Глава V восточный деспотизм и последняя попытка реорганизации империи. Крушение западной римской империи

1. Военная анархия во второй половине III века нашей эры. Денеж- ный кризис. Пиратство и разбой. Расстройство экономики и недоста- ток рабочих рук. 2. Восстановительная деятельность Аврелиана, Дио- клетиана и Константина. Денежная реформа. 3. Закрепощение част- ных лиц и регулирование их деятельности в интересах государства. Корпорации, обладавшие монополией в различных отраслях промыш- ленности и носившие принудительный характер. 4. Прикрепление колонов к земле. 5. Последствия политики иллирийских императо- ров — временное восстановление порядка и оживление экономиче- ской деятельности. 6. Ухудшение положения империи и постепенное углубление кризиса со второй половины IV века нашей эры

1. Внешний блеск, который еще в середине III века нашей эры сохраняла столица, расцвет многих городов Цизальпинской Галлии и провинций Запада и Востока, именно в этот период достигших, очевидно, наивысшего расцвета, — все это не смогло, однако, скрыть причин упадка, коренившихся в самой структуре империи и под- тачивавших ее устои.

К этому времени обнаружились еще более серьезные признаки того, что существовавшее до сих пор равно- весие между метрополией и завоеванными областями нарушено, что Рим отныне неспособен сохранить свое значение административного центра огромной империи. Когда Каракалла, руководствуясь не вполне ясными для нас и, вероятно, не совсем бескорыстными мотивами, в 222 году нашей эры предоставил право гражданства всем свободным жителям провинций, он не внес тем самым никаких существенных изменений в сложившуюся обстановку как потому, что это понятие — право граждан- ства — стало пустым звуком и не имело уже никакого политического содержания, так и потому, что фактически провинциалы уже преобладали во всех основных государ- ственных органах Римской империи: в войске, в бюрокра- тическом аппарате и на самом императорском престоле.

Несмотря на то, что со времен правления Авгу- ста Рим был вынужден отказаться от своего господ-

ствующего положения, от положения города-властелина, который видел в населении необъятных завоеванных территорий только побежденных, только подданных, он более столетия сохранял, тем не менее,' свою огром- ную притягательную силу, которая привлекала к нему лучших представителей провинций, стремившихся факти- чески и юридически превратиться в настоящих римлян. Однако даже в эпоху своего наивысшего расцвета Риму не удалось стать столицей империи в подлинном смысле этого слова, так как он не смог стать центром экономи- ческим, центром производственной деятельности. По мере того как в Италии слабела, а в провинциях все более оживлялась экономическая деятельность и про- буждался дух предприимчивости, провинции начали болезненно ощущать гнет столицы, стоившей чрезвы- чайно дорого и требовавшей с них величайших и ничем не оправданных жертв. Это не привело к широкому сепа- ратистскому движению, целью которого было добиться более широкой автономии провинций, однако участились мятежи, принимавшие большей частью чрезвычайно опасный характер, поскольку они представляли собой восстания солдат, иевербованных в провинциях. Эти восстания привели к возобновлению гражданских войн и достигли своего апогея в тот печальный период, который именно поэтому и называется периодом военной анархии.

В качестве реакции на паразитизм Рима возник дру- гой и притом худший вид паразитизма, и это было своего рода возмездием: каждый из императоров, обязанный троном своим солдатам, был вынужден вознаграждать их и привлекать к себе путем непрерывных увеличений сол- датского жалованья. Налоговый гнет становился из года в год все более невыносимым, в особенности потому, что чаще всего взимались не регулярные налоги, равномерно взимаемые законным путем, а экстраординарные поборы и нередко произвольные службы и поставки (munera), которыми время от времени облагали отдельные города, отдельные группы лиц определенной профессии или отдельных лиц. При этом на Западе распространялась понемногу система, заимствованная, вероятно, в древних восточных монархиях, на основании которой наиболее богатые люди каждого города должны были отвечать своим имуществом, если требуемые суммы налогов не поступали в казну.

2. Денежный кризис являлся самым серьезным симп- томом того бедственного финансового положения, кото- рое было вызвано войнами за пределами империи, вновь вспыхнувшими гражданскими войнами и военной анар- хией.

