что онъ дроисходитъ не въ одномъ неизмѣнномъ тонѣ, но что всѣ фразы интонируются до нѣкотораго недолнаго надѣва—что предло- женія отмѣчаются то повышеніемъ, то пониженіемъ тона, отлича- ющимъ водросъ отъ отвѣта и сообщающимъ извѣстный музыкальный акцентъ тѣмъ словамъ, которымъ дридается болѣе значенія. Эта полумелоддчность обычной рѣчи иожетъ быть въ грубыхъ чертахъ заяисана нотными знаками; она не одинакова въ англійскомъ и нѣмецкомъ языкѣ, и въ сущности одно язъ средствъ отличить го- воръ шотландца отъ англичанина заключается именно въ различ- номъ интонированіи ими однѣхъ и тѣхъ же фразъ. Іхогда рѣчь становится торжественною или одушевленною, она все болѣе и болѣе лереходитъ въ естественное дѣніе, въ которомъ на собра- ніяхъ молящихся почти отчетливо слылгенъ музыкальный напѣвъ. йнтонированіе въ церквахъ возникло изъ того же самаго ес-те- стведнаго выраженія религіознаго чувства, но съ теченіемъ вре- мени оно закрѣпилось обычаемъ и было искусственно введено въ лравильные интервалы музыкальной гаымы. Яодобнымь же обра- зомъ, искусственный речитативъ одеры дредставляетъ новѣйшую музыкальную обработку того, что дошло до лреданію отъ древ- няго трагическаго декламированія, нѣкогда волновавідаго толпы слушателей въ греческомъ театрѣ.

Мы склонны считать чѣмъ-то само собою разумѣюіцимся, что вся музыка должна слагаться изъ тоновъ гаммы: и яритомъ юіенно той гаммы, къ который агы лривыкли съ надгего дѣтства. Но дѣ-

nie грубыхъ племенъ, вѣроятно, наилучіяимъ образомъ дредстав- .ляющихъ это искусство на его первоначальныхъ студеняхъ, состо- дтъ изъ менѣе опредѣленныхъ тоновъ, вслѣдствіе чего задисы- ваніе ихъ мотивовъ дредставляетъ много затрудненій. Человѣческій •голось не скованъ какою-нибудь неподвижною гаммою музъгкаль- ныхъ тоновъ, потому что высота его можетъ довышатьсяи лонижаться незамѣтными лереходами. Точдо также народы, выработавшіе для яѣнья и для инструментальной музыки олредѣленныя гашш, не удо- требляютъ всегда одну и ту же гамму. He легко дать лолный отвѣтъ на водросъ, какимъ образомъ люди дришли къ точнымъ гаммамъ то- новъ. Но одною изъ самыхъ простыхъ гаммъ, на которую они лринуж- дены были обратить внимадіе, была гамма первобытнаго музыкаль- наго инструмента—трубы, грубыя формы котораго можно видѣть въ длинныхъ цилиндрахъ изъ дерева или коры, употребляемыхъ лѣе- ными длеменами Южной|Америки и Африки. Труба (для которой можетъ служить отрѣзокъ желѣздой газовой трубки въ шесть футъ длиды) издаетъ послѣдовательяые тоны обыкновеннаго аккорда, которые могутъ быть изображены с, е, g, с, и на которыхъ трубачъ исполняетъ простые мотивы, столь извѣстные лодъ названіемъ сигна- ловъ. Эта естес-твенная гамма содержитъ самые важные изъ му- зыкальныхъ интерваловъ—октаву, квинту, кварту и терцію. Дру- гая гамма, состоящая изъ большаго, сравнительно съ лредыдущею, количества музыкальныхъ звуковъ, но изъ менылаго, сравнительно съ нашею полною гаммою, не медѣе знакома англійскому уху. Это —старинная лятитонная гамма безъ полутодовъ, соотвѣтствую- щихъ дяти чернымъ клавипхамъ фортедіано, и наилучше извѣстная форма которой можетъ быть обозначена с, cl, е, g, a, с. Старлн- ныя шотландскія пѣсни сложены до лятитонной гаммѣ, которую въ сущности можно еще встрѣтить въ различныхъ странахъ; такъ одинъ лутешественникъ ло Китаю, наблюдая логребальную лро- дессію, былъ изумленъ, услышавъ печальный мотивъ, въ родѣ тѣхъ, которые онъ незадолго дередъ тѣмъ слышалъ отъ волынщика на берегу шотландскаго озера. Энгель, въ своей „Музыкѣ древнихъ народовъ", показываетъ, что эта пентатоническая или дятитонная музыка съ древнихъ временъ была въ употребледіи y различныхъ восточныхъ народовъ; такимъ образомъ, всякая истинная шотланд- якая мелодія, въ родѣ „Auld Lang Syne", можетъ дать нѣкоторое

19*

АНТРОііОЛОГІЯ.

донятіе о древней музыкѣ. Болѣе усовершенствованная с-емитон- ная гамма, господствующая въ новомъ обществѣ, почти дѣликомъ заимствована y музыкантовъ классической Гредіи, которые аккомпа- нировали пѣснямъ пѣвца на восьмиструнной лирѣ. Пиѳагоръ, дер- вый подведтій музыкалыше тоны подъ законъ чиселъ, высказалъ любопытную фантазію, что разстоянія семи планетъ находятся въ связи съ семью тонами октавы,—представленіе, которое до сихъ иоръ смутно переживаетъ среди насъ въ выраженш „музыка сферъ".