В период от правления Юлия Цезаря до правления Нерона порча монеты не принимала серьезных размеров: содержание золота в золотом (aureus) понизилось с 8,18 до 7,4 грамма, а содержание серебра в денарии — с 3,90 до 3,21 грамма. Но со времен последних Антонинов порча монеты привела к резкому ухудшению ее качества: во времена правления Септимия Севера золотая монета содержала от 50 до 60 процентов примеси и чеканилась лишь в самом небольшом количестве; такой же, если не еще большей, порче подверглась и серебряная монета: денарий содержал уже менее 2 граммов серебра. Но самое критическое положение сложилось несколько позд- нее, при Каракалле, заменившем древний денарий своим пресловутым antoninianus, в котором примесь достигла 90 процентов, а позднее даже 98,5 процента от общего веса монеты, иными словами, это была бронзовая монета, слегка покрытая серебром.

Огромные затруднения, грозившие расстройством всего общественного и частного хозяйства, пытались устранить начиная с правления Септимия Севера по- средством введения государственного курса серебряной монеты, позднее ставшего принудительным. Но это пре- вращение металлической монеты в монету, практически игравшую роль бумажных денег, которой государство придало определенную ценность, было вскоре сведено на нет самим фиском, ибо он не принимал более в уплату налога монет, которые чеканились на государственных монетных дворах, и требовал, чтобы, по крайней мере, часть налогов и податей уплачивалась натурой. В то же самое время обнаружился острый недостаток средств обращения, неизбежно сопутствующий всем наиболее серьезным денежным кризисам. Его следствием было появление наряду с денежным обращением, официально признанным государством, обращения различного рода ценных бумаг частного характера, служивших пла- тежным средством и употреблявшихся при обмене и уплате небольших сумм. В конечном итоге, наступила полная денежная анархия, которая вместе с политической

и военной анархией привела к обострению социальных потрясений.

Все это наносило огромный вред торговле и всем остальным видам экономической деятельности, что усу- гублялось другими последствиями междоусобных войн и упадком государственной власти. В то же время морской торговле вновь начали угрожать пираты, а сухопутные дороги стали небезопасны благодаря участившимся слу- чаям разбоя. Поэтому экономика также и тех провинций (включая сюда и Египет), которые до этого времени на- ходились в состоянии относительного благополучия, на- чинает приходить в упадок. Увеличение податного бре- мени, падавшего на хозяйство частных лиц, и без того сильно подорванное, вызвало настоящее бегство налого- плательщиков. Они бросали свои занятия и даже свое имущество, чтобы спастись от налогового гнета, став- шего отныне невыносимым. Итак, наступил период край- него расстройства экономики; обезлюдели города, опу- стели поля, так как нехватало рабочих рук; наряду с сокращением торговли наблюдался возврат к типич- ным формам натурального хозяйства.

Становилось все более ясным, что подобное положе- ние создалось не только в областях Центральной и Южной Италии, Сицилии и Сардинии, Греции и Македо- нии, прежде всего пострадавших в силу изменившихся условий, но и в самых цветущих провинциях империи. Галлия была потрясена в конце III века грозным вос- станием земледельцев, вызванным крайней нищетой, в которую впало и сельское население этой области, где значительная часть земель была заброшена, преврати- лась в болота и покрылась лесом. В те же самые годы в промышленности и сельском хозяйстве Испании ощу- щался острый недостаток в рабочей силе, и крупнейший из ее портов — Гадес (Кадис) — превратился в се- ление, по размерам своим немногим превосходившее деревню.

Недостаток рабочих рук стал ощущаться также в го- родском ремесле; постепенно недостаток населения стал сказываться во всех сферах общественной и частной жизни. Для предотвращения этого бедствия сначала в по- граничных районах, а потом и в центральных областях начали вербовать варваров в ряды войска, превращать их в колонов; мало-помалу варвары получили возможность

занимать наиболее высокие и доходные государственные должности.

Но, несмотря на эти меры, резко противоречив- шие всем традициям римской экономики, нельзя было заполнить зияющие бреши в государственной системе и экономике империи, вследствие чего Рим был вынужден лишь взирать на то, как уменьшалась его военная мощь и таяли финансы.

2. Правда, даже в самые тяжелые годы военной анар- хии упадок ремесла и сельского хозяйства не был полным. Как только в какой-либо местности прекращались войны и наступало затишье, обнаруживалось, что многие из прежних отраслей промышленности и сельского хозяй- ства уцелели, сохранив свою организацию, ставшую уже традиционной. Однако состояние анархии порождало неуверенность в завтрашнем дне, становилось из года в год все более невыносимым и грозило парализовать все формы организованного производства и торговли. Все это заставляло стремиться к созданию твердой и сильной власти, которая сверху, путем принудительных мер, ценой принесения в жертву интересам государства всех прав отдельных граждан смогла бы восстановить порядок, обеспечить внешнюю и внутреннюю безопасность, а также экономическую устойчивость.