Такимъ образомъ, современная музыка, очевидно, происходитъ отъ древней. Но она продгла великія новыя ступени развитія. Музыка древнихъ почти не шла дальше мелодіи. Можно было ак~ яомпанировать голосу на какомъ-нибудь инструментѣ въ унисонъ или съ интерваломъ октавы, но гармонія, какъ ее понимаютъ современные музыканты, еще не была извѣстна. Слабые начат- ки ея можно прослѣдить въ средніе вѣка, когда музыканты были поражены результатами, получаемыми при пѣніи одновре- менно двухъ различныхъ мотивовъ, гармонирующихъ агежду собою. До сихъ іторъ еще среди музыкантовъ ярактикуется шутка, со- стоящая въ одновременномъ исполненіи двухъ до нелѣпости не- соотвѣтственныхъ другъ другу напѣвовъ,—напримѣръ, „The Camp­bells are coming" (Идетъ кланъ Еэмпбель) и „The Vesper hymn'' (Вечерній гимнъ)_?—располагая ихъ такъ, что одинъ изъ нихъ представляетъ какъ бы аккомпаниментъ для другого. Старинныя круговыя пѣсни и каноны, пользующіеся подулярностью еіце и те- перь, яодобнымъ же образомъ дѣлаютъ изъ одной части мотива гармоническій аккомпаниментъ другой. Римско-католическая дер- ковная партитурная музыка и протестантское пѣніе конгрегадій съ аккомпанжментомъ органа имѣли болыпое вліяніе на перемѣну> вслѣдствіе которой простая мелодія древнихъ развилась въ гармо- ническую мелодію новаго времени. Разъ вполнѣ понявъ этотъ ве- ликій шагъ, изслѣдователь можетъ прослѣдить въ исторіи музыки всѣ ея послѣдовательныя ступени развитія въ партитурномъ пѣ- ніи и въ оркестровой музыкѣ дерковной и концертной, пока въ рукахъ великихъ козгаозиторовъ послѣднихъ трехъ вѣковъ не раз- вились всѣ средства современнаго музыкальнаго искусства.

Всѣ музыкальные инструменты настоящаго времени могутъ быть ярослѣжены назадъ до болѣе грубыхъ и раннихъ формъ.

293

Трещотка и барабанъ представляютъ серьезные инструменты среди дикарей; y насъ трещотка перешла въ дѣтскую игрушку, но ба- рабанъ удержалъ свое мѣсто, какъ во время мира, такъ и во время войны. Выше этихъ однозвучныхъ инструментовъ стоитъ •труба, которая, какъ мы только-что видѣли, подвигаетъ музыку вар- варовъ на значительный шагъ впередъ. Свирѣль или флажолетъ въ своей наипростѣйпіей формѣ появляется какъ обыкновенный сви- стокъ: ея дальнѣйшее усовершенствованіе состоитъ въ прибавкѣ отверстій, при помощи которыхъ играющій измѣняетъ длину инстру- мента для того, чтобы вызвать различные звуки. Обыкновенная сви- рѣль встрѣчается съ самыхъ отдаленныхъ временъ и во всѣхъ кон- цахъ земли, въ одиночной или двойной формѣ; въ иныхъ случаяхъ на ней играютъ ноздрями вмѣсто рта. Уже въ древнемъ мірѣ ее часто снабжали духовымъ мѣшкомъ изъ кожи, превращая ее та- кимъ образомъ въ волынку; или когда ее держали бокомъ и играли, прижимая ее вдоль отверстія рта, она превращалась въ флейту. Другой способъ извлеченія звуковъ можно видѣть въ свирѣли Пана, состоящей изъ ряда камышевыхъ трубокъ различной длины,— въ свирѣли, въ древніе классическіе дни всегда соединявшейся съ представленіемъ о прелестяхъ сельской поэзіи, но въ наши дни -служащей для вульгарной игры какого-нибудь уличнаго фокусника. Въ современномъ оркестрѣ рожокъ есть труба, снабженная клапа- нами. Кларнетъ развился изъ стебля травы съ вибрирующимъ язычкомъ или іцелью, въ родѣ того, какой дѣти вырѣзаютъ еебѣ на поляхъ въ весеннее время. Весь отдѣлъ музыкальныхъ инструмен- товъ, къ которому принадлежитъ гармоника, дѣйствуетъ при помощи додобныхъ вибрируюдщхъ язычковъ, и въ своемъ англійскомъ на- званіи reeds (букв „камьгат") сохраняютъ воспоминаніе о своемъ происхожденіи. Въ наиболыпихъ размѣрахъ и объемѣ принципъ простой свирѣли или свистка осуществляется въ органѣ; отсюда •слѣдуетъ, что непочтительное названіе „ящикъ со свистками^4, (Eist o'wliistles), ланное ему шотландцами, не любившими его упо- требленія въ церквахъ, отличается въ нѣкоторой степени научной правильностью. He менѣе дервобытны наигрубѣйіпія формы, въ ко- > торыхъ появляются струнные инструменты. Въ Одиссеѣ (XXI, 410) разсказывается, какъ мстительный герой ея, натягивая свой мо- гучій лукъ, сдѣланный изъ дерева и рога, заставляетъ прекрасно

антроііологія.

звучать натянутую тетиву его, подобно вѣжному пѣнью ласточки. Можно было бы напередъ догадаться, что натянутый лукъ воина можетъ естественяо сдѣлаться музыкальнымъ инструментомъ; онъ и получилъ дѣйствительно такое улотребленіе. Дамары въ Южной Африкѣ находятъ удовольствіе въ слабыхъ звукахъ, слышимыхъ лри удареяіи маленькою лалочкою по тугонатяяутой тетивѣ лука. Зулусъ презираетъ употребленіе лука какъ боевого оружія, яри- личнаго только трусу, но все еще пользуется имъ для зиузыкаль-

Фиг. 75. Развитіе арфы: a_s музыкальный лукъ съ тыквеннымъ резонаторомъ (Южная Африка); Ъ, древняя арфа (Египетъ); с, средневѣковая арфа съ перед-

нею подпоркою.

ныхъ звуковъ; его музыкальный лукъ, изображенный на фиг. 75 a, снабженъ кольцомъ, скользяпщмъ по тетивѣ для измѣненія звука, a также пустою тыквою, дѣйствующею какъ резонаторъ для уси- ленія издаваемаго тетивою слабаго звука. Далѣе, если мы взгля- немъ на Ъ нашей фигуры, то увидимъ, какимъ образомъ изъ по- добнаго грубаго музыкальнаго лука могла развиться древняя еги- петская арфа, когда деревянную спинку стали дѣлать съ лѵстотою внутри, чтобы замѣнить ею одновременно и дугу лука и резона- торъ, между тѣмъ какъ лоперекъ ея стали натягивать нѣсколько

изящныя искусства.

295

струнъ различной длины. Всѣ древнія арфы—ассирійскія, персид- скія и даже древне-ирландскія—дѣлались по этому плану, но мы можемъ съ одного ' взгляда увидѣть, въ чемъ состояло несовер- шенство этого устройства: сгибаніе деревянной спинки легко раз- строивало струны. Только въ позднѣйшія времена было сдѣлано усовершенствованіе, состоявшее въ пополненіе арфы переднею под- поркою, изображенною въ с и сдѣлавтею весь остовъ негибкимъ я твердымъ. Вглядываясь въ эти трк изображенія, мы видимъ, какъ постепенно шло развитіе этого изобрѣтенія; яельзя допустить, чтобы арфа съ передшшъ столбикомь могла быть изобрѣтена ра- нѣе другихъ, такъ какъ никто не могъ бы оказаться столь ту- пымъ, чтобы продолжать дѣланіе арфъ и не снабжать ихъ при этомъ переднею подпоркою, послѣ того какъ однажды мысль о послѣдней пришла людямъ въ голову. Хотя арфа въ настоящее время изготовляется съ болыпимъ соверженствомъ, нежели встарь, она все-таки все болѣе и болѣе утрачиваетъ свое старинное мѣсто въ музыкальномъ искусствѣ; причину этого легко усмотрѣть въ томъ обстоятельствѣ, что она вытѣсняется яроисшедіиими отъ нея новѣйшими музыкальными инструментами. Самая форма болыпого рояля показываетъ, что это есть яе что иное какъ арфа, которая положена на бокъ въ ящикѣ, и струны которой теперь яереби- раются не руками, но звучатъ подъ ударами молоточковъ, дѣй- ствуюіцихъ съ помощью клавіатуры. Такова самая послѣдняя сту- пень развитія тетивы лука доисториче'скаго воина.

Танцы могутъ казаться намъ, людямъ новаго времени, легко- мысленною забавою; но въ дѣтскій періодъ цивилизаціи пляска была полна страстнаго и торжественнаго значенія. Дикариивар- вары употребляютъ пляску, какъ выраженіе своей радости и пе-; чали, любви и бѣшенства, даже какъ орудіе магіи и религіиу Лѣсяые индѣйцы Бразиліи, вялый нравъ которыхъ могутъ раете- велить лиідь немногія другія возбуждающія вліянія, оживляются во время своихъ собраній при лунномъ свѣтѣ, когда они, съ тре- щотками въ рукахъ, топаютъ подъ тактъ разъ-два-три вокругъ болыпого глинянаго горшка, содержащаго опьяняющій напитокъ кави; или мужчины и женщины изображаютъ пляскою грубое уха- живаніе, подвигаясь рядами и дѣлая па въ родѣ первобытной польки; или свирѣпая военная пляска исполяяется раскрашеннымк

антролологія.

[rjr.

и вооруженными воинами, которые маршируютъ рядами туда и сюда съ пѣснями, лолными ужасающаго рева. Въ насъ самихъ осталось еще достаточно инстинктовъ дикаря, чтобы чувствовать, какимъ образомъ австралійды, скача и воя на корроборя при свѣтѣ костра въ лѣсу, могутъ дривести себя въ неистовство для боя на слѣдующій день. Но дри нашихъ дивилизованныхъ лоня- тіяхъ намъ не легко уразумѣть, что варварская пляска можетъ имѣть и еще болыяее значеніе; дикарямъ пляска представляется чѣмъ-то столь реальнымъ, что оня ждутъ отъ нея дѣйствія на внѣшній міръ. Такъ, y индѣйцевъ мандановъ, когда охотни- камъ не удалось найти буйволовъ,—которые служатъ нищею пле- мени,—то каждый изъ нихъ вынесъ изъ своего жилиіца сдеціально имѣющуюся на этотъ случай маску, сдѣланную изъ буйволовой го- ловысъ рогами и съ хвоетомъ, висящимъ назади, и всѣ стали ялясать „буйвола"* Десять дли дятнадцать пляшущихъ образовали кругъ, барабаня при этомъ и стуча трещотками, съ дѣснями и завываніями; когда одинъ изъ нихъ утомлялся, онъ начиналъ дро- дѣлывать пантомиму, лредставляя, что его убили стрѣлою изъ лука, что съ него сняли шкуру и его разрѣзали на части; между тѣмъ какъ другой, стоявшій наготовѣ со своею буйволовою голо- вою на плечахъ, занималъ мѣсто выбывшаго изъ пляски. Такимъ образомъ, пляска дродолжается безостановочно, днежъ и ночыо, •яногда въ теченіе двухъ-трехъ недѣль, дока, наконедъ, этимь настойчивымъ усиліямъ не удастся приманить буйволовъ, и на дреріи не докажется какой-нибудь табунъ. Одисаніе и изображе- ніе додобной сдены можно найти въ „Сѣверо-американскихъ ин- дѣйдахъ" Кэтлина. ІІодобный дримѣръ локазываетъ, что на низ- шихъ стуленяхъ культуры люди длядіутъ для выраженія своихъ .чувствъ и желаній. Все это объясняетъ, какимъ образомъ въ древ- ней религіи пляска сдѣлалась однимъ изъ главныхъ актовъ бого- служенія. Религіозныя процессіи двигались съ дѣснями и длясками въ егидетсЕІе храмы, и Платонъ говорилъ, что всякая дляска должна быть такимъ образомъ религіознымъ актомъ. Такъ въ дѣй- ствительности и было до значительной стедени въ древней Гре- ціи, гдѣ критскій хоръ, двигаясь размѣреннымъ шагомъ, дѣлъ гямны Аполлону, и въ Римѣ, гдѣ на ежегодномъ дразднествѣ Марса салійсЕІе жрецы пѣли и, ударяя въ щиты, длясали до ули-

изящныя искусства.