Именно в тот момент, когда крушение римских инсти- тутов и римской цивилизации казалось неминуемым, на императорский престол один за другим взошли несколько императоров, отличавшихся большой энергией; они поста- вили своей целью упрочить и восстановить рушащееся здание империи, и их усилия увенчались успехом. В ряду этих императоров выделяются прежде всего Аврелиан, Диоклетиан и Константин. Убежденные в том, что пер- вым и необходимым условием восстановления империи является укрепление государственной власти, они при- менили принципы и методы восточного деспотизма и справились со своей задачей. Они не только целиком сосредоточили в своих руках политическую, военную и административную власть, но и установили строгий кон- троль над всей экономикой, что привело, в конечном итоге, к так называемой «бюрократизации хозяйства».

Чтобы внести некоторый порядок в экономическую жизнь, следовало прежде всего решить денежную

проблему. Нельзя было возродить торговлю, столь необ- ходимую для того, чтобы оживить производство, пока отсутствовала стабильная монета, которая вновь заслу- жила бы общее доверие. Уже Аврелиан пытался решить эту проблему, устранив злоупотребление тех, кто взял на откуп чеканку монеты.

Диоклетиан, полагая, что лучшее средство исправить зло —■ это прекратить систематическую порчу монеты и начать вновь чеканку золотой и серебряной высокопроб- ной монеты, номинальная признанная государством стоимость которой соответствовала бы ее реальной стои- мости, решил провести более радикальную реформу.

Однако эта реформа, превосходная по своему за- мыслу, была в тот период преждевременной. Aureus Диоклетиана, содержавший вначале до 4,67 грамма чистого золота, количество которого было несколько позд- нее доведено до 5,45 грамма, а равным образом его argenteus (древний денарий), теперь снова как и при Нероне, содержавший 3,41 грамма серебра, сразу же исчезли из обращения, поскольку их прятали, превращая в сокровища. Поэтому самому Диоклетиану пришлось отдать приказ о чеканке разменной монеты, которая могла служить средством обращения, несмотря на то, что была значительно более низкой реальной стои- мости.

Всего лишь несколько лет спустя, когда окончание гражданских войн, а также административная и эконо- мическая реорганизация империи создали более благо- приятную обстановку для денежной реформы, Констан- тину удалось, и притом с большим успехом, провести в жизнь программу Диоклетиана: он приступил к че- канке солида (solidus), содержащего до 4,48 грамма чистого золота, который делился на 24 серебряных siliquae; тем самым была создана основа монетной системы, которая продержалась в течение ряда веков в Позднеримской, а затем в Византийской империи и в бассейне Средиземного моря.

Неудача реформы Диоклетиана, вынужденного пу- стить в обращение низкопробные монеты, государствен- ный курс которых значительно превышал их реальную стоимость, вызвала повышение цен; поэтому Диоклетиан указом 301 года установил единый общеобязательный тариф рыночных цен и заработной платы, как пишет один

современный ему писатель, «издал указ о дешевых ценах».

Этот указ мог бы достичь своей цели, если бы одно- временно произошла стабилизация монеты; однако каче- ство ее продолжало ухудшаться, а следовательно, и цены продолжали расти, несмотря на усилия, которые при- лагал Диоклетиан.

3. Более успешными, чем попытки денежной реформы и установления твердых цен, были мероприятия Диокле- тиана и Константина, направленные на нормализацию экономической жизни; исходя из финансовых и военных нужд государства, они стремились упрочить и объеди- нить в органически единое целое институты и обычаи, возникшие еще в предшествовавшую эпоху. Их много- численные декреты имели целью концентрацию всех сил и всех функций государства. Взяв за образец крупные восточные монархии, они создали такую социально-эко- номическую систему, при которой каждый гражданин считался как бы на службе государства. Никто не имел права выйти из той социальной категории и уклониться от той деятельности, к которым он предназначался самим рождением или которые он избрал еще тогда, когда был возможен свободный выбор. Люди вынуждены были примириться с тем, что теперь их свобода была резко ограничена в силу высшей необходимости — в целях со- хранения и упрочения государства.

Столь жесткая регламентация деятельности отдель- ных лиц, объединение всех граждан в застывших рамках наследственных сословий определялись финансовой необ- ходимостью: государству необходимо было полностью собрать прямой налог, так как защита границ, охрана внутреннего порядка, нужды императорского двора, раз- росшегося наподобие восточного до огромных размеров, содержание центрального и провинциального бюрокра- тического аппарата — все это требовало все больших и больших государственных расходов; самым верным сред- ством к тому, чтобы полностью собрать налог, было воз- ложить ответственность за него не на отдельных налого- плательщиков, а на корпорации лиц, организованных по профессиональному признаку и по признаку социальной принадлежности. Эти корпорации отвечали перед фиском за поступление полностью всей суммы налогов, которой

была обложена группа лиц, составляющих корпорацию, и были обязаны сами взимать эти налоги с членов дан- ной корпорации.

Несмотря на то, что вся эта колоссальная реоргани- зация общества была в основном предпринята с финан- совыми целями, влияние, которое она прямо или кос- венно оказала на экономическую жизнь империи, было очень значительно. Управление необъятной земельной собственностью, принадлежавшей государству в Италии и в еще больших размерах в провинциях, необходимость приобретать огромное количество разнообразных пред- метов потребления — съестных припасов и ремесленных изделий (которые в качестве анноны поступали для снаб- жения столицы, императорского двора и армии), обще- ственные службы, монополия на чеканку монеты, нако- нец, сбор таможенных пошлин — все это обусловило в рассматриваемую нами эпоху непосредственное и реши- тельное вмешательство государства в область сельско- хозяйственного и промышленного производства, в сферу торговли, в вопросы транспорта.

Стремясь облегчить это вмешательство и обеспечить регулирование в области промышленного производства, транспорта и торговли, государство превратило свобод- ные коллегии, которые с древнейшего времени объеди- няли ремесленников, занимавшихся одним и тем же ремеслом, в принудительные корпорации, обладавшие монополией в той или иной отрасли производства. Эти коллегии ранее отнюдь не носили принудительного харак- тера, не претендовали на монопольное положение в дан- ной отрасли ремесла и не преследовали также эконо- мических и политических целей; их задача сводилась к укреплению братских уз между членами коллегии по- средством общего богослужения, устройства похорон (если умирал кто-либо из членов коллегии), организации время от времени совместных пирушек.

Принудительный характер (то есть наследственное прикрепление к соответствующей корпорации лиц опре- деленных ремесел и профессий) прежде всего получили корпорации, непосредственно обслуживавшие государ- ство, так как уже давно стало ясно, что последнему несравненно выгодней иметь дело с организованными корпорациями, чем с отдельными лицами. И именно потому, что государство превратилось теперь в самого

крупного покупателя товаров и самого крупного заказ- чика, осталось очень мало ремесел, занятий, профессий, представители которых не были бы наследственно при- креплены к соответствующей корпорации.

4. Подобно тому, как ремесленник был прикреплен к своему ремеслу, а солдат не имел права бросить воен- ную службу, так и колон был наследственно прикреплен к земле, которую он обрабатывал. Точно не установлено, когда именно произошло юридическое прикрепление земледельцев к земле; повидимому закон о прикреплении колонов относится к концу III века. Оно явилось, повиди- мому, юридическим оформлением фактически издавна сложившихся отношений и не распространялось, оче- видно, на те территории, где такие отношения не воз- никли. Подобное явление наблюдаем мы и в наши дни: несмотря на то, что в силу ряда причин — таких, как появление прекрасных средств сообщения, притягатель- ная сила города, возможность эмиграции, — создались благоприятные условия для ухода, все же даже в тех областях, где мелкий арендатор и земельный собствен- ник связаны взаимно только договором на годичный срок, случаи ухода чрезвычайно редки; обычно эти договоры молчаливо продлеваются в течение многих лет, и зачастую одна и та же семья живет на одном и том же участке земли на протяжении столетий. Правда, римские писатели первого периода существования империи, зани- мавшиеся вопросами агрикультуры, жаловались на от- сутствие прочной оседлости колонов и на ущерб, происте- кающий от того, что они часто меняют местожительство; однако эти авторы писали в переходный период, когда возникла необходимость замены труда рабов, ставшего непроизводительным и дорогим, трудом колонов и когда землевладельцы с большим трудом находили достаточ- ное количество колонов. Позднее задолженность колонов по арендной плате, как правило, была столь велика, что они уже не могли законным путем покинуть участок до тех пор, пока не погасят всего долга собственнику земли; в результате колоны становились менее подвижны и были теснее связаны с определенной территорией. Может быть, именно к этой категории земледельцев, связанных долгом, принадлежали obaerati или obaerarii, о которых говорит Варрон. Однако следует отметить, что нередко,