297

дамъ города. Новая цивилизація, гдѣ священная музыка процвѣ- таетъ болѣе чѣмъ когда-либо, болыпею частыо отбросила священ- ную дляскѵ. Чтобы увидѣть послѣднюю почти въ ея древнемъ видѣ, путешественникъ можетъ посѣтить индѣйскіе храмы или отправиться къ Тибетскимъ ламамъ, гдѣ онъ можетъ наблюдать, какъ подъ дикую музыку барабановъ и трубъ изъ раковинъ, ря- жеяые, въ маекахъ, изображаюідихъ животныхъ, изгоняютъ пля- скою демоновъ или встрѣчаютъ новый годъ. Остатки отъ подоб- ныхъ обрядовъ, дошедшіе до насъ отъ религіи Англіи до-хри- стіанскаго времени, можно еіде видѣть въ пляскѣ дѣвочекъ и мальчиковъ вокругъ огней, зажигаезшхъ въ день Іоанна Крести- теля, или въ танцахъ ряженыхъ на Святкахъ;—но даже и эти остатки теперь вымираютъ. Танцы дерковныхъ пѣвчихъ въ шля- дахъ съ перьями и въ костюмахъ пажей временъ Филиппа III, до сихъ поръ еще исдолняемые передъ главнымъ алтаремъ Севиль- скаго каѳедральнаго собора, принадлежатъ теперь къ числу са- мыхъ рѣдкихъ остатковъ обряда, почти исчезнувшаго изъ хрн- стіанства. Въ новомъ мірѣ постепенно выводятся танцы даже какъ забава и граціозное ѵпражненіе. Древнія египетскія изображенія свидѣтельствуютъ, что профессіональные плясуны того времени обладали уже болыпой ловкостыо въ своемъ искусствѣ, достиг- шемъ, вѣроятно, своей высочайшей художественной выработки въ классической Греціи и Римѣ. Нѣчто, напоминающее старинные картинные сельскіе танцы, можно еще наблюдать на крестьян- скихъ праздникахъ въ болыпей части странъ Европы, кромѣ Ан- гліи; но балыше таяцы современнаго общеетва много утратили, какъ въ искѵсствѣ, такъ и въ граціи.

На низкозіъ уровні дивилизадіи пляска и театральное пред- ставленіе, очевидно, нераздѣльны. Сѣверо-америкаыскія „собачья шіяека" и „медвѣжья пляска" суть мимическія представленія съ комически-вѣрными подражаніями движеніямъ лапъ, катанію по землѣ и кусанію соотвѣтственныхъ животныхъ. • Подобнымъ же образомъ, варварамъ даютъ сюжеты для танцевъ различныя сцены охоты и войны, и ихъ' жены, оставаясъ дома, тандуютъ фети- шистскій танедъ, подражающій битвѣ, для приданія силы и храбрости своимъ отсутс-твующимъ мужьямъ. Историки возводятъ ироисхожденіе драматичеекаго искусства цивилизованнаго міра къ

антроііологія.

священнымъ танцамъ древней Греціи. Такимъ образомъ, на лразд- нествѣ Діонисія, полная чудесъ жизнь бога вина изображалась въ лляскѣ и въ пѣсняхъ, и изъ этихъ торжественныхъ гимновъ и смѣхотворныхъ шутокъ возникли трагедіи и комедіи. Въ класси- ческій періодъ драматическое искусство лодраздѣлялось на нѣ- сколысо вѣтвей. Пантожима сохраняла самую древнюю форму, гдѣ тандующій изображалъ тѣлодвиженіями такія ньесы, какъ под- виги Геркулеса, или Кадма, сѣющаго зубы дракона, между тѣмъ какъ хоръ внизу сцены солровождалъ игру, разсказывая въ пѣніи содержаніе пьесы; современные лантомимные балеты, сохраняющіе остатки этихъ древнихъ представленій, свидѣтельствуютъ, насколько забавны должны были быть древніе театральные боги и герои въ ихъ размалевашшхъ маскахъ. Въ греческой трагедіи дѣло тан- цовщидъ и хора отдѣлилось отъ дѣла актеровъ, которые декла- мировали и пѣли каждый ему принадлежащую роль въ діалогѣ, вслѣдствіе чего актеръ уже лолучилъ возможноеть расшевеливать слулгателей словами страсти или остроумія, произнося ихъ такимъ тономъ и сопровождая ихъ такими жестами, которые могли вліять на чувства всѣхъ, кто смотрѣлъ и слулгалъ. Разъ возникнувъ, греческая трагедія быстро достигла своего высокаго мѣста среди изядщыхъ искусствъ; драмы Эсхила и Софокла лредставляютъ образцы высшаго поэтическаго творчества, и новѣйпгія лодража- нія имъ, въ родѣ Федры Расина, лри ихъ ислолненіи на сценѣ, могутъ дать нѣкоторое лонятіе объ ихъ могущественномъ вліяніи въ тѣхъ случаяхъ, когда геній акгеровъ въ состояніи подниматься до силы аффектовъ, воллощенныхъ въ этихъ яроизведеніяхъ. Ho- ^г вѣйшая драма принадлежитъ не столько священнымъ представле- ніямъ средневѣковыхъ мистерій, сколько возрожденію классикя, имѣвшему мѣсто четыре вѣка тому назадъ. Видѣвшіе разва- лины классическихъ театровъ въ Сиракузахъ или на нагорной сторонѣ Тускулума лучше всего яоймутъ, что современный те- атръ обнаруживаетъ свое греческое происхожденіе не только по устройству, но и ло греческимъ названіямъ его частей; та- ковы: теашръ или мѣсто для зрителей, который все еще сохра- няетъ свое удачно-придуманное подковообразное очертаніе; сцена съ ея раскрашенною декораціею задняго плана и съ занавѣсомъ спереди; между тѣмъ какъ оркестръ или мѣсто для танцевъ, ко-

299

торый дрежде принадлежалъ xopij, въ настоящее время отведенъ музыкаятамъ. Перемѣна въ лредставляемыхъ на современномъ театрѣ трагедіи и комедъщ отличающая ихъ отъ дьесъ класси- ческаго міра, заключается частью въ устраненіи натянутой тор- жественной декламаціи, которая была свойствеяна прежнимъ пред- ставленіямъ, пока они все еще оставались религіознымъ обрядомъ, a ихъ дѣйствующія лица—божествеными. Въ рукахъ лозднѣйіпихъ драматурговъ—въ рукахъ Шекспира прежде всего—драматическіе характеры сдѣлались болѣе человѣческими, хотя и они продолжаютъ изображать человѣческую природу въ ея наиболѣе картинныхъ крайностяхъ и жизнь въ ея самые страстные моженты. Современ- ныя пьесы въ сущности не обязаны быть строго естественными, и могутъ еще обращаться къ сверхъестественному; такъ, въ на- стоящее время на сценѣ могутъ порхать ангелы илифеи—вмѣсто боговъ классической древности, обыкновенно летавшихъ по воз- духу дри домощи особыхъ машинъ. Въ новѣйшей комедіи дѣй- ствѵющія лица одѣваются и разговариваютъ насколько возможно близко къ обыдедяой жизни; до и здѣсь все-таки, когда слуша- тели серьезно долускаютъ условіе, что иныя изъ рѣчей, хотя и дроизнесены вслухъ, сказаны „въсторону", такъ что ихъ де слы- шитъ дѣйствующее лицо," стоящее додлѣ говорящаго—они, эти слущатели, доказываютъ, что современяый міръ не утратилъ своей ^? сиособности къ условной иллюзіи, на которой основывается все драматическое искусство.

На той же самой слособности къ условной иллюзіи, или на воображеніи, основываются и два другія изящныя искусства, вая- яіе и живодись. Ихъ дастоящая задача заключается не въ точ- домъ додражадіи дѣйствительности; художникъ стремится только водлотить извѣстдую идею, которая должда лоразить зрителя. По- этому, въ какой-нибудь каррикатурѣ, сдѣладдой нѣсколъкими штри- хами караядаша, или въ грубомъ изображеніи, вырѣзадномъ изъ чурбана, часто содержится гораздо болѣе истиндой художествен- ности, яежелл въ нарисованяомъ со всѣми лодробдостями портретѣ, или въ какой-нибудь фигурѣ на выставкѣ восковыхъ слѣлковъ,— фигурѣ, которая настолько вѣрна жизни, что лосѣтитель, нечаянно яатолкнувшись на нее, дроситъ y ней извиненія. Живопись и скульптура, повидимому, возяикли изъ такихъ же грубыхъ начат-

лнтропологія.

ковъ, какіе можно теперь яаблюдать въ дѣтскихъ попыткахъ рисованія и рѣзьбы. Кусокъ коры или кожа, на которыхъ вар- варскія шгемена рисуютъ людей и животныхъ, ружья и лодки, на- яоминаютъ намъ аспидныя доски и двери сараевъ, на которыхъ англійскія дѣти дѣлаютъ свои первые оиыты въ риеованіи. Мно- гія изъ этихъ дѣтей выростутъ и проживутъ всю свою жизнь, не подвинувшись далѣе этой дѣтской ступени. Священникъ одного сельскаго прихода нѣсколько лѣтъ тому назадъ разохотилъ обита- телей коттэджей забавляться вырѣзываніемъ изъ дерева различ- ныхъ человѣческихъ фигуръ, въ родѣ работниковъ, занятыхъ ко- ваніемъ или уборкою жатвы. Они понадѣлали такія курьезио-не- уклюжія фигуры, и притомъ настолько сходныя съ идолами вар- варскихъ племенъ, что ихъ работа сохранена какъ образчикъ дѣт- скаго состоянія екулыітуры и въ настоящее время доступна осмотру въ музеѣ Кьюсскаго сада въ Лондонѣ. Тѣмъ не менѣе, чело- вѣчество, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, особенно распола- гая яродолжительнымъ досугомъ, съ отдаленной древности начало совершенствовать себя въ искусствѣ. Особенно рисунки и рѣзьба фигуръ животныхъ, выяолненные древними пещерньши людьми въ Европѣ, носятъ на себѣ настолько художественный отпечатокъ, что иные изелѣдователи считали ихъ современною ноддѣлкою. Но они признаны додлшшыми и встрѣчаются въ обширной области, между тѣмъ какъ поддѣлки, которыя дѣйствительяо преддрини- мались съ дѣлью обманывать собирателей, характеризуются именно отсутствіемъ того особеннаго искусства, съ какимъ дикари, жив- тіе среди сѣверныхъ оленей и мамонтовъ, умѣли схватывать формы и положенія этихъ животныхъ. Два изъ такихъ рисунковъ изобра- жены нами на фиг. 3 и 4, другіе—читатель можетъ найти въ книгѣ Лэббока о До-историческихъ временахъ". Искѵсство раскраши- ванія доляіно было возникнуть совершеняо естественнымъ путемъ, ибо дикари, разрисовывавшіе себѣ тѣло ѵглемъ, красною глиною, красною и желтою охрою, зѵгогли начать мазать тѣяи же крас- кааги свои вырѣзанныя фигуры, или раскрашивать ими сдѣлан- ные контурами рисунки. Путешественники по Австраліи, укры- ваясь отъ бѵри вь дещерахъ, имѣютъ случай удивляться искус- ству грубыхъ фресокъ на с-тѣнахъ,—фресокъ, изображающихъ кэнгуру, эму и дляску туземцевъ; между тѣмъ какъ въ Южной

301

Африкѣ пещеры бушмэновъ покрыты изображеніями самихъ тузем- девъ съ луками и стрѣлами, европейскяхъ ловозокъ на волахъ, и столь страшной для туземцевъ фигѵры голлалдскаго боэра съ его широкополою шляпою и трубкою въ зубахъ. У такихъ наро- довъ, каковы западные африканцы и полинезійцы, наилучшіе таланты туземныхъ скульпторовъ примѣняются лреимущественно къ изображеніямъ демововъ и божествъ, изготовляемыхъ для по- клоненія и для того, чтобы служить тѣлами, въ коихъ должды по- селяться безллотныя существа. Такимъ образомъ, идолы варваровъ, какъ образчики ралнихъ стуленей скульптуры, имѣютъ значепіе въ исторіи искусства, какъ и въ исторіи религіи.

У древнихъ народовъ Египта и Вавилона искусство поднялось уже до высшихъ стуленей. Въ сущности, егияетское ваяніе до- стигло своихъ лучтихъ образцовъ скорѣе въ болѣе раняіе, ле- жели въ позднѣйшіе вѣка, ибо камеллыя статуи болѣе древняго времеяи стоятъ и ходятъ съ болыпею свободою и жизнью въ сво- ихъ члелахъ, и холодныя гордыя лица колоссальныхъ изображеній Тотмесовъ и Рамзесовъ (въ родѣ фиг. 19) предетавляютъ самый величественный идеалъ восточпаго деспота, лаполовилу тираяа_г паяоловилу божества, Въ скульптурныхъ залахъ Британскаго му- зея можло видѣть, что раяняя ткола еглпетскихъ скульпторовъ находилась на дорогѣ къ греческому совершенству; ло ояа далеко не дошла до лего. Съ привычною механическою ловкостью они изготовляли статул десятками тысячъ, вытесывая исполинскія фн~ гуры изъ самаго твердаго гранита и порфира, приводящаго въ смущеніе современнаго каменотеса; но ихъ искусство, связанное преданіемъ, не только не сталовилось свободнѣе, но дѣлалось все болѣе и болѣе натянутымъ и формалистичнымъ. Они умѣли дѣлить свои плоскости ва правильные квадраты и выдѣлывали лица и конечности по мѣркѣ, ло лхъ установленныя рутиною формы рѣдко доходлли до греческихъ линій красоты, и ихъ ламятники въ яа- стоящее время считаются драгоцѣвными не какъ образцы художе- ствеяяости, ло какъ свидѣтельства исторіи древняго міра. Въ томъ же Бритаяскомъ музеѣ алебастровые барелъефы, украшавжіе дворы дворца въ Ниневіи, даютъ замѣчательно ясное понятіе о томъ, какъ жили люди въ Ассиріи, какъ царь выѣзясалъ ла своей колесницѣ, йлй металъ свои стрѣлы въ защйщающагося льва, йли