главным образом в крупных владениях императорского фиска, отношения между колоном и собственником, или, вернее, между колоном и кондуктором, регулировались не индивидуальными договорами, а посредством «зако- на сальтуса» (lex saltus или consuetudo praedii), то есть, иначе говоря, такие отношения приняли едино- образный характер и стали обычаем. Если же прокура- тор, управлявший этими землями от имени императора, или кондуктор, взявший их на откуп, произвольно увели- чивали отработки и поставки продуктами, размер кото- рых был установлен обычаем, у колона оставалось только одно средство спасения — уповать на правосудие императора, а когда рассеивалась и эта надежда, ему не оставалось ничего другого, как прибегнуть к крайнему средству ■— бегству.

Может быть, именно с этой целью — предотвратить бегство колонов, в результате которого в период быстрого обезлюдения Италии многие земли оказались забро- шены, — был издан «1ех a maioribus constituta», упоми- наемый в законе 332 года, где кратко указывается только, что этот «закон прикрепил колонов на вечные времена» («1ех colonos aeternitatis iure detineat»).

Однако вполне возможно, что этот акт, ограничивав- ший свободу колонов, был вызван не только интересами императорских доменов, но также, может быть, даже и в большей мере, фискальными соображениями. При рас- пределении анноны — натуральной подати, взимавшейся с земельной собственности для нужд войска, столицы, двора и чиновников, размер которой менялся из года в год, возникла необходимость в разделе земель на фискальные единицы (juga). Площадь этих единиц меня- лась в зависимости от качества земли и предполагаемого размера урожая. Но для того, чтобы эта форма кадастра могла обеспечить фиску сбор, соответствующий предва- рительной смете, требовалось присутствие на каждом таком участке (j'ugum) земледельца-налогоплательщика (caput), который уплачивал бы подать, падающую на данную единицу. Собственник или кондуктор домена, ответственный за сбор налога на всей территории дан- ного владения, должны были сообщать о том, какое коли- чество голов (capita) находится на этой территории. Поэтому он терпел двойной ущерб в том случае, если колоны, чтобы не платить налога, бросали свои участки.

Те же фискальные цели преследовали эдикты, предписы- вающие прикрепление колонов к земле. Может быть, причиной того, что колон назывался adscripticius, послу- жил тот факт, что в кадастровых списках его имя вписы- валось рядом (adscriptus) с названием участка, за кото- рый он должен был платить налог.

Наконец, прикрепление колонов к земле могло быть вызвано и другим обстоятельством: колон, поскольку он являлся свободным, был обязан нести военную службу; поэтому запрещение колону покидать землю было един- ственной гарантией того, что он не уклонится от этой обязанности.

Во всяком случае, каким бы ни был этот процесс, результатом его было то, что с начала IV века преобла- дающая часть земледельцев в Италии и провинциях пре- вратилась в колонов, которые юридически еще считались свободными, но фактически были полностью или почти полностью лишены свободы передвижения. Это наслед- ственное прикрепление к земле отнимало у них всякую возможность оказать сопротивление собственнику, взи- мавшему с них поборы, даже в том случае, если он взи- мал их произвольно. Вместе с тем, однако, прикрепление давало колонам весьма ценное в столь тревожные вре- мена преимущество, заключавшееся в том, что их нельзя было согнать с земли даже в случае ее отчуждения.

Довольно многочисленная категория рабов, посажен- ных на землю (servi casati), по своему положению в не- которых отношениях была настолько близка к колонам, что некоторые ученые даже видели в этом слое источник происхождения колоната. Владелец крупной частной земельной собственности, а равным образом прокуратор, кондуктор или эмфитевт императорских доменов, стре- мясь избежать нелегкой обязанности содержать своих рабов, предоставляли части из них жилища и мелкие участки земли с условием, что в течение половины или даже большей части всех рабочих дней они будут рабо- тать на господском поле. Эти рабы отличались от колонов тем, что продолжали быть рабами, и землевладелец, отчуждая землю, на которой они жили, мог оставить их в своем распоряжении. Однако, поскольку практически рабов, посаженных на землю, очень редко сгоняли с нее, единственное существенное отличие их от колонов за- ключалось в том, что участок, отведенный рабу, был

значительно меньше, а размер отработок — ореге или ан- gariae, которыми были обязаны рабы, гораздо больше, чем у колонов.

5. Колоссальный труд по восстановлению и реоргани- зации империи, предпринятый иллирийскими императо- рами, действовавшими путем крайне решительных и кру- тых мер, несомненно, увенчался большим успехом. Внеш- няя опасность была устранена, вновь упрочен порядок и обеспечена безопасность внутри страны; крушение, казав- шееся в середине III века неминуемым, было отсрочено почти на два столетия. Несмотря на борьбу за престол, которая время от времени потрясала империю, послед- няя еще продолжала казаться прочной и несокрушимой, хотя это и не соответствовало уже ее действительному состоянию. Казалось, экономическая и социальная поли- тика этих императоров достигла поставленной ими цели; в результате установленной сверху железной дисциплины сельское хозяйство и промышленность были обеспечены рабочими руками, установилась правильная деятельность муниципальных органов управления, наладились транс- порт, торговля, все виды экономической деятельности, которые рассматривались теперь в качестве принудитель- ной государственной повинности.

Более того, в различных областях империи появились признаки экономического подъема. Новый Рим, с мудрой предусмотрительностью воздвигнутый Константином на берегах Босфора, настолько вырос в течение нескольких десятилетий, что величием и великолепием своих строе- ний мог соперничать со старым Римом, а вскоре благо- даря своему чрезвычайно выгодному местоположению стал центром весьма оживленной торговли; кроме того, некоторые города Северной Италии, такие, например, как Медиолан, Равенна, Аквилея, все еще находились в стадии расцвета, что подтверждается не только свиде- тельствами римских историков, но и многими памятни- ками этих городов, относящимися именно к данному периоду.

Кроме того, многочисленные законодательные памят- ники IV века, касающиеся экономических вопросов, сви- детельствуют о том, что сельское хозяйство, промышленное производство и торговля, для развития которых денеж- ная реформа Константина создала благоприятные усло-

вия, не только вернулись к прежнему нормальному состоянию, но и достигли того высокого уровня, какой был им свойственен, по крайней мере, в некоторых слу- чаях в период наивысшего расцвета.

К сожалению, однако, эти признаки экономического возрождения, относящиеся притом только к отдельным районам империи, являются иллюзорными. Болезнь, от которой страдал организм, была слишком серьезной, чтобы <ее можно было исцелить при помощи авторитар- ных методов, которые, в конечном итоге, лишь усилили заболевание и сделали его совершенно неизлечимым.

б. Не прошло и пятидесяти лет после смерти Констан- тина, как варвары вновь начали свое наступление на границы империи: возобновились нарушения границы и набеги, в особенности вдоль нижнего Дуная, и, наконец, настоящие вторжения. Чтобы хотя бы временно осла- бить этот натиск, римляне селили на территории империи целые племена вооруженных варваров, ошибочно рас- считывая найти в них стойких союзников, которые дали бы отпор вторжениям других варварских племен. Однако они достигли при этом только обратных резуль- татов: лекарство лишь усиливало болезнь. В то же самое время возобновились усобицы, обостренные глубокими религиозными разногласиями; эти усобицы перерастали в кровавые столкновения, насилия и грабежи.

Но подлинным бедствием был огромный налоговый гнет, приведший к полному краху экономики. Он пре- вратился в настоящий бич вследствие системы коллек- тивной ответственности, распространенной в то время на все сферы экономической жизни. Должностные лица муниципий (куриалы-—curiales), избиравшиеся из среды самых крупных собственников, были обязаны отвечать своим имуществом за сбор всей суммы податей, кото- рыми был обложен данный город; на коллегии возлага- лась ответственность за сбор налогов с ремесел и про- мыслов, на земельного собственника •—■ за налоги, которые взимались с соседних заброшенных земель, ибо государство считало, что эти земли как бы образуют еди- ное целое с его владением. Разумеется, мероприятия та- кого рода не только подавляюще действовали на дух пред- принимательства, но и убивали всякое желание занимать- ся каким-либо видом производительной деятельности.