антр0д0л0гія.

[гл.

ходилъ подъ церемоніальнымъ зонтикомъ, который несли надъ его головою; кавъ солдаты дередлывали рѣки на надутыхъ воздухомъ дшурахъ, и какъ штурмовый отрядъ взбирался по лѣстницамъ на стѣны крѣпости, въ то время какъ стрѣлки изъ лука осыпали ихъ стрѣлами съ зубчатыхъ стѣнъ, a досаженные на колъ длѣнные были расположены рядами на виду, снаружи стѣнъ. Но въ додоб- ныхъ сденахъ соразмѣрность не представляла особой важности; важна была только дередача смысла. Дѣлать стрѣлковъ такими болыдими, что двое занимали цѣлую стѣну, не казалось ассирій- дамъ нелѣдостыо въ художественномъ отношеніи; равнымъ обра- зомъ, египтяне не ощущали комизма вдечатлѣнія, производимаго на насъ, людей новаго времени, гигантскою фигурою ихъ царя, шагающаго черезъ половину поля битвы и хватающаго разомъ дюжину пигжеевъ-варваровъ, чтобы срубить имъ головы единымъ взмахомъ своего могучаго палаша. Правила искусства, отвергшаго фигуры болѣе древнихъ народовъ вслѣдствіе принужденности формъ и неестественности группировки, развились только въ Гре- ціи. 0 гречёскомъ искусствѣ часто яишутъ такимъ образомъ, какъ будто оно само началось съ самаго грубаго состоянія, съ неуклю- жихъ идоловъ изъ дерева и глины, пока усиліями своего собствен- наго древосходнаго генія греческіе ваятели не начали высѣкать изъ мрамора тѣ формы, которыя до сихъ поръ составляютъ пред- метъ удивленія всего міра. Но какъ ни былъ великъ геній грековъ. ояъ не совершилъ ничего подобнаго. Греческіе народы въ теченіе вѣковъ находились въ соприкосновеніи съ болѣе древними дивили- задіями, развивпіимися до берегамъ Средиземнаго моря; исходнымі дунктомъ имъ послужило изученіе созданій искусства въ Егилтѣ, Финикіи и Вавилоніи, a затѣмъ ихъ геній освободилъ ихъ отъ не- додвижныхъ древнихъ рутинныхъ формъ, добудилъ ихъ изображать жиздь дрямо съ натуры и даже создавать изъ мрамора идеальныя формы силы и граціи. Егидетскіе ваятели де дортили краскою шли- фоваднаго гранита, до. многія изъ ихъ статѵй былд раскрашены: остались слѣды краски и на ассирійскихъ изваяніяхъ и на грече- скихъ статуяхъ, такъ что мьг составили бы себѣ ложное представ- леніе о греческомъ храмѣ, вообразивъ себѣ, что его мраморные боги и богини обыкноведдо отличались ослѣпительною бѣлизною современной скульптурной галлереи. Греческія статуэтки изъ тер-

изящныя искусства.

303

ракоты въ Британскомъ музеѣ представляютъ образды древняго изящества женскихъ формъ и одежды; имъ недостаетъ только воз- становленія утраченнаго цвѣта, чтобы сдѣлаться самыми краси- выми веіцицами въ мірѣ.

Въ употребленіи красокъ иіи въ живописи египетскія кар- тины обнаруживаютъ нѣкоторый стиль, находящійся на половинѣ пути между самымъ низкимъ и самымъ высокимъ. Сцены древней егинетской жизни схвачены на нихъ въ самые характѳристическіе моменты; можно видѣть, какъ саножникъ вытягиваетъ свою дратву, какъ птиделовъ охотится за дикими утками, какъ господа и дамы пируютъ, ж какъ ихъ забавляютъ скоморохи ж флейтщики. Тѣмъ неменѣе, при всей своей остроумной выразительности, египетскіе рисунки не совсѣмъ еще оставили позади себя ту стедень искус- ства, которую встрѣчаемъ y дикихъ. Въ самомъ дѣлѣ, они все еще остаются скорѣе вдеографическимъ письмомъ, нежели карти- нами, повторяя ряды фигуръ съ головами, ногами и руками, ко- торыя нарисованы по шаблону, и раскрашены красками, какъ дѣ- лаютъ это дѣти; волоса всѣ черные, кожа вся красно- коричневая, одежда бѣлая и т. д. Переходъ отъ этихъ рисунковъ къ грече- скимъ поразителенъ; передъ нами уже не іпаблонныя фигуры, но группированные этюды настояіцихъ людей. Самыя лучшія произве- денія греческихъ живописцевъ извѣстны намъ только по выраже- ніямъ восхищенія въ описаніяхъ древнихъ, но сохранившіеся бо- лѣе заѵрядные образды даютъ намъ нѣкоторое представленіе о томъ, чѣиъ могли быть произведенія Зевксиса и Аиеллеса. Ту- ристъ, посѣщающій въ первый разъ неаполитаяскій музей, подхо- дитъ съ изумленіемъ къ картинѣ Александра Аѳинскаго, изобра- жающей играющихъ богинь, къ смѣло набросаннымъ фрескамъ сденъ изъ йліады ж къ группамъ тандовдщдъ, изящнымъ по ри- сунку и краскамъ. Болыпая часть этихъ картинъ изъ Геркуланума ж Помпеи была сдѣлана простыми декораторами построекъ, но эти греческіе живописцы десятаго разряда сохранили предаяія великой классяческой школы ж ясно свидѣтелъствуютъ, что изъ того же самаго иеточника унаслѣдовали ж мы свое искусство живописи. Живопись новой Европы происходитъ отъ древняго искусства двумя путями. Съ одной стороны, греческая живопись распростра- нилась по римской имперіи ж проникла на востокъ, и въ теченіе

АНТРОііОЛОГІЯ.