Особенно тяжело отразилась на судьбе сельского хозяйства последняя из перечисленных мер; деятельный и трудолюбивый земледелец, который, несмотря на все бесконечные трудности, продолжал обрабатывать свои поля, должен был страдать именно из-за своего трудо- любия: он нес ответственность за беззаботного соседа, покинувшего свою землю, и в скором времени принужден был следовать его примеру, так как не мог вынести нало- гового гнета. Число источников, свидетельствующих о том, что территория империи все более пустела, что многие земли остались необработанными и были совер- шенно заброшены (такие свидетельства довольно часто встречаются уже около середины III века), примерно в конце IV века резко возрастает; из года в год положе- ние становится все более тяжелым.

Христианские писатели того времени, рисуя создав- шееся катастрофическое положение и особенно подробно останавливаясь на положении Италии и Галлии, подчас сгущают краски, что в значительной мере является след- ствием их религиозного фанатизма, а также их хорошо известной склонности к гиперболам. Однако источники законодательного характера, достоверность которых не вызывает сомнений, ясно свидетельствуют о том, что обезлюдение, дезорганизация и нищета приняли устра- шающие размеры.

Шестьдесят лет спустя после смерти Константина в одной лишь Кампании, которая была до тех пор самой плодородной и населенной областью Италии, по офи- циальным данным, насчитывалось 52 842 югера земли, затопленной или же заброшенной из-за отсутствия земле- дельцев. В подобных условиях находились сельские местности Пицена, Самния, Бруттия, Апулии; правитель- ству пришлось даже понизить следуемые с них земель- ные подати. После вторжений вестготов Гонорий был вынужден в 413 году понизить подать с Кампании, Тус- ции, Пицена, Самния, Лукании, Бруттия до одной пятой части их прежнего размера, а в 418 году произвести новое снижение размеров податей с Кампании, Тусции и Пицена.

Даже в Северной Италии, которая дольше чем какая- либо другая часть страны противилась всеобщему упадку, сельские жители, спасаясь от налогового гнета и варварских набегов, бросали свои поля и бежали в боль-

шие города, рассчитывая за городскими стенами найти безопасное убежище, а также возможность принять уча- стие в продовольственных раздачах. Поэтому именно в эту эпоху всеобщего упадка Милан, например, был известен как большой многолюдный город, а под укры- тие городских стен Аквилеи толпами стекались жители окрестных местечек и деревень.

В то же время, однако, даже куриалы более мелких городских центров, спасаясь от притеснений сборщиков налогов, налогового гнета и от той ответственности, кото- рую возложило на их плечи государство, бежали из городов и искали убежища в своих земельных владениях. Вместе с ними, как отмечает император Гонорий, бежали члены ремесленных коллегий; бросая города, они скры- вались в сельских местностях, расположенных далеко в стороне от всяких средств сообщения.

Характерно в этом отношении свидетельство Саль- виана; правда, в основном его изложение представляется пристрастным, поскольку оно проникнуто антиримскими настроениями и автор его склонен к гиперболам, однако в данном случае он описывает события, совершавшиеся на его глазах. Сальвиан указывает, что, по мнению современников, даже бегство в самые отдаленные места внутренних областей империи не спасало от опасности и что человек мог считать себя в полной безопасности только в том случае, если бежал прямо к варварам.

«Многие из римлян, — пишет он, — люди отнюдь не низкого происхождения, а представители благородных семейств, бегут к врагам, надеясь найти у них римскую человечность... И хотя они отличаются от варваров рели- гией и языком, они предпочитают жить у них, чем тер- петь от римлян жестокую несправедливость... Единствен- ное желание римлян, живущих у варваров, состоит в том, чтобы им не пришлось вернуться когда-нибудь под власть римских законов».

Можно допустить, что такой отчаянный шаг, как бег- ство к варварам, представлял собой явление чисто эпизо- дическое. Но, тем не менее, не подлежит сомнению, что наиболее характерной чертой экономической жизни Ита- лии и всего Запада в последний век существования империи было все большее обеднение и обезлюдение городов и сельской местности. Все чаще мы узнаем о том, что обширные территории вновь покрываются

лесами и болотами, пастбища запущены, а пашни не обработаны и заброшены. Малярия стала свирепствовать там, где ее раньше никогда не было. Римские современ- ные писатели единодушно и настойчиво свидетельствуют об исчезновении древних городских родов, о запустении муниципиев, о куриях, которые лишились каких бы то ни было средств вследствие непрерывного уменьшения числа богатых горожан, о прекращении промышленной и торговой деятельности, об отсутствии денег, о разруше- нии крупнейших городских зданий.

* * *

В то время как нищета стала широко распространен- ным, почти повсеместным явлением, возник класс новых богачей — так называемое сенаторское сословие, — кото- рый не имел ничего общего с древней римской аристо- кратией и состоял начиная со времен Диоклетиана исключительно из государственных должностных лиц. Освобожденные от налогов, они получили возможность накапливать огромные богатства (далеко не всегда чест- ным путем), используя свое должностное положение, причем население было совершенно беззащитно и не могло оказать им сопротивления. Накопленные богат- ства, нередко огромные по своим размерам, они вклады- вали в землю. Лишь немногие из этих могущественных лиц постоянно жили в столице или других городах, боль- шей частью они предпочитали строить в сельской мест- ности большие красивые и прекрасно укрепленные виллы, где и проводили значительную часть года в окру- жении сильных вооруженных отрядов, колонов и много- численных рабов, часть которых была посажена на землю.

От крупного собственника или управляющего, кото- рый, подобно настоящему сеньеру, правил всеми своими обширными владениями, зависели не только непосред- ственно подчиненные ему люди, но и находившиеся на территории его владений свободные земледельцы, жив- шие в деревнях (vici), вступивших под его патронат. Таким образом, вне городов, вне административного деления империи формировались самостоятельные со- циальные организмы, обладавшие если не юридически, то фактически широкой автономией. Эти социальные ячейки «

во многих случаях становились также экономически самостоятельными, ибо около виллы создавались ремес- ленные мастерские, использовавшие рабский труд, и между различными частями владения возникал все более интенсивный обмен производственным опытом и това- рами.

Свидетельства о несомненном существовании такого рода вилл — центров огромных земельных владений, обладавших почти полной самостоятельностью (это явле- ние можно рассматривать как предвосхищение феодаль- ной системы), имеются в источниках, относящихся к африканским сальтусам, отдельным областям восточ- ной Галлии и южной Британии. Их существование в Италии накануне падения империи нельзя подтвердить документальным материалом. Однако, поскольку в Ита- лии, если не считать многих древних городских центров, которым удалось устоять, дезорганизация и настоящий социальный распад были столь же очевидными и зашли так же далеко, как и в других западных провинциях, следует предположить, что и здесь существовали крупные и независимые земельные владения.

Эта дезорганизация и резкое ослабление государ- ственной власти нашли свое наиболее полное выражение в росте самостоятельности крупных собственников, в их патропате над соседними деревнями (patrocinia vicorum). Все это ясно показало, сколь несостоятельны были по- пытки Диоклетиана и Константина спасти империю посредством установления деспотического, централизован- ного и бюрократического режима восточного типа. По- добного рода попытки могли привести к хорошим резуль- татам только на Востоке, где, судя по многочисленным примерам, деспотия в своей политике исходила из обы- чаев и традиций значительной части населения. Однако на Западе попытки принести интересы частных лиц в жертву государству, эта гипертрофия государственной деятельности, приводили к полному подавлению индиви- дуальных устремлений, имели последствия, совершенно неожиданные для тех, кто надеялся при помощи этого средства спасти и излечить организм, пораженный бо- лезнью.

Тот день, когда ремесленник, торговец или земледе- лец решается отказаться от какого бы то ни было вида производительной деятельности, когда, чтобы избежать

разорительных требований фиска, он совершает подлин- ное самоубийство, — в тот день, ,с полной очевидностью обнаруживалась порочность данной системы. Парали- зуются все виды деятельности, необходимые для поддер- жания жизни в этом организме, более того, проведенные государством мероприятия еще более гибельны по своим результатам: производители, как и любая другая про- слойка свободного населения, не только совершенно порывают с государством, но и начинают видеть в нем, а равно и в его органах своего величайшего врага.

Именно этим равнодушным и даже враждебным отно- шением населения к государству объясняется тот факт, что новая волна варварских вторжений почти не встре- тила сопротивления и что государственное здание импе- рии было разрушено столь быстро. Однако, как мы уви- дим далее, это крушение еще не означало окончательного исчезновения на Западе римской культуры и присущих Риму экономических отношений.

Часть вторая Средние века