вѣко-въ находила себѣ главное дристанище въ христіанскомъ ис- кусствѣ въ Константинополѣ; этимъ путемъ выработался визан- тійскій стиль, часто назьгваемый до-рафаэлевскимъ, который, хотя ему и недоставало дрежней свободы классическихъ Аѳинъ, все- таки былъ выразителенъ и богатъ красками. Съ другой стороны, когда въ пятнаддатомъ столѣтіи въ Европѣ дроизоідло возрож- деніе познанія классическаго искусства и мысли, натянутое изобра- женіе святыхъ и мучениковъ уступило мѣсто болѣе естеетвеннымъ и градіознымъ формамъ, и подъ руками Рафаэля и Микель-Анджело, Тидіана и Мурильо возникла совремеыная живодись, въ которой снова соединились два, столь долго остававшіяся раздѣленными, течеяія, вышедшія изъ одного родника, изъ греческаго искус- ства. Древніе большею частью рисовали яа стѣнахъ, по способу нынѣшней живояиси al fresco, или на вощеныхъ деревянныхъ до- скахъ; они не знали употребленія масла для размѣшиванія въ немъ растертыхъ красокъ. Впервые объ этомъ упоминается въ де- сятомъ столѣтіи, откуда видно, что исторія о братьяхъ Ванъ- Эйкъ, будто бы дридумавшихъ живопись масляными красками въ пятнадцатомъ с-толѣтіи, не совсѣмъ вѣрна. Но они ввели ее въ обыденное употребленіе, и съ дхъ времени живолисцы довели ма- теріалъ и игру красокъ до такого совершенства, къ которому древвіе вѣка, вѣроятно, никогда не приближались. Въ новѣйіпія времена акварельная живопись, уяотреблявшаяся древними худож- никами для легкихъ эскизовъ и этюдовъ, сдѣлалась также само- стоятельньшъ искусствомъ, особенно въ Англім. Въ одной отрасли живописи новые художники, внѣ всякаго сомнѣнія, превосходятъ древнихъ; это именно въ живолиси ландшафтной. Встарь, какъ бы изумительно ни были нарисованы фигуры, грубыя рутинныя горы, лѣса и дома на заднемъ планѣ все еще находились въ еостояніи близкомъ къ идеографическому письму—они скорѣе служили обо- значеніемъ внѣшняго міра, чѣмъ изображали его такимъ, какъ онъ есть. Но въ настоящее время глаза художника обращены къ прь- родѣ, которую онъ передаетъ съ такою вѣрностью, какая была неизвѣстна древнимъ живописдамъ, впервые придавшимъ живыя формы богамъ и героямъ, апостоламъ и мученикамъ.

Намъ слѣдуетъ теперь сказать нѣсколько словъ объ играхъ, такъ какъ игра также относится къ искусствамъ, имѣющимъ въ

ИЗЯЩНЫЯ ИСКУССТВА.

305

виду удовольствіе. Ею занимаются ради самого занятія, a не ради результатовъ занятія. Одинъ разрядъ игръ возникъ самъ собою повсюду: это игры дѣтей, состоящія въ подражаніи жизни, въ ко- торой имъ впослѣдствіи придется дѣйствовать въ серьезъ. Дѣти эскимосовъ играютъ въ постройку домиковъ изъ снѣга, и матери даютъ имъ крошечныя масляныя лампадки съ кускомъ свѣтиль- ни, чтобы они вѣшали эти лампадки внутри построенныхъ до- миковъ. Среди дикарей, y которыхъ суіцествуетъ обычай похи- щать себѣ женъ силою изъ сосѣдняго племени, дѣти играютъ въ ѵмыканіе женъ, совершенно такъ, какъ нашж дѣти играютъ въ свадьбу съ священникомъ и подружками невѣсты. На всѣхъ степе- няхъ дквилизаціи игрушечное оружіе и игрушечная утварь достав- ляютъ дѣтямъ одновременно забаву и поученіе; сѣверо-американ- скій воинъ дѣлалъ для своего сына маленькій лукъ съ стрѣлою, какъ скоро ребенокъ былъ способенъ натянуть тетиву; и молодой островитянинъ Южнаго океана бросаніемъ тростника въ катя- щееся кольдо пріучался метать копье въ вослѣдующей жизни. Любопытно видѣть, что послѣ того какъ развивающаяся цивили- задія отбросила въ сторону практическое употребленіе какого- нибудь древняго приспособленія, оно можетъ все еще пережи- вать въ видѣ игрушки; такъ, швейдарскія дѣти и теперь еще играютъ въ добываніе огня при помодщ стариннаго способа про- сверливанія одного куска дерева другимъ; a на улицахъ нашихъ деревень дѣти играютъ лукомъ со стрѣлами и пращею,—серьез- нымъ оружіемъ своихъ предковъ.

He совсѣмъ легко сказать, идетъ лк человѣкь, стоящій на низ- кой ступени дикаго состоянія, когда-либо далѣе этихъ практиче- скихъ забавъ и изобрѣтаетъ ли онъ игры единственно для удо- вольствія. Но на далънѣйшихъ ступеняхъ дивилизаціи такія игры извѣстны съ весьма древнихъ временъ. Иная пустячная игра, разъ иустивъ корни въ умахъ, склонныхъ къ забавѣ, можетъ суще- ствовать на свѣтѣ почти вѣрно. Древніе египтяне, какъ свидѣ- тельствуютъ ихъ рисунки, имѣли обыкновеніе играть въ нашу дѣтскую игру „жгуты," гдѣ одинъ изъ участвующихъ С.ъ завязан- ными глазами нагибается и долженъ угадать, кто ѵдарилъ его по слинѣ. Египтяне играли также въ отгадываніе числа пальцевъ, поднимаемыхъ двумя играющими—игра, которая до сихъ поръ

20

АНТРОііОЛОГІЯ.

расдространена въ Китаѣ и Италіи, гдѣ можно слыдіать чуть не за долночь крики; „три! семь! пять! warn/"; очень жаль, что эта игра не расдространяется среди дѣтей въ Англіи, ибо она изощряетъ внимательность глаза и дроворство рукъ. Между тѣмъ какъ лныя изъ нашихъ игръ, въ родѣ игры обру- чами и дусканіе кубарей, дерешли въ Старый Свѣтъ тысячи лѣтъ, другія дредставляютъ относительно недавнее нововведеніе; такъ, искусству задусканія бумажнаго змѣя англійскія дѣти научилдсь отъ китайдевъ, или отъ какого-нибудь другого народа дальняго Востока, лидіь около времени Стюартовъ. Въ другихъ случаяхъ забавы новаго времени оказываются дозднѣйлшмъ улучшеніемъ старыхъ; расдиленныя берцовыя кости, приврѣпленныя додъ сало- гомъ для хожденія по льду, увеселяли лондонскихъ мастеровыхъ за нѣеколько столѣтій до того, когда онѣ были вытѣснены сталь- ными коныеами. Игра въ мячъ служитъ любопытнымъ свидѣтель- ствомъ тому, какъ иная игра можетъ иногда оставаться безъ из- мѣненій въ теченіе многихъ вѣковъ и затѣмъ внезално лерейти въ какую-нибудь высшую форму. Древніе кидали и ловили мячи на лодобіе надшхъ дѣтей въ настоящее время, и знаменитая игра греческихъ и римскихъ мальчиковъ состояла въ „общемъ мячѣ", гдѣ составлялись двѣ стороны, изъ которыхъ каждая старалась схватить мячъ и бросить въ дротивостоящую. Этою игрою забав- ляются и до сихъ доръ въ нѣкоторыхъ англійскихъ деревняхъ; ее называютъ собственно „метаніемъ" (hurling), и игра большимъ кожанымъ мячомъ, бросаемымъ ногою, дредставляетъ разновид- ность ея. Повидимому, древніе никогда не ѵлотребляли лалки или лапты при своихъ играхъ въ мячъ. Но около тысячи или лолуторы тысячи лѣтъ тому назадъ лерсы стали играть въ мячъ, сидя вер- хомъ на лошади, чтб_т конечно, могло быть вылолняемо только съ помощыо длиндой далки, ладты или ракетки; такимъ путемъ на- чала свое существованіе утонченная игра chaagan, которая съ тѣхъ лоръ всегда продолжала существовать на Востокѣ и въ по- слѣднее время утвердилась и въ Англіи лодъ названіемъ polo. Разъ была изобрѣтена лапта или ракетка для игры верхомъ на лошади, было легко воспользоваться ею и для игры лѣшкомъ, и такишь образомъ въ средніе вѣка явился цѣлый рядъ игръ, гдѣ

307

мячи бросались при помощи лапты (pall-mall, croquet, tennis, hockey, golf, rounders, cricket).

Комнатныя игры имѣютъ также свою любопытную исторію. Бро- саніе жребія или игральныхъ костей слишкомъ древне для того, чтобы могло сохраниться какое-нибудь свидѣтельство о его возни- кновеніи, и можно видѣть еще въ музеяхъ тѣ самыя шашечницы и шашки, которыя служили для игры древнимъ египтянамъ. Греки и римляне также играли въ шашки, хотя ихъ игры не походили на нашу шашечную игру новаго времени. Съ другой стороны, къ древней классической группѣ игръ относятся наша (англійская) мельница или мавританская игра (merells, morris), и Овидій упо- жинаетъ о дѣтской игрѣ „ tit-tat-to". Этими играми забавляются также и въ Китаѣ, и неизвѣстно, гдѣ онѣ были выдуманы впер- вые. Великое изобрѣтеніе въ области требующихъ соображенія жгръ было сдѣлано лѣтъ тысячу тому назадъ или около того, Еогда какой-то индусъ, имя котораго утрачено, усѣлся за древ- вюю шашечницу съ шашками и выработалъ изъ нихъ военную игру, гдѣ встрѣчались въ боевомъ порядкѣ съ каждой стороны король и его генералы, со слонами, колесницами, кавалеріею и пѣшими солдатами. Таковы были самые ранніе шахматы, ко- торые съ нѣкоторыми неболыпими измѣненіями перешли въ со- временную европейскую шахматную игру, продолжающую удер- живать передовое мѣсто среди всѣхъ игръ, напрягая умъ до его самыхъ крайнихъ усилій въ предусмотрительности и комбини- рованіи. Наши шашкй новаго времени представляютъ родъ упро- щенныхъ шахматовъ, гдѣ всѣ шашкіі представляютъ пѣшекъ, пока не перейдутъ черезъ все яоле и не сдѣлаются дамками. Встрѣ- чающійся въ историческихъ книгахъ разсказъ о томъ, что карты были изобрѣтены во Франціи для увеселенія Карла УІ, дредстав- ляетъ выдумку, такъ какъ онѣ были извѣстны на Востокѣ за жного столѣтій ранѣе этого. Но во всякомъ случаѣ евродейцы устроили съ ними такія комбйяаціи искусства и дгансовъ, которыя древос- ходятъ все придуманное ихъ азіатскими изобрѣтателями. Улраж- няющія тѣло или умъ игры имѣли высокую дѣну въ цжвилизаціи какъ средство восдятанія человѣческихъ способностей. На совер- шенно иной почвѣ стоятъ азартныя денежныя игры; съ самаго на- чала онѣ были только обманомъ и бѣдствіемъ. Въ наше время

20*

АНТРОііОЛОГІЯ.

врядъ ли можно найти болѣе доетойное жалости знаменіе медлен- ности распространенія научныхъ понятій, какое представляютъ прилично одѣтыя толпы вокругъ игорнаго стола въ Монако—толпы, болтающія о серіяхъ удачъ и воображающія, что существуетъ какая-нибудь разница въ ставкѣ на черное или на красное поле. Это продолжается, хотя даже нашимъ школьникамъ теперь препо- даютъ истинное ученіе о вѣроятностяхъ и то, какъ высчитать неизмѣняющійся процентъ еженедѣльныхъ ставокъ, которыя загре- бетъ себѣ лопаткою крупье и которыя невозвратимы.